Десять стихотворений

Десять стихотворений

I

Найду ли я прибежище тоске,
Сопутствующей, кажется, мне снова, –
Не той, что в тлеющем заметна лепестке,
К себе не требуя вниманья показного,
А той, соседствующей с песней и судьбой,
Уже провидящей связующие нити,
Встающей в небе, как луна в зените,
И властвующей, может, над собой?

С печалью проще – вот на склоне дня,
Мила, как ласточка, лазурь небес тревожа,
Она возвысится, к неведомому вхожа, –
И, значит, прожитое было для меня
Не просто памятью, а чем-то, что полней,
Куда просторнее, распластанней, прекрасней,
Невыносимое – оно всегда опасней
Тем, что чем дальше в дебри, тем ценней.

А ты, тоска, столь часто не с руки,
Пока тобою напрочь не покинут, –
К тебе склоняемы и всё же высоки,
Пернатые не смолкнут и не сгинут,
И только для тебя в вечерний час
Древес нежнее очертанья,
Южнее жертвенного слов предначертанья,
Хранимы в поле испытанья каждый раз.

Когда бы ты не мучила порой,
То я пришёл бы сам к тебе с повинной,
Но ты злосчастной тешишься игрой,
Украдкою паря над Украиной,
Ты впитываешь тайные ключи, –
Остановись же, Бога ради!
Скрывайся от меня и не молчи,
Хоть иногда взывая о пощаде.

Завес торжественных я вижу над тобой
Тяжёлые, спадающие складки, –
Знать, о тебе рассказывал прибой,
Шептали горы, грудясь в беспорядке.
Стекло разбитое бренчало для тебя,
От ветра вздрагивали ветки,
Зарницы вспыхивали, тягостны и редки,
Тобой ведомые, – любя, щадя, скорбя.

Заботливая! – вестники твои
Нам жажду утолят наполовину –
И вмиг обратно, утаив причину
Того, зачем пчелиные рои
Тянулись к звёздам, спутав их с цветками,
Зачем собаки лаяли вокруг –
Ужель Гекату чуяли? – и вдруг
Затихли, пьют поспешными глотками.

Найдётся ли к окрестности, скажи,
Подход какой-нибудь – пускай тропа иль слово? –
Но ты ответить мне сегодня не готова,
Туманные сгущая рубежи, –
Сомненье шевельнётся вдалеке,
А окрику и это не по силам,
Зане потворствует надеждам-старожилам –
И вот уходит медленно к реке.

II

Разубрана – мне глаз не оторвать –
Неброскими цветами на закате
Вся улица, – в реке на перекате
Вода рокочет, – как её назвать,
Прохладою готовую обнять, –
Спасительною, чистою, родною? –
Всегда отъединённая от зноя,
Томит она, – да как теперь узнать,
Куда идти? – по тропке ли, в провал
За скалами, темнеющими прямо,
Где ветер впереди облюбовал
Воздушную вместительную яму
Для лежбища глухого своего,
А может быть, для игрища ночного? –
По кромке ли, туда, где ничего
Не чувствуя поблизости дурного,
Стрекочут на весу иль на лету
Какие-то невидимые твари,
Звенящую заполнить высоту
Готовые в неслыханном угаре,
Из глуби возникающие вдруг
И там же исчезающие снова,
Как будто бы природе недосуг
Сказать о них устало хоть полслова? –
Сюда ли мне? – конечно же, сюда! –
Я к берегу шагну из окруженья
Деревьев, не бывавших никогда
В заложниках земного притяженья, –
И брошусь в эту свежесть, в эту весть
О радости, о том, животворящем
И трепетном, которого не счесть
Ни в прошлом нам нельзя, ни в настоящем.

III

Рекою-скромницей и нынче увлечён,
Хотя и ведая, конечно, что почём
На свете этом в области особой,
Куда соваться попросту не пробуй,
Поскольку шею запросто свернёшь,
Но молодости больше не вернёшь,
Немыслимые дни я вспоминаю,
Где жизнь цвела поистине иная,
Где каждый шёл туда, куда хотел –
И ветер дул, и лист ещё летел,
И весело толпились на востоке
Ещё никем не скованные сроки,
Среди которых кровью набухал
Безумец-век, – и голос отдыхал
В степном пространстве, где подсолнух спел,
А тот, кому приспело – просто пел,
И запахи на западе теснились
За скалами, и сны мне чаще снились.

