Журнальный мир

В июле 1941 года после выступления на радио председателя ГКО И. В. Сталина и его призыва к созданию народного ополчения Шварц отправился в Союз писателей и записался в ополченцы. Но в Союзе приказ отменили: Шварцу было уже сорок пять лет, у него случались приступы нервной экземы, — и решением обкома драматурга записали в группу писателей, поступивших в ведение радиовещания.

Поначалу Шварц боялся, что не сможет работать на радио как надо, особенно в такое тяжелое время. Но постепенно «именно с этого времени начала (…) отпускать тоска» (запись в дневнике от 15 марта 1957 г.)¹. Возможно, определенную роль сыграл тот факт, что Шварц уже работал на радио: в 1926–1927 гг. он вместе с поэтом Н. М. Олейниковым² готовил и вел передачу «Детский час» в Радиоцентре. В 1941 году для Шварца было важным что-то делать для города, страны, победы. Он хотел действовать, не желал сидеть, сложа руки. Об этом, в частности, он напишет в одном из текстов для своих радиохроник: «Все ленинградцы ищут и находят себе место в строю непобедимой армии, вставшей на защиту родного города» («Город настороже»).

В создании радиопередачи в Доме радио Шварц участвует с июля по сентябрь 1941 г., затем он готовится к эвакуации, и 11 декабря вместе с женой Екатериной Ивановной Шварц покидает Ленинград.

К слову, эвакуационная география Шварцев достаточно обширна: 14 декабря они прибывают в Рыбинск (Ярославская область), откуда отправляются в сам Ярославль, где они живут четыре дня (с 15 по 18 декабря), затем выезжают в город Котельнич (Кировская область) и 23 декабря прибывают в Киров. Именно здесь в тот момент жила ранее эвакуированная дочь Шварца Наталья вместе с няней и близкие друзья семьи — поэт Николай Заболоцкий³ с женой и сыном. Конечным пунктом эвакуации стал Сталинабад (сейчас — Душанбе, Таджикистан), в который Шварцы отправились 9 июля 1943 года по приглашению Николая Павловича Акимова, режиссера Театра Комедии (уже находившегося в Сталинабаде), и прибыли 13 июля. Здесь они прожили до 17 мая 1944 г., но возвращение в Ленинград состоялось не сразу: сюда они приехали только 17 июля 1945 года, до этого все время жили в Москве.

В дневнике Шварц подробно описывает военную обстановку, в которой оказался город в 1941 году: постоянные бомбежки, обстрелы, воздушные тревоги, спуски в подвалы бомбоубежищ, тушение фугасок и бомб, голод и пр. Радиохроники лишены бытовых деталей, Шварц постарался в общих чертах изобразить непростое для города и горожан время, но зато очень тщательно показал упорство и смелость ленинградцев: каждый — будь то ребенок, женщина или актер, — хотел быть полезным в это время, каждый старался дать для победы то, что мог.

На радио Шварц общается и дружит с О. Ф. Берггольц, Н. С. Молчановым, Д. Д. Шостаковичем, Г. П. Макогоненко, Я. З. Бабушкиным⁴. Часто они ночуют в Доме радио, потому что возвращаться домой — Шварцы тогда жили на Большой Конюшенной, 9 (квартира 79) — опасно: падали снаряды, загорались фугаски. Однажды Евгений Львович стал свидетелем разрушения дома. Вот как он писал об этом в дневнике: «И телефонная трубка зацарапала о стену. Значит, где-то рядом разорвалась фугаска. Мы [Шварц и Е. С. Рысс⁵] взглянули друг на друга и засмеялись. В те дни выработался этот странный способ отвечать на нечто выходящее из привычного ряда. Скорее тревогу отменили. И, выйдя на канал Грибоедова, мы остановились невольно. Разрушен был дом, замыкающий наш отрезок канала. По Мойке — № 1, по Марсову полю — 7-й⁶, тот, где живут теперь Панова, Катерли, Герман, Рахманов, Браусевич⁷. Его сильно ударило колуном в самую середину. У дома с самым будничным выражением стояли грузовики, увозили покойников. Дом, уничтоженный среди белого дня, с такой простотой — тут проявлялась особая подлость и холодность войны» (запись от 27 марта 1957 г.)⁸.

