Журнальный мир

Казалось бы, ничего нет менее похожего, чем инстаграм и толстый литературный журнал. Формат первого основан на волнующе красочных картинках – ради этих нюансов «волнующего» в инструментарий соцсети вшиты несколько десятков разных фильтров, – и на минимуме текста: ограничение для одного поста – двести знаков. Формат журнала – это стоический отказ от картинок вообще, о котором любят повторять хранители эталона вроде редакции «Нового мира» (большинство все-таки допускает вклейки с иллюстрациями), и – текст, текст, текст, текст. Иногда и бесконечное наращивание массы текста ради текста.

Инстаграм появился восемь лет назад, толстый литературный журнал – немногим менее трехсот лет назад. У инстаграма 1,1 миллиардов пользователей. Максимальный тираж среди толстых литературных журналов – у «Нашего современника», и это около 6 тысяч экземпляров.

Но мысль все равно (и всегда) движется от яркой картинки, эмоции-вспышки, к осмыслению в словах. Так же происходило и с этой «серией постов», посылом для которой были стильные разноцветные обложки, красочные порой даже своей лаконичностью (и это богатая традиция в европейском книгоиздании). Начавшись с подбора наиболее удачных цветофильтров в инстаграме – дело всё равно кончилось тем, что единственный надежный канал – как сохранить для культуры след этих книг – это всё тот же старый добрый «толстяк». Даже не книга, потому что именно эти книги недолговечны, как мотыльки (про «ночь длинных ножей» я объясняю всё в первом посте), а ISBN как уникальный ДНК каждой книги в отсутствии общих баз данных – не более чем обманка, которая никого никуда никогда не приведет.

В конце концов, есть и в строго-текстовой традиции «родственник» инстаграма по лаконичности: это библиографические карточки.

#карточкапервая

Alisa Ganieva, Igor Savelyev, Anna Lavrinenko, Aleksej Lukjanov. Il secondo cerchio / Traduzione di Mario Alessandro Curletto e Elena Chessa. – Milano: Marco Tropea Editore, 2012.

Эти книги давно стоят у меня на полке, и я порой думаю, что только у меня, ибо таковы волчьи законы западного книгоиздания: как нам рассказывали, в некоторых странах книга живет несколько недель. Если ее распродали – допечатывают, если нет – остаток тиража под нож. Судьба этих книг окружена флером романтики: про испанскую говорили, что, когда наше барселонское издательство разорилось, остаток тиража отправили в Латинскую Америку, где следы теряются, и я представляю неприкаянный корабль, такой Летучий Голландец с книгами.

Когда-то эти книги и этот масштабный (примерно на пять лет) «Международный проект премии «Дебют» сыграл большую роль в судьбе многих российских молодых авторов, и будет справедливо рассказать о нем и об этих книгах, – так я начинаю свою «Тысячу и одну ночь». Конкретно это – итальянский сборник миланского издательства Tropea 2012 года. Он откроет серию из-за показательной обложки с раздолбанной чувашской (судя по номерам) «шестеркой»: это западная картинка, в том смысле, что издатель купил ее «там», а не «тут», уже знаменитой, она была на чьем-то европейском же музыкальном альбоме. «Их» представления о «нас» часто сводятся к набору – не хочу сказать штампов, но уже отточенных визуальных образов.

В 2009 году премия «Дебют», ставшая к тому времени своего рода профсоюзом литераторов конца 70-х – начала 90-х годов рождения, запустила международную программу, ключевым пунктом которой были переводы. Заказ переводов молодой русской прозы авторитетным переводчикам из разных стран, а затем своего рода «ярмарка» этих текстов для издателей. Это камень преткновения во всей экспортной цепочке русской литературы: издателю не интересен кот в мешке, а значит, дорогостоящий перевод он не оплатит, а значит, так ничего о «коте» никогда и не узнает. «Дебют» и вбрасывал на национальные книжные рынки эти переводы. Генераторами этой идеи выступили Ольга Славникова – математик по образованию, она просчитывала эту, казалось бы, бесплотно-эфирную окололитературную материю математически, – и Андрей Скоч.

