Двести шестой километр

Двести шестой километр

Стихи

Зима и Печь

 

Зачем мы строим большие печи?

Не лучше ли утеплять дома?

Пётр Мамонов

 

В лапе еловой, несжатом хлебе,

В листве гнилой;

И на земле – зима, и на небе,

И под землёй…

 

В стогах, сугробах, собачьем лае,

Кошачьих снах –

Зима. Не добрая и не злая,

Как есть. Зима.

 

Нет-нет, да снег отряхнёшь чекушкой

С сутулых плеч:

Зима – весь мир. Человек – избушка.

В избушке – печь.

 

Подёрнет ухом у печки кошка

На ставен трель –

С мороза кто-то глядит в окошко:

Пусти, согрей…

 

Зима. В сердцах, на висках-опушках –

Везде права…

Согрею, что ж… Заходи в избушку.

Неси дрова.

 

Ветха избушка, но пахнет сеном,

Дрова трещат.

И, как-никак, через дыры в стенах

Уходит чад…

…С устатку кто, может, кто с охоты,

А кто – с утех…

Но если в душу стучится кто-то –

Пускайте всех.

 

Натопчут – пусть! Надымят прилично,

И негде лечь…

Не стены греют.

И не наличник.

Топите печь.

 

 

* * *

 

Ключ от уборной в отделе «трусики»,

На мониторе чужие фотки.

Маюсь в фотосалоне малюсеньком

Между ломбардом и вино-водкой.

 

Триста за выход, процент на пиво,

На горячем системнике тёплый чай,

Утро. Из принтера смотрят криво

Люди, загруженные в печать…

 

Времени пашня на серой коже,

Шарфики в клетку, советский драп…

Кто-то им пенсии сбавит, может,

Я им морщины могу убрать…

 

Малого бизнеса рвутся глотки

В спорах о Боге и колбасе…

Между ломбардом и вино-водкой

Все.

 

 

* * *

 

Строчка сочно крадётся горлом,

Срочно на языке вертится…

Я листочек, натёртый городом,

Как отбитое мясо – перцем.

 

Я кусочек бумаги белый,

Где напишут – кому что хочется!

Напророчено быть пробелом мне

Между точечек в многоточиях

Человеческих жизней, судеб… Ах!

В них напёрсточник море вычерпал!..

Пусть напишут, что ж.

Да и будет так.

Ненаписанное – не вычеркнуть.

 

 

* * *

 

Осень сдаёт патроны,

Август нажал на спуск…

Город – стакан гранёный –

Выверен, грязен, пуст.

 

Спрятались в джинсах ляжки,

Радовали хотя б…

Осень даёт отмашку –

С левой шагнул сентябрь.

 

Разум кроссвордом занят,

Ищет душа слова:

Города ровные грани,

Горы на букву «А»…

 

…В термосе чай. Во фляжке

Крепкий дубовый сок.

Осень даёт отмашку.

Поезд даёт гудок.

 

 

* * *

 

Двести шестой километр, кажется.

Какой-то (точно железной) дороги.

Смотрел секунду: избушка кряжится,

Кряхтит дедок на пеньке, разминая ноги…

Двор без плетней, незатейливый огородик,

Нужник за домом, сарай, поленница…

И двести шестой километр вроде бы,

А здесь не менялось и не изменится

Ничего. Кроме времени года.

В раскадровке вагонных окон:

За огородом –

Река и горы.

Века и годы…

Ещё секунда.

Уносит скорый

Туда, где скажет айфон погоду…

 

…В избе тишина между стёкол мухою…

Погода больными ногами скажется…

Садишься на пень в персональном раю своём.

На двести шестом километре.

Кажется…

 

 

* * *

 

Всё немного не так, как кому-то хотелось бы:

Неизменное утро к стеклу прилипает влагой,

Вдоль дороги шагают несущие свет столбы

Чётко выверенным шагом.

 

В одинаковых окнах вагонов слоёный дым

Над унылым, бескрайним брезентом из песни Цоя…

«Мы – хозяева жизни», – сказала мне как-то ты,

«Есть Любовь и Смерть!» – рассмеялся тебе в лицо я.

 

Всё немного не так. У подошвы ревёт поток,

Камни гладкими делая сотни лет.

Я, как знамя в руках, поднимаю своё Ничто:

Я люблю. И поэтому смерти нет.

 

 

Родительский день

 

Лес вечерний, снежок подлесками,

В прошлогодней пыли окно.

Крутит к солнышку ПАЗик рейсовый

Деревенских дорог кино.

 

Раскадрованные дорожки

Под колёса сползают вниз:

Тут – отрывочек про бомбёжку,

Там – отрывок про коммунизм…

 

Ельник. Проседью в нем – берёзы,

Свежевыкрашенных оград

Кадры: с крестиками – про Грозный,

Со звездою – про Сталинград…

 

…Дом. Крылечко. Галоши мамины,

Блинный запах в сенях повис…

 

Помнишь, папка купил нам камеру?

Я теперь всё залил на диск…

 

Брызнул, только его и видели,

Жизнь-отрывок. И снова – лес…

Стёрто, будто магнитом, видео

С чёрных ленточек VHS.

 

 

* * *

 

Стала мужа учить жена, как точить ножи…

Не желая слушать, что он ножей заточил вагон.

И вагонов немало муж разгрузил за жизнь.

В телевизоре Визбор пел, или типа того.

 

«Таков угол ножа к точилу, таков нажим…»

Разошлась всерьёз, на личности перешла!

Недосоленный бледный борщ через край бежит

На вчерашней каши уже обгоревший шлак…

 

«Нож тупой! Чётыможешьтадаваще?!» –

Муж – в прихожку, нет уже терпежа…

 

…Нет и пуговиц на невыстиранном плаще…

Взял тужурку и из дому убежал.

 

В сквере начал лужи топтать, зажигалку жечь…

Вспоминать зажигалок, жён и ножей вагон…

А в прихожей жена лежала. Бежала желчь.

В телевизоре Визбор пел.

Или типа того.

 

 

* * *

 

На кухне утром бутылок роща,

Чайник. Ставлю на газ его…

Многое в жизни простого проще,

А всё простое – крепче всего:

 

Три аккорда, топор и водка –

Приёма нет, хоть гранатой рви.

Вот так чугунная сковородка

Пережила две моих любви.

 

 

* * *

 

Если жидкость фразами

на уста

высыпает – в жидкости что-то есть…

 

Хочешь жить за пазухой

у Христа –

есть резон за пазуху эту лезть.

 

Побалую мельком я.

Коли уж нашукал

на столе луковку – закушу ей.

 

И в тугую петельку

Божьего пиджака

пропихну пуговку

головы своей.

 

 

* * *

 

Мечемся, не уняв

времени вечный сев…

 

Время лечит.

Меня.

Руками моих друзей.

 

С ними сумел понять

многое.

Видит Бог,

время лепит меня

руками моих врагов.

 

Утоп бы – петлёю ловят –

соломку

стянули

в сноп…

Спасибо на добром Слове.

Теперь мне хватает слов!

 

За каждый мой крик бессильный

прими благодарность, враг!..

За то,

что стрелял по крыльям…

В достатке теперь пера.