Журнальный мир

СИБИРЬ ВОРОБЬИНАЯ

В свежем утреннем доме

В окна смотрит заря.

Мне в древесной ладони

Встретить бы снегиря.

Музыкальные брызги

Воробьиной росы.

Воробьиные визги

Городской полосы…

Снегири крайне редко

В город жаждут полёт.

В мегаполисной клетке

Мало видов живёт.

Воробьиные в мире

Сверкают года.

В воробьиной Сибири

Растут города.

Музыкальная влага

И птичий мотив.

Влажный палец. Бумага.

Капля пискнет: «Чив-чив».

ПОЕЗДКА НА БАЙКАЛ

Ни комарика, ни мошки.

Красота. Байкал. Июль.

А с рассвета осторожно

Над водой возникнет тюль.

Набирает силу солнце –

Будет ясная вода.

Нерпа к небу повернётся

Сытым брюхом. И тогда

Поплывёт кораблик малый

И рыбак блесну швырнёт.

И загадочные скалы

Бриз к беседе позовёт.

Будут галечные камни

В бухте Бабушка круглы.

Бирюзово-синей тканью

Нити влаги у скалы.

Неба и волны касаясь,

Чайки с криком на лету…

И с горы большой спускаюсь

Я с изюминкой во рту.

БОГОРОДСКАЯ ТРАВА

А в Листвянке коза да на горке пасётся,

Потихоньку жуёт травяные слова.

А в Песчанке, поближе к июльскому солнцу,

Богородская мелкая чудо-трава.

Я её соберу понемногу. На память.

Просто – мелкий чабрец, просто – мелкий тимьян.

Я её заварю, чтоб давленье ослабить.

Ведь от солнечных взрывов пред взглядом – туман.

Много ль надо поэту – байкальская сила

Чтоб подольше в распахнутых клетках жила.

Чтоб трава богородская сердце хранила

И здоровье с собою надёжно несла.

БАЙКАЛ

По байкальскому по пресноводному тракту

Мы от бухты Песчаной плывём на Ольхон.

Будет хариус белый буль-бульною тропкой

Плыть. И хариус чёрный рванётся вдогон.

Вот скала Малый Колокол, бухта Синичка,

Бухты Бабушка, Дедушка, Внучка, вода…

Будут дни пресноводные ласково сниться

И мечта, словно омуль – приехать сюда

Ещё раз. Как распахнут Байкал, как укромен…

Сколько помнит вода языков и любви.

И пронзительный холод её непреклонен -

Не грязни чистоту. Темноту не зови.

Голомянка-рыбёшка работой упорной

Будет ночью и днём приближать рыбий бал.

Будут хариус белый и хариус чёрный,

Словно зло и добро, санитарить Байкал.

По байкальской воде, очарованно-чистой

Корабли на Ольхон потихоньку плывут.

А у нерпы-тюленя – глаза декабриста,

Что жену потерял и в столицу зовут.

ОЛЬХОН

Камни. Костёр. И палаток цвета

Тихо меняются. Вечер.

Движется мудрая красота.

Вспыхнули искрами речи.

И у костра – самоцветы бесед.

Споры – яростным соком.

Где-то пронзительный слышен Дассен.

Где-то – щемящий Высоцкий.

День на Ольхоне и чуткая ночь,

Как эгоизм с альтруизмом.

Сгусток энергии вырвался прочь,

Кем-то из космоса вызван.

Тут ли остался? В Шаманской скале?

Или в Байкале вельможном?

Может, он бродит – при свете, во мгле,

К влаге ползёт осторожно?

Звёзды зиры в облаках куркумы

В рисовом небе плова.

Мягкое солнце сходит с горы.

Спит пресноводное слово.

* * *

Орхидея – башмачок венерин,

Или золотая сон-трава,

В майские и солнечные двери

Шлют они тычинками слова.

Как по чудо-шарику ни рыскай,

Как волненьем сердце ни тревожь –

Красивее жужелицы крымской

В мире этом вряд ли что найдёшь.

Жизнь растений с кровью травяною,

Краски насекомых деловых

Награждают нас живой водою –

Каждодневно-благодатный вихрь.

Утренняя магия Байкала…

Ждали поезд. В горы полз туман.

Словно в аметистовом бокале,

Между шпал расцвёл лиловый мак.

* * *

Я пьян байкальской влагою, когда вода невидимо

Охватит, и конечности красны.

И поутру качаются на водорослях мидии,

Наверное, как в Сен-Мало, вкусны.

