Журнальный мир

ДВА БАУМАНЦА В «ХРАМЕ ОБЖОРСТВА»

1977г. Бывшая Тверская улица, ныне Койкого.

Оставив на время свой «Храм науки на Яузе» (МВТУ), мы с Мишкой шли по улице Горького - нашей целью был Елисеевский магазин. Я то в нем раз сто уже, наверное, был. Хотел удивить Мишку. Он ведь, кроме нашего гастронома на Энергетической улице, что в Лефортово, нормальных магазинов и не видел. Купит в нашем магазине пирамидку молока со студенческим батоном или со стипендии молочных сосисок с пачкой пельменей. Вот и все, что он там видел. А этот Елисеевский бесплатный магазин- музей в одном флаконе, по-моему, Мишку с ума вообще сведет. Идем тихонько, не торопимся. Прошли кафе «Космос», оно было почти напротив Центрального телеграфа, я в нем был один раз.

И вот мы с Мишкой подошли к цели.

И через 76 лет после открытия в 1901 году магазина, в 1977 году мы с Мишкой открыли его двери и тоже торжественно зашли внутрь магазина.

А в Елисеевском сегодня чудеса.

Невидимый волшебник вновь играет.

У Мишки сердце замирает.

От удовольствия, при виде волшебства.

По мановению невидимой руки,

Танцуют клавиши,

И звуки снова льются.

И чудится как будто средь тортов,

Сегодня эльфики веселые смеются…»

В Елисеевском сегодня, как всегда, яблоку негде упасть! И неудивительно. В этот магазин люди специально приезжали, только чтобы полюбоваться его великолепием. Огромные зеркала с рамами в стиле модерн, виньетки-фестончики, колонны с кудрявыми капителями и прочее архитектурное богатство интерьера подавляет даже основной инстинкт. И челюсть отвисает сама собой, но не для принятия пищи, а от восторга. Видите, какие счастливые лица у покупателей в Елисеевском?

В Гастрономе номер 1 всё равно всегда было больше продуктов, чем в любом другом магазине Москвы. И если в зале провести полдня, то с огромной вероятностью можно было купить сосиски, или кило апельсинов, или коробку шоколадных конфет «Ассорти». Даже не купить – «достать». Раньше это так называлось. Дворцовый, с резными высоченными потолками, огромными роскошными люстрами, золочеными колоннами, головами ангелов или ещё кого-то там, чьи застывшие лица многократно отражались в чуть потрескавшихся зеркалах, – торговый зал Гастронома номер 1 на самом деле приводил посетителей в восторг. И в первую очередь своей роскошью. Потом уже внимание обращалось на округлые стеклянные витрины, где в то время обычно было изобилие чего-то одного: или рыбных консервов – целый прилавок какого-нибудь «Завтрака туриста», или «Кильки в томатном соусе», или карамельных конфет и ирисок, пирамиды из сгущёнки и целые дома из сахара-рафинада или шоколада «Аленка»

- Же—е-ня, где мы?

_Же—е-ня, где мы? - простонал Мишка, глядя куда-то в потолок. Я тоже посмотрел. Там висели такие гигантские хрустальные люстры, что мне стало страшно. Они, как звезды из Вселенной освещали нас с Мишкой. Мы были просто букашками в этом мире. Под сводами потолка, какие-то гипсовые мужики, похожие то ли на ангелов, то ли на атлантов, держали всю эту «Вселенную». Их было много и мне показалось, что они смеялись над нами букашками. Мы с Мишкой, как две неподкованные блохи, прыгали от одного прилавка к другому, принюхивались и присматривались. Вот мы подошли к гастрономическому отделу, где ароматные запахи щекотали ноздри, а глаза разбегались в параллели, а потом в одну точку. Этой точкой был какой-нибудь деликатес, который мы видели впервые жизни.

-Мишка, как бы нам косоглазие тут не получить?- спросил я его, уставившись на экзотический фрукт-ананас. Мишка протер очки, чтобы не получить косоглазие и уставился на витрину. Под стеклянным колпаком витрины лежали копченые куры, Нет, не те синюшные доходяги, которых продавали у нас в Лефортово, а такие мощные, как кабаны. Тут же балыки, окорока, всякие колбасы и сардельки. У Мишки все – таки сработал «Павловский рефлекс», он распустил, как бабушкин клубок, слюни и стоял с раскрытым ртом. Затем он их сглотнул, поперхнулся и закашлялся, из глаз потекли слезы.

- Мишка, что случилось, почему плачешь?