Иногда воздушная тревога снимала их прямо с радиоэфира, тогда сотрудники Дома радио спускались в бомбоубежище. Шварц чувствовал себя здесь будто загнанным в щель, отмечая, что это хуже, чем «…стоять на чердаке. Страшнее» (запись от 28 марта 1957 г.)⁹.

Все ужасы войны и начинающейся блокады Шварц изобразил не только в дневнике, но и в пьесах «Под липами Берлина» и «Одна ночь».

Сатирическая антифашистская пьеса «Под липами Берлина» была написана Шварцем совместно с М. М. Зощенко¹⁰. Название пьесы и спектакля (премьера которого состоялась в 12 августа 1941 г. в Театре Комедии, режиссер — Н. П. Акимов), несомненно, ориентировало на параллель французским лирическим фильмом Рене Клера «Под крышами Парижа», показывавшимся в предвоенные годы. К слову, в 1950-е годы Шварц (вместе с артистом К. А. Гузыниным¹¹) напишет сатирическое обозрение «Под крышами Парижа» для Ленинградского театра эстрады и миниатюры Аркадия Райкина. Оба шварцевских текста изображали человека загнанного властью и войной в угол, но умеющего выбраться из этого угла и победить врага.

Уже в декабре 1941 года, находясь в эвакуации в городе Котельнич, Шварц начинает ездить по кировским детским домам и собирать материал об эвакуированных ленинградских детях. Эти сведения легли в основу пьесы «Одна ночь», работа над которой продолжалась всего два месяца: он писал ее с 1 января по 1 марта 1942 г. Она сразу же была принята к постановке ленинградским Большим драматическим театром, также находившимся в Кирове в эвакуации. Но 14 апреля «Одна ночь» была запрещена Комитетом по делам искусств, и намеченная постановка не состоялась. Впервые пьеса была опубликована в 1956 г. в сборнике «„Тень“ и другие пьесы» (Л.: «Советский писатель»).

В радиохрониках же Шварц постарался показать героизм ленинградцев, которые, несмотря ни на что, умеют улыбаться, восхищаться искусством, тепло общаться друг с другом, сохранять простые человеческие качества (заботу, нежность, душевную теплоту, сочувствие) и оборонять город.

Сам драматург указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 января в 1946 году был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 марта награжден медалью «За оборону Ленинграда».

В настоящем номере мы предлагаем вниманию читателей три зарисовки о военном положении Ленинграда в августе-сентябре 1941 г.: «Город настороже», «В театре» и «Золотые руки». Они публикуются впервые и сопровождаются общими подробными комментариями.

Город настороже (1)

Кончилась воздушная тревога. Знакомый и столь приятный [для уха ленинградца] сигнал отбоя воздушной тревоги еще трубит вовсю (2). Улицы, опустевшие и притихшие, оживают разом. Все еще полны воспоминаниями о недавнем налете и радостным чувством освобождения. В эти дни ленинградцы, как бойцы на фронте, все знакомы друг с другом, легко вступают в разговоры, обмениваются впечатлениями.

У радиопродуктора кучка народа. Диктор объявил, что через 4 минуты будут передаваться «Последние известия».

Вот старик. В руках у него сетка. В сетке булка, завернутая в газету. Старик вышел из дома по хозяйственным делам, но задержался у репродуктора.

Он ведет горячий спор с мальчиком лет тринадцати.

— Ты неправильно поступил, — сердится старик. — Зачем ты унес асбестовые перчатки? (3) Вдруг тревога? Что же выходит? Ты оголил участок на чердаке? [Так?] <А если бомбить начнут,> чем люди будут бомбу брать? А?

Мальчик в огромных асбестовых перчатках возражает:

— Дедушка, там хватит перчаток. Я эту пару почему надел? Вдруг тревога, я бегу в ближайший дом. Правильно? И занимаю пост на чердаке. Так? В перчатках меня пустят, а без перчаток загонят в бомбоубежище. И сиди там безо всякого дела. Хорошо разве?

И старик внезапно соглашается.

— Это правильно, — говорит он. — Сидеть безо всякого дела — это, брат, худо. Это, брат, хуже не может быть. Время такое. Все к делу рвутся.