Как развивалась эта история, где эта тактика оправдала себя, а в чем мы, может быть, ошибались – я буду рассказывать далее.

#карточкавторая

Squaring the circle: short stories by winners of the Debut Prize. – Moscow: Glas, 2010.

О технологии «экспорта литературы», которым занимался штаб премии «Дебют». Да, главным звеном был заказ переводов прозы (изредка – поэзии) молодых российских писателей. Но, чтобы попасть в руки потенциальных издателей и литагентов, этот перевод должен был облачиться в какую-то физическую форму. И здесь было два пути. В половине случаев в какой-нибудь условной Швеции или Франции находилось издательство-партнер, выпускавшее сборник. Для другой половины «Дебюту» в помощь была такая уникальная вещь, как Glas. (К сожалению, сегодня уже нет ни того, ни другого.) Этот некоммерческий издательский проект был основан в Москве в 1990 году Наталией Перовой. «Экспорт» литературы был ее профилем еще в то времена, когда она возглавляла английскую редакцию журнала «Советская литература». Книги Glas, физически напечатанные в Москве, бытовали, в основном, в США и Великобритании, сначала в профильной среде издателей-агентов-критиков, потом (с развитием технологий) через ресурсы типа Amazon, которые там вообще гораздо менее снобские и «прописку» у каждой книжки не спрашивают.

В принципе, печатать glas’совские сборники «Дебюта» можно было и в нью-йоркской или лондонской типографии (и, кажется, пару раз так и делали), но обычно мы нагружались тиражом в Шереметьево, хватали допчемоданы с книгами и гнали в JFK или Хитроу . О, в Хитроу была еще смешная история с монитором для презентаций, который мне поручили везти, но об этом как-нибудь после. Отдаленно она напоминает семейную притчу о моем прадеде Михаиле Савельеве, который как-то поехал на базар продавать поросенка, и что из этого вышло.

Это первый сборник Glas & Дебют, и, если так можно выразиться, базовый (как говорят же – «базовая футболка») – с ним «дебютанты» гастролировали по обе стороны Атлантики несколько лет. Среди двенадцати авторов мы видим и Олега Зоберна, еще не приступившего к автобиографии Иисуса, и Дениса Осокина докинематографических времен, и Алису Ганиеву, которая здесь еще представлена мужским псевдонимом Gulla Khirachev, но уже со своей подлинной фотографией, а не «вымышленной» мужской, утащенной из дагестанских сообществ в соцсетях. Мой рассказ «Modern-Day Pastoral» перевела Аманда Лав-Даррах.

#карточкатретья

Igor Saveliev. Les Russes á la conquȇte de Mars: roman. Traduit par Marie-Noelle Pane. – Paris: Éditions de l’Aube, 2013.

Подробнее остановлюсь на главной беде «экспорта» русской литературы за бугор (шутка) – Йотировании. Недавно кто-то спрашивал, почему на визитках написано «Savelev». О, да сколько ж копий сломано. Написание русской фамилии такого типа имеет несколько вариантов, и все были обширно задействованы в истории международной программы «Дебюта». Французы предпочитали «Saveliev». Немцы вместо I ставили J (но там вообще было железное громыхание двух W). После консультаций «каноническим» вариантом для англоязычных книг был выбран «Savelyev». Хотя и там порой спрашивали, а зачем этот Y и как читать.

Таким образом, формально, на разные языки были переведены четыре разных автора, потому что вариант вовсе без передачи йотирования промежуточными знаками – Savelev – тоже однажды проскочил в групповом сборнике на французском языке. К нему-то я, в общем, с годами и пришел, устав от разночтений обложек, визиток, банковских карточек и виз. Родной российский ФМС (так передано и в загранпаспорте) осветил нам путь. Правда, меня больше не переводят, ну а сумасшедший библиограф будущего пусть сломает себе голову.