Там струны строгие ржавеют в ожиданье
Доселе невозможного страданья,
Так некогда осознанная связь
Косою амазонки расплелась,
Там слышится негромкое рыданье
И кто-то дожидается гаданья
Там тот стоит, кто вычерчен лучом
В окне ночном – но он-то ни при чём –
К теплу приникнуть, может быть, и надо –
Как холодок во рту от винограда,
Сквозит в округе призрачный налёт
Прохлады, – и приветы всем нам шлёт
Зима-разлучница, что впрямь не за горами,
Что к лету с горькими потянется дарами,
Пресыщенная играми с огнём, –
Тогда-то мы, видать, и жить начнём,
Тогда-то и дышать начнём учиться, –
И может всякое в пути ещё случиться.

IV

И всё же изумлению сродни,
Как в детстве, состояние такое, –
И весь ты – от порыва до покоя –
С возможностью изведать эти дни,
Постичь их суть, – уже накоротке, –
Почтить их память, может быть, в грядущем,
Настичь за веком, к сумеркам идущим,
Их ясный свет, – и, с розою в руке,
На краешке сознанья замереть,
Потом шагнуть растерянно и просто
Туда, где высь, где есть предвестье роста,
Туда, где глубь забвенью не стереть, –
Потом увидеть то, что лишь тебе
Дано увидеть в мире этом ныне,
Потом осмыслить это, – пусть в гордыне
От этого иным не по себе –
И поделом! – тебе не по пути
Ни с ними, ни с подобными, – вниманья
Ты ждёшь давно, ты жаждешь пониманья,
Поскольку жив ещё, как ни крути,
Поскольку зряч, – и слух распахнут вновь
Пространству, что со временем не в ссоре, –
И со слезой горючею во взоре
Верна тебе вселенская любовь.

V

Покуда завораживаешь ты
Своим напевом горьким, Киммерия,
Бессмертен свет, сходящий с высоты
На эти сны о воле неземные,
На этот сад, где, к тополю склоняясь,
Тоскует сень сквозная тамариска
О том, что есть неназванная связь
Примет и слов, – невысказанность близко,
Чуть ближе взгляда, – ветром шелестит,
С дождём шумит, якшается с листвою,
То веткою масличною хрустит,
А то поёт над самой головою,
О том поёт, что нечего искать
Вот в этой глуби, выси и просторе,
Поёт о том, что сызнова плескать
Волною в берег так же будет море,
Как некогда, – как, может, и тогда,
Когда потомкам что-нибудь откроет
Вот эта истомлённая гряда,
В которой день гнездовье не устроит, –
И вся-то суть лишь в том, чтоб находить
Всё то, что сердцу помнится веками, –
И с этой ношей по миру бродить,
Рассеянно следя за облаками.

VI

А чуда ни за что не рассказать –
За дружеской неспешною беседой
На сплав немногословности не сетуй
С тем, что узлом впотьмах не завязать,
Не выразить, как взгляды ни близки
И сколь ни далеки шаги в пространстве –
И всякий раз, и в трезвости, и в пьянстве,
Кусаешь недомолвок локотки.

Коль чуду не стоять бы на своём,
Иную обрели бы мы дорогу,
Ведущую к забвенью понемногу, –
И мы его и видим, и поём,
И чествуем, и чувствуем везде,
Где есть надежда так, а не иначе
Уйти к нему тропой самоотдачи,
В мирской не задержавшись чехарде.

Когда подобно рвению оно
И вместе с тем похоже на смиренье, –
Намёков и примет столпотворенье
Горенью без раздумий отдано
Для жертвенного света и тепла,
Для внутреннего строгого отбора,
Где истины крупицами не скоро
Сверкнут на солнце пепел и зола.

VII

Оттуда, где начало, где исток,
Протянуты не тающие нити
Сюда, где я дышу, до этих строк,
Свидетельниц того, что мир жесток, –
И год незаменим, как ни зовите
Сейчас его, – ещё он, дайте срок,
Напомнит о себе – ещё высок,
Уже ушёл туда, где сохраните
Крупицу сути, истины виток,
Но только, вспоминая, не темните.

