«До яблочной глуши...»

«До яблочной глуши...»

Стихи

* * *

Жить на пятом десятке спокойней и проще:

Не боишься казаться смешным и неловким,

Счастье — если поймать — отличаешь на ощупь,

Начинаешь в дорогах ценить остановки,

 

Понимаешь, как мало нам, в сущности, надо,

Ищешь в книгах и улицах отзвуки детства…

А друзья… Что друзья? Если все еще рядом,

То теперь-то уж, точно, им некуда деться.

 

Новых взлетов желать или мягкой посадки?

Не пора ли разбавить и нежность, и ярость?

Ведь любовь бескорыстна на пятом десятке:

Все уже состоялось. И — не состоялось.

 

* * *

Пришел декабрь. Навек.

Он с хваткою бульдожьей.

А жалкий пражский снег —

Как милостыня Божья.

 

Пришел декабрь. И встал,

Как столб среди дороги:

Могучий пьедестал

Для елки-недотроги,

Разряженной до пят

Цыганской мишурою…

Декабрь пришел опять —

Любимчиком-героем,

 

Лихим богатырем,

Одним из трех… былинных…

Ползу за декабрем —

До зарослей малинных,

До яблочной глуши —

Ползу в июль, влюбленной,

Царапнув дно души

Своей вечнозеленой.

 

* * *

Полна, как бутылка туземского1 рома,

Я запахом дома и музыкой дома,

Застольями, тостами, смехом, речами,

Родными сердцами. Родными плечами.

 

Теплом надышалась. В любви отогрелась.

И яблок опять молодильных наелась:

Из чопорной пани — без возраста, строгой —

Вдруг стала девчонкой, почти босоногой:

В маршрутке раздолбанной мчусь, привыкая

К игривому: «Девушка!»

(Да, я такая!)

 

* * *

Сыну, рожденному в Чехии

 

Аккуратные дорожки

И глазастые окошки,

Нежно-бархатные кошки,

Всем довольные вполне.

Дебри роз крахмально-пышных,

Град пунцовый спелой вишни,

Шелест листьев — еле слышный,

Словно шепот в полусне.

 

Дебри улочек уютных

Без забот сиюминутных,

Кресло в зелени, как будто

Разновидность бытия,

Речь певучая, не наша,

Силуэты старых башен —

Это город твой. И даже —

Это родина твоя.

 

* * *

Вчера панихида была по зиме.

Мы все ее в путь провожали последний.

А следом шел снег по уставшей земле —

Бездомный, в права не вступивший наследник.

Летели снежинки в весеннюю грязь,

Срывались со скользких натянутых веток…

Снег шел торопливо, как будто боясь

Куда-то еще опоздать напоследок.

* * *

Нашла и стерла пыль со слова «мода».

Теперь вот соответствую — что делать?

Любовь живет всего четыре года!

А как же остальные тридцать девять?

 

А остальные — по привычке словно,

По старой моде расклешенных будней…

За кражу сердца, да еще со взломом, —

Скажи, что будет?

Ничего не будет.

 

Не в моде ль безнаказанность?

Давно ли?

Жить у реки — и умирать от жажды…

Моя любовь на перекрестке боли

С трудом, но дышит.

Все еще. Пока что.

* * *

Взрослею с трудом, но с годами пойму,

Что счастье — когда я плыву по теченью,

И осень приходит ко мне потому,

Что лето уже не имеет значенья.

 

Ты тоже, любимый, взрослеешь с трудом:

Любовь не способствует мудрости кроткой.

Ты все понимать начинаешь потом,

Барахтаясь под перевернутой лодкой.

 

Как deus ex machina, всплеск над водой

И легкая крепость осеннего грога…

Не скоро иссякнет поток золотой

Листвы, засыпающей нашу дорогу.

 

1 Туземский ром — крепкий напиток в Чехии, другое название — туземак.