Это парижское издание романа «Терешкова летит на Марс» (L’Aube, 2013), в котором еще одна фамилия – Терешкова (немного подзабытая на западе, и вообще – с устрашающим Ш) уже была для удобства сразу отброшена переводчиком (Мари-Ноэль Пэн) и издателями. Экспортным вариантом (сначала для французского, потом для английского переводов) стал, после ряда консультаций, «Русские летят на Марс», что, боюсь, могло запутать читателей, потому что, – если кто читал, – никто в романе никуда не летит.

#карточкачетвертая

El sequndo círculo / La seleccion de textos ha sido realizada por Yulia Dobrovolskaya y Ricardo San Vicente. – Barcelona: La Otra Orilla, 2011.

«Голых» переводных книг, естественно, было мало. Увлечь Запад должны были и сами new russian writers. Здесь было три формата. Первый – с него начинались первые вылазки в Нью-Йорк и Лондон – предполагал стенд «Дебюта» на book fair и активность на нем. Второй, впервые опробованный во Франции – бурная гастроль по провинциям, когда каждый день мы приезжали в новый город, раза три проводили презентации в книжных магазинах и библиотеках, и вперед: Гренобль мешался с Бордо, а Дижон с Тулоном. Михаил Енотов был уже тогда был более известен как фронтмен «Ночных грузчиков», а не как прозаик, и так мы себя в шутку и называли, тягая чемоданы книг на новых и новых ночных вокзалах.

Третий формат впервые был воплощен в Испании в 2011-м (так что иллюстрирует эту «карточку» сборник издательства La otra orilla). Оказалась, ставка не столько на выступления, сколько на интервью – идея более перспективная, европейские СМИ восприимчивее к «культурным» темам, чем наши (если еще и правильно организовать, чем в Испании занималась переводчик и культуртрегер Юлия Добровольская). Апофеоз был в один из дней Италии-2012, когда у нас с Алисой Ганиевой и Аней Лавриненко было назначено шесть интервью подряд. За завтраком я сказал: так, девочки, мы умрем, давайте развлекаться, каждый раз будем говорить кодовую фразу, например, «Это было потрясение». Но все забыли, я сам вспомнил на четвертом, отвечая на вопрос о Навальном – крякнул: «Да, митинги! Это было потрясение!» – и все сползли под стол. Тогда же мы стали свидетелями итальянского темперамента: мы опоздали на прямой эфир на 15 минут, и сотрудник радио реально бросился на нашего сопровождающего с кулаками. Что касается череды испанских интервью (половина из которых называлась «Дети перестройки»), там я отличился безумной импровизацией: «По ночам мы пьем водку и обсуждаем Путина и Медведева!» – и это сверстали гигантским выносом на полосе. Хотя пили мы вино и обсуждали более близких знакомых.

#карточкапятая

Igor Saveliev. La ville blême. Une histore d’auto-stop. Traduit du russe par Claude Frioux et Irène Sokologorsky. Editon bilingue. – Игорь Савельев. Бледный город. Повесть про автостоп. – Paris: Lettres Russes, 2009.

После моих заметок у читателя может возникнуть ложное впечатление, что переводы российских авторов и какое-то их «бытование» за пределами – это чисто грантовая история, организованная в РФ. Это не так, и в доказательство расскажу об этой книге (парижское издание «Бледного города» 2009 года), появившейся вне каких-то программ и до проекта «Дебюта». (Но выставление этой книги здесь логично тоже, потому что много позже «Дебют» выкупил и переиздавал этот перевод уже в рамках своей программы.)

Однажды мне написала Ирен Сокологорски – профессор славистики одного из парижских вузов, в котором с 1987 года существовал некоммерческий издательский проект Letress Russes. Вместе с мужем Claude Frioux они высматривали в российских толстых журналах интересные им романы и повести (в моем случае в «Новом мире»), переводили и издавали. Причем, в отличие от российской книготорговли, въезд на которую открыт только гигантам типа «Эксмо» или АСТ, в парижских магазинах продают и такую сугубо «камерную» книжную продукцию: мои знакомые видели эту книгу в продаже за 8€, а может, даже и купили.

