Есть другое, небесное, утро…
Есть другое, небесное, утро…
Человек копает землю
Человек копает землю,
Чтобы духом не упасть.
Человек копает землю,
Чтоб не спиться и не красть.
День за днём лопатой машет,
Морщась, напрягает грудь.
Человек, как трактор, пашет
До зарплаты дотянуть.
Торф и всякую землицу
Топчет, глину и навоз.
И со лба его водица
Каплет на земную ось –
И планету ось вращает:
День – и сдвинулась на треть.
Землю человек копает,
Чтобы на Небо успеть.
* * *
И свет явил Господь в моем окне,
И шторой отделил его от мрака.
И, словно в первозданной, в тишине
О землях небу повелел заплакать.
И капли очертили плечи древ
И пряди трав зеленых в пальцах ветра.
И солнце, на мгновенье замерев,
Бросала к облакам речная лента.
И чайка крик роняла между волн,
И вздрагивала спящая собака.
И руку мне, младенцу, серый волк
Лизнул, высвобождаясь изо мрака.
* * *
Верю, жизнь – это тоже молитва.
Неумелая, но от души.
А иначе зачем мне калитка
В этой Богом забытой глуши.
Непонятное многим терпенье –
И моё, и просящих о мне –
Смерть, прилипшую, точно репейник,
Убирать с рукава в тишине.
Я иной не читаю молитвы
И подчас унываю в глуши.
Но скрипит за окошком калитка,
И светает в потемках души.
* * *
Точно много лет назад
ведрами
из колодца воду в дом
маленький
я ношу, когда снега –
ордами.
Я ношу, когда цветок –
аленький.
Все проходит! Ничего
нового:
тут – в дерьме, а там – в меду
улицы.
Но у Севера – отца
строгого –
корни крепкие и не
рубятся.
Знаю: горькие церквей
луковки.
Знаю: узкая в снегу
тропочка.
Станет жарко – расстегну
пуговки.
Станет зябко – покурю
в топочку.
Все проходит! Ничего
нового.
Снова щеки у Христа
впалые.
Я цветы, тому, кто мне
дорог был,
на могилку положу
алые…
Солнце плещется в ведре
рыбкою.
Загоржусь уловом как
маленький.
И качается земля
зыбкою.
И о валенок стучу
валенком.
* * *
Ни с того ни с сего поутру
я, себя не стесняясь, заплакал.
Может, ангел провел по нутру,
словно ветер по стенам барака,
вдруг ладонью.
Иль что там у них
вместо рук, у посланников Божьих?..
Ни похмелья, ни мыслей дурных,
как проснулся, не чувствовал кожей.
Но заплакал…
И, глядя на свет
сквозь окно, улыбался кому-то.
Точно видел во сне: смерти нет!
Есть другое, Небесное, утро.
* * *
Как телефонный жетон
в щель таксофона, скользнет
солнце за Божий хитон,
и горизонт оживет,
от тепловозных гудков,
точно от ветра, дрожа.
Воздух вдохнется легко,
с ним – и вечерний пейзаж.
Выдохну: «Будто в бору!..»
Имя, одно из двухсот,
выберу и наберу
номер…
Никто не возьмет.
Евангелие от…
Курю на последнем понтоне.
Глазею во тьму, как в суму.
Снег падает в реку и тонет,
Безропотно, точно Муму.
И русской природе согласно
Евангелие от беды
Читаю. Напрасно, напрасно
Смыкали деревья ряды.
Над чёрной полоскою суши
Берёзы с полосками дат.
Там в злобе усопшие души,
Как осени листья лежат.
И мнится, сказать что-то хочет
Сквозь ветер немой катерок…
Мне горько, мне горестно очень!
Я тоже – спасённый щенок.
Бог нем к неумеющим слушать.
Россия глуха от войны.
Читай же, по водам идущий,
Евангелие от вины.
Рубеж
И дожди превратятся в снег,
И ручьёв затвердеет муть.
Между вётел и между слег
К Богу всё же проляжет путь.
Между вечностью и вчера,
Размышлений и счастий меж
Будет воздух звенеть в борах,
Где так ясен и прост рубеж,
За которым лишь ты и Бог.
И ни третьих, ни прочих нет.
За которым нет слова «рок»,
За которым есть слово «Свет».