И это верно. Город наш — работает весь в полную силу, не покладая рук.

Имена ленинградских токарей товарищей Кузнецова и Рыхлевского прочли в сводке Информбюро (4) все граждане нашей страны. Кузнецов и Рыхлевский отлично справились с заданием, освоили производство новой, важной для военного дела детали. Нет завода в нашем городе, который не мог бы назвать имена стахановцев, стахановских бригад (5), целых цехов, делающих чудеса [добиваясь того, чтобы враг нашел себе могилу у подступов к нашему городу]. И эти люди, не отрываясь от дела своего, важность которого нельзя переоценить, — становятся пулеметчиками, снайперами, гранатометчиками. Граница между действующей армией и ее массовыми резервами исчезает. Все ленинградцы ищут и находят себе место в строю непобедимой армии, вставшей на защиту родного города.

«Бесконечно рада, что мне удалось освоить пулемет — грозное оружие советской пехоты… “Максим” (6) в наших руках будет метко косить фашистов», — так пишет работница Муратова.

Город работает, учится, вооружается. Для победы необходимо верить в победу. И вера эта в сердцах ленинградцев как никогда крепка и незыблема.

Каждый дом охраняется группами самозащиты МПВО (7). Это надежный отряд армии защитников города. Он силен, сознателен, готов к бою. Здесь, внутри дома, как и всюду, нашлись и по-новому проявились организаторы, работники, бойцы.

Ночь. [Опять воздушная тревога.] <Резкий сигнал воздушной тревоги.> Мы на наблюдательном посту, на крыше.

— [Опять] рвутся к нам, проклятые. Но чего они добиваются? Думают запугать? Врете! Если ударите, то нас еще крепче сколотите.

И это точно передает наши чувства. Каждый наскок врага — как удар молота по стали — кует ярую, испепеляющую ненависть к фашизму. Кует волю к победе.

Непоколебима мощная стальная армия боевых защитников города Ленина.

В театре (8)

Ленинград живет военной, рабочей, напряженной и полной жизнью. Культурные учреждения города стоят на своем боевом посту.

— Как сегодня зритель? Похож на зрителя мирного времени? — спросили мы у одного артиста.

И он ответил нам:

— Пожалуй, что никогда мы не видели такой отзывчивой, чутко реагирующей публики. И это понятно: человек, умеющий работать всей душой, умеет и всей душой жить, воспринимать всей душой искусство, всей душой отдыхать.

В фойе театра перед началом спектакля толпится народ. Кто эти люди? Вот военный. Рука его на перевязи. Вот характерное, строгое лицо с седыми, откинутыми назад волосами. Это известный всему городу профессор, академик. Вот молодежь, только что поступившая в вузы. Вот люди, приехавшие сегодня утром с фронта. Вот люди, уезжающие сегодня после театра на фронт.

Идет комедия Раскина и Слободского «Тот, кого искали» (9). Да, артисты говорили правду.

Зал живет вместе со сценой, вместе с героями спектакля. Зрители смеются. Зрители <вдруг так> замолкают [вдруг так глубоко], что слышно дыхание актера, говорящего монолог. Зрители разражаются аплодисментами среди действия. Аплодируют дружно и разом замолкают, чтобы еще внимательнее, еще напряженнее следить за тем, что происходит на сцене. И нам, наблюдающим зрителей, кажется, что они — бойцы, рабочие, командиры, участники великой битвы за свободу всего мира — самое необыкновенное, сильное и трогательное зрелище. Эти герои, люди, совершавшие подвиги и готовые на подвиги, — какие они простые, понятные, живые люди.

Вдруг — пронзительно взвыла сирена.

Воздушная тревога! (10)

В зале зажигается свет. Появляются дежурные бойцы МПВО. Спокойные и приветливые, действуя быстро, но не суетливо, они [рассредоточивают] <уводят> зрителей группами в места укрытия.

Двое военных и молодая девушка подходят к дежурному.

— Мы врачи, — говорит военный. — А эта девушка — сестра милосердия. Где у вас санпункт? Мы пойдем туда помочь вашим работникам, если понадобится.