Я не случайно написал имя переводчика на французском: видя его на обложке и ни разу не встретившись лично (а с Ирен мы познакомились на фестивале русской книги в Париже в 2011-м), я понятия не имел, даже как оно произносится. Поэтому, когда много позже (недавно) я работал с томом ЖЗЛ про Андрея Вознесенского, то равнодушно проглядывал страницы о том, как то ли на Старой площади, то ли на Лубянке допрашивали его друга, переводчика и проводника по злачным парижам 60-х Клода Фриу, и только в конце до меня вдруг дошло – кто это. Тут же, зная русскую транскрипцию, я нагуглил сообщение ТАСС, что Фриу умер в 2017 году в возрасте 85 лет: он был культовым переводчиком Маяковского, Чехова и поэзии Серебряного века. Принося запоздалые соболезнования Ирен, я так и не признался в постыдном факте, что до сих пор не знал – кто на склоне карьеры перевел «Бледный город».

#карточкашестая

[Квадратура круга: Сборник лауреатов премии «Дебют». – Пекин: «Народная литература», 2010.]

Перед вами один из китайских сборников прозы молодых российских писателей (издательство ЦК КПК «Народная литература»). Получив экземпляр, я смог опознать свою повесть («Гнать, держать, терпеть и видеть») только по числу глав, пронумерованных арабскими цифрами: помимо цифр, книга не содержит ни одного знака хотя бы на латинице. Ее выход сопровождала байка, что иероглиф на обложке, обозначающий «Премия «Дебют», скорее может быть переведен как «Премия девственников», но если даже это не так, то проблема адекватности перевода на китайский вообще была довольно остра. Моим переводчиком был Лю Сяньпин (в рабочей переписке я называл его «другом Лю», но вряд ли он понял политическую аллюзию на «друга Рю»), чуть ли не главный специалист/функционер (там это одно) союза писателей КНР по русской литературе, – и то многие его вопросы по тексту повести повергали меня в столбняк. Я даже хотел собрать эту переписку в отдельный файлик и когда-нибудь издать с неясными культурологическими целями, но, кажется, она куда-то канула.

Да, у «Дебюта» была не только «западная» программа, но и едва ли не более полная – «восточная» (если не ошибаюсь, позже ее ответвлением стало создание российско-китайской премии для переводчиков, уже вполне «взрослой»). Туда ездили отдельные делегации. Про эти поездки рассказывал, например, Дима Бирюков, с которым мы «гастролировали» в одной команде по США. Его после Китая приглашали для беседы в ФСБ в родном Новосибирске (я это запомнил потому, что и меня после Вашингтона и визита в Госдеп, освещенного в СМИ, пригласили на беседу в Уфе). Диме было уже трудно ездить – рассеянный склероз прогрессировал, и очень важно, что «Дебют» помогал ему таким образом жить полной жизнью. Про свою болезнь Дима все время бодро сообщал, что наука вот-вот ее победит, но победила болезнь: он умер в 2016 году в возрасте 37 лет.

#карточкаседьмая

Off the beaten track: stories by Russian Hitchhikers. – Moscow: Glas, 2012.

Сборники Glas иногда могли выглядеть спорно или провокационно, но это искупалось концептуальностью. Как в случае с «Off the beaten track» (2012), что можно перевести и как «Проторенной дорогой», и как «Дорогой битников». Упав на американскую почву, наши повести про феномен автостопа должны были зазвучать по-новому. Надо сказать, в этом смысле американские традиции (в т.ч. культурные) оказались мертвее, чем мы ожидали, автостопа там никто не видел лет 30, хотя на «творческих встречах» и попадались ностальгирующие пенсионеры или, там, читатели Керуака того же возраста.

После «Бледного города» в поле зрения «Дебюта» попала только одна «тематическая» повесть, «Stop! Или движение без остановок» Ирины Богатыревой («Октябрь», 2007, № 5). В некотором смысле, повесть Иры больше подходила под тактические задачи наших поездок, потому что основным призывом публики было «Расскажите что-то экзотическое», и чтение фрагментов, где, например, пьяный водитель со стопщиками на борту уходит от полицейской погони, принималось на ура.