Они в вине изысканном, да под вино поставлены…

О Франции я после погрущу.

А на Песчаном острове на сибирячек талии,

Когда в сосудах я Байкал ношу,

Любуюсь. Ну а озеро покашливает лодками.

Полвека – словно с чистого листа…

Мы воду пьём лучистую, волшебную, холодную,

Что память отворяет неспроста.

И песенка о Ленине, уже совсем не скользкая,

И голоса байкальских Афродит…

И детство пионерское, и юность комсомольская

Никак не могут в нас перебродить.

Прохладным темпераментом туман к утру рассеется,

Взовьётся влагой к чутким небесам.

Потом вернётся к озеру, потом дождём нацедится,

Смородину промоет по лесам.

Смородина душистая да в термосе заварится.

Гора. Улыбка. Облако с козой…

А мидии на озере качаются, качаются,

Зовут, зовут байкальскою слезой…

* * *

Переходили дни в недели.

Под вечер шум народа гас.

Мы на Байкале песни пели,

И слушала Листвянка нас.

На поезде среди китайцев

(Направо – редкие цветы)

Нас, однодневных постояльцев,

Кругобайкальские мосты

Вбирали. Очень петь хотелось.

Летели строчки над водой.

И наш единый общий голос

Записывал Байкал седой.

И даже не болят гортани…

И омульный круговорот…

Байкал. Песчанка. Звон гитары.

И Софья трепетно поёт.

МАЛАХИТ

А мудрый Урал, словно образ сквозной,

С вокзала, бодря, просквозил.

К Бажову, к Бажову ноябрьской порой

Меня привезти попросил.

Мне сказы его подарили в Баку…

И был ароматом прошит.

На первом, на жизненном берегу

Я строк познавал малахит.

Непрост этот камень, но тёплый, как шёлк.

И есть в нём кураж и игра.

Я здесь на Урале концерт свой провёл.

И ждали его мастера

Из разных профессий, из разных миров.

Но пламень бажовский светил.

Незримую чашу из песен и слов,

Как мастер Данило, творил.

В узорах судьбы малахитится речь,

Как радужный осенью клён.

Похожи рисунки нечаянных встреч,

Но угол слегка изменён.

На тонких пластинах узоры его

Не каждый возьмёт-подберёт.

И стиля «Урал» зазвучит торжество.

И цвет ароматен, как мёд.

БЕЛГОРОД

Заневестились белые горы…

И застенчивый солнечный взгляд

Глянет вслед, словно белые каллы

Золотую тайну хранят.

Я молчу – и спокоен, и ласков.

Впечатленья домой увезу.

Ярко-синие от пролесков

Ждут холмы в Монастырском лесу.

И в тиши многомудрого леса

Белый танец родившихся фраз.

Дорогая, в цветах – это детство,

Что страна неподкрашенных глаз.

Сохраняет камин благородство.

Белый крокус цветёт белым днём.

И в духовке карп белгородский.

Мы тихонько настоечку пьём.

Этот сказочный дуб многорукий,

Где обмолвился соловей.

Это детство летает по кругу –

Край густых нечернённых бровей.

Не ныряя в далёкую лету,

Ярко пишется с пением птиц,

В синих строчках пролесков легенда

По весне белгородских страниц.

У БЕЛОВСКОГО МОРЯ

У Беловского моря до трезвости пьян.

И целебны стихи, как целебен тимьян.

Как целебна черёмуха майской порой.

И в поэзии тут каждый третий – король.

Или, ежели ты поэтический князь,

То не пилишь избу, с женой разводясь.

Ты вдыхаешь ночной благородный туман.

У Беловского моря – как стёклышко… пьян.

Ты гуляешь в местах, где исчезли клещи.

Ты талантлив по-прежнему, как ни пищи.

С поэтессой весёлой, что в дупель трезва,

Обращаете в золото чудо-слова.

У Беловского моря, где ждут соловьи

Всероссийского Слова в огранке любви.

Испытав благородную, светлую дрожь,

Снова к жизни, сквозь трезвую водку, придёшь.

УСТЬ-ЧЕМ

Софье

Капля чуда – это Усть-Чем,

Если царствует лунный туман –

Отдыхает душа от проблем,

И спокойствие сходит к нам.

Утром песню споёт воробей,

Пролетит ворона вдали.

А легенды Сибири моей

Притаились в генах земли.

Ах, какой благодатный день –

Блеск мороза, родник в лесу.

И спокойствие стиля модерн

С русским стилем судьбы несу.