- Же-ня, колбасы хочу, балык и вот тех больших сарделек… ыыы-ыы»

- Миша, успокойся, возьми себя в руки. Ты хоть знаешь, сколько они стоят, тебе на Таймыре в стройотряде надо месяц работать. А за этот месяц у тебя комары всю кровь выпьют. Тебе это надо? Вот приедем в Лефортово, купим в нашем студенческом гастрономе тебе 200 грамм твоих молочных сосисок, нет лучше полкило, чтобы ты на всю жизнь запомнил этот магазин.

-Же-ня, этот Елисеевский магазин запомнил, да?

-Нет, Миша про него забудь навсегда, помни его просто, как музей. Как Эрмитаж - еды. А наш студенческий магазин запомни на всю жизнь.

Разговор с «трояком»

У меня в кармане завалялся скомканный «трояк». На нем был изображен вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, который кричал мне из кармана: «Дорогой Евгений Феликсович, купи уж себе чего-нибудь на этот «трояк». Зря, что ли мы с твоим дедом Феликсом Эдмундовичем революцию учинили, и такой Союз советских республик отгрохали. Мы, Жень, революционеры, в 17 году, сразу после Октябрьской революции зашли в Елисеевский магазин, а там продуктов было на два дня. Ну, мы их и раздали все: матросам - водку, рабочим - икру, студентам, как самым голодным – ананасы. Правда, это было в Питере на Невском. А вы с Мишкой, где сейчас?»

-Тише Ильич. Мы сейчас в Москве на Горького,- шепотом ответил я.

-Какого Койкого, Максима что ли, что написал: «На дне» «Детство Темы»?

-Ильич вообще то он писал романы не на дне, а в своей квартире,- с умным видом ответил Мишка, и поправил на носу очки в золотой оправе, что придавали умность его лицу.

-Ну, понятно, вы ребята с Бауманки что ли, где убили моего соратника Колю Баумана трубой по голове, когда я был в эмиграции? Случайно не вы эту трубу туда подбросили?- спросил Ильич Мишку.

Да….., не…ттт,- стал заикаться Мишка.

-Молодые люди, что да, что нет? Хватит уже разговаривать со своим «трояком». Отдайте уже его мне, я вам чек пробью,- сказала продавщица. А очередь, что стояла за нами, поддержала ее:

-Мальчики, отдайте уж этот несчастный «трояк», не задерживайте очередь. У всех дела, а у вас бездельников-студентов вечный праздник, живете от сессии до сессии, и то она два раза в год.

Тут еще Ильич встрял в разговор:

- Жень, отдай «трояк», я там у них в кассе революцию учиню, как 17-м, быстро порядок наведу в магазине. Жень, купи уж «Каленвала» выпить хочется, мочи уже нет

- Ильич, какого еще на фиг каленвала? Мы уже давно живем в другой эпохе. В эпохе развитого социализма. Я могу сейчас купить только «Посольскую», «Столичную» или «Московскую» водку.

- Ладно, бери нашу «Московскую»

«Московская» стоила 5р12 коп.

- Мишка у тебя есть 2р.12коп?

-Зачем?

-Купим Ильичу «беленькую», пусть старик порадуется, что дело его еще живет в веках. Сколько еще проживет, одному Богу известно.

-Лады,- ответил Мишка довольный нашей экскурсией по музею.

Система покупки в магазине убивала. Сначала стоишь в очередь в отдел. Завешивают товар, и продавец тебе отдаёт клочок серой бумаги с указанием суммы, веса и отдела. С этой бумажкой идёшь в кассу, стоишь очередь, и оплачиваешь. Получаешь чек. С этим чеком и бумажкой возвращаешься в отдел и уже там их отдаёшь, отстояв опять очередь, Продавец накалывает твой чек на металлический штырь и отдаёт твою покупку.

Забрав свою «Московскую», мы отдали ее тихонько Ильичу, и пошли к выходу. Но тут вдруг закричала с кассы пышнотелая тетка:

- Заберите свой «трояк» обратно, он нам революцию хочет здесь устроить, весь товар раздать бесплатно рабочим, колхозникам и студентам.

А я кричал тому «трояку»: «Дорогой Ильич, да не ты, Леонид Ильич, а ты - Владимир Ильич, не делай больше нигде революций, нам надо еще с той, с октябрьской твоей революцией разобраться и пора уже от развитого социализма переходить к фазе “развернутого строительства коммунистического общества”, до которого, как обещал Никита Сергеевич Хрущев, осталось три года»

Атланты, откуда вы взялись тут?