Тактика «привлечь внимание книгам, оглушив экзотикой from Russia» вообще была востребована всегда. Как-то в Италии нас с Алисой Ганиевой вдруг позвали на выпуск новостей на национальном телевидении (Четвертый канал – «канал Берлускони», как многозначительно шептали все). Нас долго собирали, как в космос, потом импозантный ведущий перед эфиром сказал, что у нас будет ровно минута, чтобы рассказать что-то интересненькое. В итоге мы с Алисой затараторили какие-то безумные истории, косвенно связанные с книгой: я уже не помню, о чем, а Алиса о том, как в 17 лет все парни в компании сдали ей оружие, и она пронесла пистолеты под платьем в ночной клуб, потому что девушек не обыскивали. Ведущий слегка остолбенел от напора и бессмысленности того, что мы несли в теленовостях. Тем более, как позже дали понять Алисе, сравнение Кавказа с «мафиозной Сицилией» было неправильным шагом на канале Берлускони.

#карточкавосьмая

Igor Savelyev. Mission to Mars: a novel. Translated by Amanda Love-Darragh. – Moscow: Glas, 2013.

Активная часть международной программы «Дебюта» свернулась к 2013 году – им же датируется моя первая и последняя «отдельная» книга Glas’а (английский перевод романа «Терешкова летит на Марс»), которой уже не довелось пройти круг Лондонской и Нью-Йоркской книжных ярмарок. Я хочу еще раз сказать спасибо Ольге Славниковой, Наталии Перовой и Аманде Лав-Даррах, которые прежде всего стремились к тому, чтобы дать автору шанс быть замеченным издателем. Через любой канал коммуникации – критику, профессиональное «сарафанное радио», Amazon, – даже если перспективы участия в ярмарках для книги уже стоят под вопросом.

Она дорога мне еще и обложкой: художник Игорь Сатановский достаточно вник в «Терешкову», чтобы понять, что роман про «социальную аэрофобию», и даже с какой маркой самолетов она там связана. Это отметил не только он, Игорь Фролов пошутил (надеюсь) в статье того же 2013 года («Бельские просторы», № 7), что Медведев запретил эксплуатацию Ту-154 в аккурат после выхода «Терешковой», и, возможно, Савельев в Госдепе получил заказ «валить» самую распространенную отечественную модель. Шутки шутками, но на подходе был мой роман «ZЕВС», который, если кто читал, тоже связан с туполевскими разработками, только уже в области пассажирского сверхзвука. Так что я планировал, если проект «Дебюта» продолжится, предложить так же (только в холодных синих тонах!) обыграть на обложке советскую почтовую марку с Ту-144.

Ну и добавлю («наш ответ Игорю Фролову»), что как такового «запрета на эксплуатацию» Ту-154 никогда не было. В 2011 году, после аварии в Когалыме, Медведев «рекомендовал подумать» об этом, после чего авиакомпании начали стремительно «думать», чтобы через год-два не влететь под запрет. После сочинской катастрофы 2016 года от Ту-154 отказались и силовые ведомства. Минтранс и тогда заявил, что официально запрещать самолет не будет, но по сути запрещать было уже нечего. И кстати – мне всегда нравилось на нем летать.

#карточкадевятая

Read, Russia! An Anthology of new voices. Edited by Elena Shubina. Introduction by Antonina W. Bouis. – New York: Read Russia Inc, Overlook Press, 2012.