Любови небывалый водоём,
Томящий нас, куда теперь отрадней,
Чем очи пробудивший окоём,
Чья грань бывала резче, и нескладней
Морщины грубой, складки или шва,
А то лежала жилою у рва
Из облаков клубящихся, – струною
Дрожа басовой, пела под луною, –
Дорожкою, разбухшей от росы,
Травы тащила сонные власы.

Войдём в него – прозрачней не найти
Воды в ночи, – потом сии напевы
На острове, носящем имя девы
Полузабытой, вспомним на пути
К неведомому, – то-то на уме
У нас простор – и кормчий на корме
Откуда-то возьмётся сам собою, –
И кто соприкасается с судьбою
И к тайне вхож? – корабль ушёл, – скажи,
Куда? – и выше голову держи.

VIII

Единственное вымолвят «прости» –
И там, где ночь сомкнёт над нами своды,
Исчезнут вдруг – и вновь отнимут годы
У тех, которым некуда идти,
У тех, которым некого позвать
Из прошлого, а может быть – из бездны,
У тех, кому давно уже известно,
Что время в мире некуда девать –
Оно не уходило никуда,
Но, убывая, сразу прибывало,
И всё-таки его недоставало,
Хоть это не утрата, не беда, –
Ведь бед мирских не надобно искать –
Куда ни глянь, сквозят они повсюду, –
А ты бредёшь меж них, причастный к чуду,
Чтоб с грустью вместе радостью плескать.

То роем пчёл, то птичьим говорком,
Наречьем свищущим, щебечущим, щемящим,
На веки вечные прощаясь, точно ком
Застыл в гортани, – паводком звенящим,
Шумящим выводком, незримым локотком,
Ещё мелькающим и тающим в лазури,
Чтоб все, кто всё-таки владеют языком,
Лоскутья домыслов кроили по фигуре,
Чтоб тот, кто с кем-нибудь хоть чуточку знаком,
Хотя бы изредка здоровался когда-то,
Привык довольствоваться даже пустяком,
Вниманья требуя предвзято,
Приходит осень – всё-таки при ней,
Неумолимой и печальной,
И жесты сдержанней, и тон куда скромней,
Чем там, в наивности поры первоначальной,
В невинных опытах, ненайденных словах,
Ещё желающих принять иные формы,
Чем им положено, – а нынче дело швах,
А там обрушатся и непогодь, и штормы
На эту почву с глиной пополам,
С хрустящей россыпью по кромке самоцветной,
А там, как водится, такой пойдёт бедлам,
Что дом насупится с досадой безответной
На эту плещущую всем, что под рукой,
Куда попало, только бы попала,
Погоду, бредящую влагой день-деньской,
Бубнящую, что за ночь накропала,
В накрапе каверзном оконного стекла,
Что вряд ли выдержит всю мощь её крутую,
Всю горечь тайную, что кровью истекла,
Всю помощь странную, что всё же не впустую,
Как ни крути, но всё-таки дана
Как бы порукою за то, что завтра будет,
Приходит осень – то-то и она
Живёт, как Бог положит и рассудит.

Х

Чего ты ждёшь сегодня от меня,
Пора моя, пустынница седая?
Кого зовёшь, ещё не увядая,
Воспрянув от присутствия огня,
С которым в доме, вроде, веселей –
Не всё ль равно – печного иль свечного –
То дикого, а то почти ручного, –
Смотри на пламя, плачь и не жалей
Ни о былом, с которым сутью всей
Ты связана так прочно и незримо,
Ни о таком, чем издавна ранима,
Ни о бессонной памяти своей,
С которою так трудно совладать,
Укрыв её под ветром леденящим,
Ни – вымолвить бы мне – о настоящем,
В котором всем придётся отстрадать,
Чтоб высветлилось всё, чем жили мы,
Дышали чем, всем телом понимая,
Что ночь идёт, холодная, немая, –
Чего ещё ты хочешь средь зимы? –
Добра души и музыки тепла,
Когда звезда Рождественская близко –
И нет любви без муки и без риска,
А нежность и светла, и тяжела.