И в санпункте, когда кончилась тревога, один из врачей говорит дежурному:

— Мы в пять утра уезжаем на фронт. Передайте, пожалуйста, товарищам, которые сегодня играли, что мы им очень благодарны. Они играют спокойно и уверенно, как всегда. Так и следует работать.

В местах укрытия — ровный гул голосов, смех. Жалуются только на то, что курить нельзя. Говорят о спектакле, и скоро разговор делается общим. Завязывается спор о том, чем кончится пьеса.

У молчаливого человека спрашивает его сосед:

— Павел Федорович! Ты что сердишься? Курить не дают?

— Нет! — отвечает Павел Федорович. — Я боюсь, что тревога затянется, и они не доиграют. Когда еще подвернется свободный вечер? Пожалуй, и не выберешься в театр.

И, словно желая утешить огорченного зрителя, победно и весело гремит труба. Отбой. Отбой воздушной тревоги! И вот зал снова ожил. Спектакль продолжается. Ленинград работает, бьется на фронте, думает, чувствует, живет полно и сложно, как огромный мощный единый организм.

И он будет жить вечно наперекор тупому, упорному и подлому врагу.

Золотые руки (11)

Посылки на фронт, с любовью подобранные, уложенные, упакованные, аккуратные, как игрушки. Белье, сшитое для бойцов. Теплые вещи, собранные теми же ловкими, умелыми, любящими руками.

И рядом с этим — снаряды, выточенные ими же, ленинградскими женщинами, советскими женщинами.

Их руки, золотые руки, работают без устали от восхода до восхода, бьются за победу терпеливо, упрямо, уверенно.

Ночь. В госпитале тихо. Боец зовет:

— Сестрица! Поправь, дорогая, повязку. Давит.

Сестра склоняется к койке:

— Ну а теперь как?

— Легче, — вздыхает боец. И улыбается. — Знаешь, сестрица, — говорит он, — жена меня собрала на фронт, уложила вещевой мешок. Так. А на позиции достал я кое-что нужное мне. Хочу мешок застегнуть, а он не застегивается. Вещей стало меньше, но беспорядку стало больше. Жена все приладила, одно к одному так разумно, так толково… Нет, сестра, золотые у вас, у женщин, руки. Вот ты повязку перебинтовала, теперь мне легко, не больно. Спасибо тебе, сестра.

Зайдите на чердак любого <ленинградского> дома во время воздушной тревоги. В полумраке вы увидите: стоят на постах внимательные, спокойные часовые. Это женщины — бойцы пожарного звена ПВО (12).

— Вот наша главная пожарница Маруся, — рассказывают нам в одном из домов. — Две бомбы выбросила на улицу, одну утопила в ванне, одну затушила песком.

Мы смотрим на круглолицую невысокую девушку, она молчит, застенчиво улыбается.

— Расскажите, как это было? — спрашиваем мы.

— Да как было? Обыкновенно… — отвечает девушка.

— Расскажет она, как же! — смеется начальник объекта. — Вы у меня спросите. Чердак у нас длинный. Я издали увидел: к ней упали гостинцы. Бросился к ней на подмогу. А она без суеты, как кошка на мышь, к бомбе: поддела, швырнула в ванну. Пар, свист, а она вторую в слуховое окно, без промаха. Потом третью туда же. Словом, успел я только к последней. Вместе с песком ее глушили. Ну, побледнела, конечно, наша Маруся. Все веснушки у нее выступили, но при этом — улыбалась она, вот как сейчас. Как будто сама стеснялась, что так ловко работает. Эх ты, Маруся, золотые руки!

Товарищ, приехавший с фронта, рассказывает:

— Взвод наш попал на неделю в довольно тяжелые условия. Окружение не окружение, но связь с тылом была почти что нарушена. И тут нас просто поразили две девушки-дружинницы, которые оказались вместе с нами. Это были настоящие бойцы. Но этого мало. На третий день возвращаюсь я с разведки и думаю: хорошо бы горяченького поесть — да откуда взять? И вдруг чувствую: пахнет куриным супом. Вот, думаю, до чего проголодался — в лесу мне куриный суп чудится. Выхожу на поляну — батюшки! — сидит наш лейтенант на пеньке и обрабатывает куриную ножку. А друзья кричат мне: «Иди, иди скорее, пока не остыло!» Что же оказалось? Наши дружинницы, видя, что народ проголодался, пошли на поиски. И отыскали колхоз, ушедши в лес. Добыли котел, кур, картошки, соли даже не забыли. И, не бросая своих медицинских и боевых дел, наладили у нас дружинницы целое хозяйство. И кормили они нас, пока не наладилась прочная связь с тылом. Вот народ! Прямо удивительный народ!