Несколько лет назад многих позабавил скандал с писателем Шишкиным, который заявил, что не желает больше ездить на Нью-Йоркскую книжную ярмарку за счет кровавого режима. Все сразу задались вопросом, почему режим оплачивал писателю Шишкину – гражданину Швейцарии – эти поездки из Цюриха в Нью-Йорк. Рациональное зерно водевильного скандала было в том, что Роспечать, действительно, довольно щедро финансировала госпрограмму, аналогичную «дебютовской» – с участием именитых писателей в ярмарках и переводами. Иногда эти программы пересекались, как в Нью-Йорке в 2012 году, где Россия была почетным гостем ярмарки, а часть «дебютовской» делегации после завершения своей программы влилась в официальную делегацию (в гораздо более роскошных гостиничных и прочих интерьерах).

Тут я могу громко заявить (в пику писателю Шишкину), что никогда не состоял в делегациях РФ. Мы с прозаиком Арсланом Хасавовым тогда оказались в забавном положении между: с «дебютантами» в Москву не улетели, но и в госхоромы не переехали. «Дебют» оплатил нам хостел, мы работали на стендах ярмарки, и хотя нам не перепадало плюшек в виде фуршетов и приемов, зато у нас были проходки на ночные клубные тусы, где для делегации РФ на крыше пел Gogol Bordello и однажды кто-то зарезал кого-то штопором в туалете (но это оказалось разборкой мексиканских официантов).

Тем неожиданней был для меня приятный сюрприз, что мой рассказ «Народная книга» оказался включен в англоязычный сборник членов российской делегации – «Read Russia».

Смутно помню, что мы спали посменно, но не сняли второй номер, а деньги, выданные на это, поделили, потому что денег у нас не было, и тарились японскими пиджаками XS перед рейвом. А из пятизвездочного отеля доносились слухи о том, как писатель N гладил носки и прожег дорогой ковер, а степенный писатель NN разбежался, чтобы прыгнуть из ванной в кровать, но врезался в стеклянную дверь.

#карточкадесятая

Ecrire la vie: Laureats du Prix Debut. – Moscou: Glas New Russian Writing, 2011.

Как автор я влился в международную программу «Дебюта» довольно рано, а как человек довольно поздно. То есть я всё никак не мог выехать вслед за книжками. Посольство США дважды отказывало мне в визе, причем во второй раз консул бросил мне «Эти документы вы могли купить в метро». Так что впервые я присоединился к бродячей труппе молодых писателей в 2011 году, в эпичном туре (в поддержку представленной здесь книги) по городам Франции, который был организован выдающейся слависткой Кристин Местр.

Вот уж где фраза «Это было потрясение» вполне уместна. Дело не только в том, что там я встретил настоящих друзей. По тому, как расширялось время (из-за ежедневной смены обстановки через какое-то время перестаешь понимать – неделя прошла или месяц; утром в Гренобле я вышел на крыльцо и вдруг встретил Альпы, а в полусне в старинной гостинице в Бордо видел, кажется, привидение), это было похоже на первую поездку автостопом. И означало такую же перепрошивку. Мы были вброшены в какую-то новую ситуацию, как бросают за борт, и на ходу учились, ну, например, публичности. Она была немного будто с чужого плеча, и мы, в принципе, понимали, что в многочисленных залах приветствуют не лично нас, а неких «русских писателей» вообще (это напоминало постулат Платона о разнице вещи и идеи вещи). Но меня это многому научило. В конце концов, ты тот – даже не «кем ощущаешь себя», а «как держишь себя».

В целом этот странный образ жизни продолжался дольше, чем я ожидал – несколько лет, и в некоторые из этих лет я проводил, кажется, до половины времени в одном образе на родине и в другом образе вне. С работой это был, конечно, стресс, я выпадал из одного месячного административного отпуска в другой, мое начальство не очень понимало, что происходит, да и я тоже. Но в итоге руководство «Башинформа» и газеты «Версия» мудро решило не мешать мне, потому что однажды всё это кончится, и однажды всё это кончилось.

Но это еще не конец моей истории.

#карточкаодиннадцатая

Das schönste Proletariat der Welt: Junge Erzähler aus Russland / Herausgegeben und übersetz von Christiane Körner. – Berlin: Suhrkamp Verlag, 2011.