Покупатели Елисеевского смотрели на меня, как на чокнутого, а атланты молодцы все же ребята – начали подмигивать мне, поддержали короче. А потом вдруг запели:

Когда на сердце тяжесть,

И холодно в груди,

К ступеням Елисеевского

Ты в сумерки приди,

Где без питья и хлеба,

Забытые в веках,

Атланты держат небо

На каменных руках.

Держать его махину -

Не мед со стороны.

Напряжены их спины,

Колени сведены.

Их тяжкая работа

Важней иных работ:

Из них ослабни кто-то,

И небо упадет.

Услышав последние слова, Мишка закричал: - Ребята, только небо не уроните, а то, во тьме заплачут вдовы, повыгорят поля, и встанет гриб лиловый, И кончится Земля.

- Мишутка, не дрейфь! - кричали атланты. И прожали петь:

Нам небо год от года,

Все давит тяжелей,

Дрожит оно от гуда

Ракетных кораблей.

Стоим мы здесь, ребята,

Точеные тела,

Поставлены когда-то,

А смена не пришла.

Нас свет дневной не радует,

И ночью не до сна,

И красоту снарядами,

Уродует война.

Стоим мы здесь навеки,

Уперши лбы в беду,

Не боги – мы, атланты,

Привыкшие к труду.

И жить еще надежде,

До той поры, пока

Атланты небо держат,

На каменных руках.

Мы с Мишкой прослезились, что-то мелодия до боли знакомая, я ее уже где-то слышал. Потом вспомнил, мы обнялись с Мишкой и запели на весь Елисеевский магазин:

Когда ты поступаешь, чудак, в МВТУ,

Ты сам того не знаешь, что будешь жить в аду!

Ведь в мире обстановка весьма накалена:

В ракетных установках нуждается страна!

И вот в двадцатом веке, у нас в МВТУ,

Не боги, а студенты, привыкшие к труду,

Сидят за сопроматом, и долбят свой термех -

Отличные ребята на факультетах всех.

А летом стройотряды погонят на Восток,

Там кто-нибудь загнётся всего лишь за «кусок»

Нас свет дневной не радует, а ночью не до сна -

Нас комары уродуют с утра и до утра.

А осенью вернёшься в родной МВТУ,

В учёбу окунёшься, и снова ты в аду.

И новые зачёты, и старые хвосты,

Во что бы то не стало, выкручивайся ты.

Протянутся недели, семестры и года,

И группы поредеют от тяжкого труда.

Нам жизнь такую, братцы, закончить поскорей,

Довольно загибаться за полста пять рублей.

Протянутся в учёбе пять с половиной лет,

И будет трепыхаться в сорочке лишь скелет.

Ведь жизнь такая, братцы, навеки нам дана:

В ракетных установках нуждается страна.

Под гром аплодисментов диплом получим свой,

Теперь мы не студенты, товарищ дорогой,

Теперь мы инженеры, привыкшие к труду,

Но сохраним мы в сердце родной МВТУ.

Теперь уже аплодировали нам атланты, держа на плечах своды потолка магазина, плакали посетители магазина. Бабулька перекрестила нас своим куском «Докторской колбасы», ревели белугой продавцы с кассирами, а всех больше, та кассирша с моим помятым трояком. Белуга, что лежала в рыбном отделе, шептала карасю с красными глазами: «Все – таки классные эти ребята из Бауманки» Карась хлопал глазами, и, пуская пузыри из аквариума кричал: «Где, где я?» «Ты, карась и мы все, в обжорном раю»

Я испугался этого плача, стал вглядываться в лица людей и спросил рядом стоящую старушку:

- Бабаня, отчего ты плачешь?» -

- Да, вот внучок, купила все-таки колбаски «Докторской», слезы сами текут от радости.

Опаньки, от чего тогда рыдала полнотелая кассирша. Я глянул на нее еще раз и все понял. Ее достал Ильич с «трояка», он, не переставая, ей повторял: «Всю колбасу - рабочим, всю икру….кабачковую - колхозникам, все бананы - студентам».

- Ильич, на фиг нам твои «бананы» сдались. Мы после них стипендию не будем получать. -

Но он меня уже не слушал. Мы поняли, что это не наш магазин, наш на Энергетической улице, что рядом с нашей лефортовской общагой, и мы поехали туда отовариваться.

В метро я спросил у Мишки:

- А откуда там атланты то взялись? Я видел только, что своды потолка держали высокие балясины, издали похожие на атлантов» Мишка пожал плечами, а потом сказал:

- Может они узнали о нашем приходе в магазин и приехали из Питера. Там то в Елисеевском магазине на Невском, они точно держат свод на своих плечах»