И мы от всей души согласились с ним. Удивительный народ, отважные, неутомимые, славные женщины нашего Ленинграда.

Комментарии

(1) Зарисовка передана на Москву 11 сентября 1941 г. Архив Государственной телерадиокомпании «Петербург — 5 канал». 1933-1938 // ЦГАЛИ СПб. Фонд 293. Оп. 2-1. Д. 114. Лл. 94-95. Условные обозначения здесь и далее: [] — вычеркнуто редактором; <> — приписано редактором.

(2) Каждый громкий звук воспринимался ленинградцами болезненно: это мог быть звук разорвавшейся бомбы, взрыва или выстрела. Вот как Шварц пишет об этом в дневнике: «Да, самая сила звука радовала бессмысленно, без всякого основания, но тем более определенно. Вероятно, пушечные выстрелы, приветствующие адмиральский флаг, и всякого вида салюты исходили из этого самого бессмысленно праздничного чувства» (запись от 31 марта 1957 г.) (Живу беспокойно. Указ. изд. С. 661).

(3) Асбестовые перчатки максимально защищали от высокой температуры и жара, предохраняли руки от ожогов.

(4) Информбюро — информационное бюро, сообщало о ходе военных действий и положении на фронтах во время войны.

(5) Стахановцы — участники Стахановского движения. Их отличали амбициозность, смелость, ответственность, высокая производительность труда.

(6) «Максим» — название станкового пулемета, изобретенного в 1873 г. и названного в честь своего создателя — американского инженера Х. С. Максима.

(7) МПВО — местная противовоздушная оборона в 1941-1945 гг. Предназначалась главным образом для ликвидации последствий артобстрелов и вражеских авиационных ударов. Согласно постановлению СНК СССР от 2 июля 1941 г. в Ленинграде была проведена всеобщая военная подготовка населения.

(8) Передана на Москву 14-17 сентября 1941 г Архив Государственной телерадиокомпании «Петербург — 5 канал». 1933-1938 // ЦГАЛИ СПб. Фонд 293. Оп. 2-1. Д. 115. Лл. 65-66.

(9) Пьеса А. Б. Раскина и М. Р. Слободского «Тот, кого искали» — комедия в трех действиях, пяти картинах. Входила в репертуар Ленинградского государственного Театра Комедии (режиссер — Н. П. Акимов) и Московского драматического театра под руководством Ф. Н. Каверина (постановка — С. М. Вечеслов). Редакция пьесы была утверждена Главреперткомом 15 августа 1941 г. В Ленинграде премьера состоялась в сентябре 1941 г., в Москве — в октябре 1941 г.

(10) Ленинградский Театр Комедии продолжал давать спектакли и в начале войны, и даже после начала блокады. Часто спектакли «прерывались по тревожному сигналу сирены — и зрители, вместе с загримированными актерами, укрывались в бомбоубежище. Отбой тревоги — и спектакль продолжался» (подробнее об этом см.: Т. Балт. По военной дороге шел в борьбе и тревоге… Театр Комедии им. Н. П. Акимова во время Великой Отечественной войны // АИС. 27 апреля 2015. Электронный ресурс: http://akimovkomedia.ru/news/511/).

(11) Передана на Москву 19 сентября 1941 года. Архив Государственной телерадиокомпании «Петербург — 5 канал». 1933-1938 // ЦГАЛИ СПб. Фонд 293. Оп. 2-1. Д. 116. Лл. 43-44.

(12) Подготовка населения Ленинграда к МПВО включала в себя, в том числе, мероприятия по образованию противопожарных групп защиты жилых домов, ликвидации загораний от сброшенных на них бомб и снарядов. МПВО Ленинграда на восемьдесят пять процентов состояла из женщин.