Всё это далеко не полная летопись международной программы «Дебюта», хотя бы в силу того, что на проекте была ротация, соответственно, многие книги выходили без меня. Из тех, где моя проза все-таки есть, но авторский экземпляр до меня так и не доехал, только, пожалуй, вот – немецкий сборник «Прекраснейший пролетариат мира», обложку которого я взял с Amazon. Это очень характерная для немцев обложка. Выглядит как вузовская методичка, российский читатель заподозрит что-то малотиражное и от кустарей с принтером, и ошибется, потому что это крупнейшее издательство Германии Suhrkamp Verlag и любимый в тех широтах «академичный стиль».

«В тех широтах» в новейшей истории я так и не побывал. «Пролетариат» сопровождали живьем другие авторы (говорят, это был самый логистически сложный тур по городам Германии и Австрии), и я был этому втайне даже немного рад. Во-первых, меня бы просто уже выгнали с работы, а во-вторых, у меня столько родственников в Германии, что это делало бы мой приезд в страну двусмысленным. Не навестить тёть-дядь-кузенов неудобно, да даже и просто обидно, но вырваться из жесткого графика и маршрута нереально, а задержаться после тура на недельку тоже никак. (Мне всё время казалось, что в Уфе меня начну полосовать все, кому я что-то должен – сдать, написать; обычный психоз копирайтера. Надо ли пояснять, что перед каждой поездкой я был полон возвышенных планов «Я беру ноутбук, я буду работать ночами!» – и с каким итогом на самом деле прибывал обратно в Шереметьево.)

Я провел в Германии детство (вернее, несколько летних каникул в подростковые годы), и в новом веке туда не возвращался. Европа 90-х была связана для меня скорее с родительской опекой и чем-то еще таким, и совершенно не похожа на Европу, которую я узнал (во многом благодаря «Дебюту») и полюбил после 25, но это и логично: эта штука не для сопляков.

#карточкадвенадцатая

Igor Saveliev. La ville blême. Une histoire d’auto-stop. Roman traduit du russe par Claude Frioux et Irène Sokologorsky. – Paris: Éditions de l’Aube, 2013.

В январе 2014 года мы прилетели в Париж, уже зная, что это наш последний тур. Нам предстоял фестиваль русского искусства в мэрии одного из округов Парижа – соседний дом с Пантеоном; жили мы тоже рядом, и каждое утро я бегал в антикварный магазинчик у решетки сада Люксембург, где купил в итоге крутых деревянных гусей.

Это была лебединая песнь международной программы «Дебюта» еще и в силу ударности дембельского аккорда. Издательство L’Aube, когда-то имевшее репутацию французского Политиздата (если не Миттеран, то кто), переключилось на художественную литературу и внезапно увлеклось молодыми российскими авторами. К фестивалю оно выпустило не коллективный сборник, как это обычно бывало, а серию отдельных книг – Ани Лавриненко, Алисы Ганиевой, Лёши Олина (я пёрся, что его писали Oline, почти Online), Вики Чикарнеевой, а у меня вышло аж две сразу (здесь представлен «Бледный город»).

Тут самое время ответить на вопрос, а чем кончилось-то. Ради чего была международная программа и кто откликнулся на этот «экспортный» призыв. Сигнал. Потому что иногда мы были похожи на безумных радистов, слушавших вселенную.

Мне кажется, итог – во Франции. Может быть, в силу известной культурной близости, не знаю. То же L’Aube продолжило активно работать с нашим поколением уже и после «Дебюта», там выходили книги и Александра Снегирева (совсем недавно), и Лизы Александровой-Зориной и др., а Алису Ганиеву забрал сам Gallimard. Я думаю, Париж и будет той точкой, откуда начнется возрождение – рано или поздно. Аминь.

Мы собирались эпично отметить последний вечер в Париже, но отравились суши и тихо-скромно отбыли в CDG, а по дороге в аэропорт я фоткал на скорости «Конкорд», выставленный на обочине, потому что именно этот экземпляр упоминался в уже готовом к изданию романе ZЕВС, а еще его герой приносил на ботинках белую пыль сада Люксембург.