Журнальный мир

Вот и остановка. Выхожу из автобуса и вдыхаю полной грудью вкусный воздух родной деревни. Все вокруг знакомо, близко сердцу. Неторопливая речка напоминает мне босоногое детство. За огородом, где из года в год сеяли картошку, есть круглое болото, а за ним можно было лакомиться разными ягодами, из желоба вдоволь испить воды, которая необычайно вкусная. Бывало, идешь за водой, а тебя сопровождает великолепное пение птиц! С приходом весны болото наполняют черные вороны. Не раз доводилось мне наблюдать, как эти большие черные птицы тучей окаймляют гору, что напротив, и давай все в один голос каркать. Что было особенно интересно, среди этой стаи непременно выделялась одна птица, забиралась повыше, будто проводя собрание, объясняя что-то сородичам. Каждый год я с интересом наблюдала это зрелище. Во-он их гнезда, многоэтажные, даже веток ерек не видно… Продолжая путь, уже прибавив шаг, по узенькой тропинке устремляюсь к родному дому. Хорошо идти по мягонькой дорожке, уставшие ноги еще помнят твердый, безжизненный асфальт. Идти осталось совсем немного. Поднимаю голову, оглядываюсь по сторонам, любуюсь разноцветьем в садах соседей, я им улыбаюсь и они мне будто выказывают свою радость от встречи. Еще немного – и я дома. Но вдруг останавливаюсь. Ветхий, ветхий дом… Там давно уже никто не живет, да и невозможно жить в таком, но никто почему-то не смеет его окончательно сломать, а место вспахать. И два кривых деревца во дворе, некогда шумевшие листьями в дождь и в ветер, теперь начали сухнуть. Кривое дерево… Горбатая старушка…

…Да-а, жила когда-то в этом доме старушка, горбатенькая. В деревне нет-нет да и вспомнят о ней. Не заметить её, проходя мимо дома, было невозможно. Спину скрючило, что старушка все время опиралась на палку, лицо было сплошь в морщинках, что думалось, ей много-много лет, но волосы были иссиня черные, ни одного седого волоска.

«Иняй, а как тебя зовут? » – спросишь, любопытствуя. «Какое твое дело? Много будешь знать, быстро состаришься, поседеешь! Чтобы вам пусто было, никак шутят надо мной, спрашивают как меня зовут, не видите что ли, я – Горбатая старушка!» – отвечает она грозно.

– Иняй, сколько ж тебе лет?

– Ах-вах, зачем это тебе знать?

– Просто так! Сто лет есть?

– Вот доживу до ста и помру, тогда и узнаете!

– Иняй, – только откроешь рот.

– Хватит, не спрашивай! – скажет так, что тут же умолкнешь. Такая вот странная иняй. Что интересно: она никогда не пьет воды из колодца. И в дождь, и в стужу, и в снежную зиму через сугробы идет за водой к роднику. На обратном пути несколько раз останавливается, чтобы набраться сил. Все мы знаем, что пожилым надо помогать, но никто не смеет. Даже когда здороваешься с ней, в ответ услышишь:

– Чтобы тебя черти забрали, какое твое дело?! – и про себя что-то еще проворчит.

Мама, как только подоит корову, жалеет старушку-соседку, несет ей молочка. Хоть та иногда и общается с нами, у нее дома мы бываем крайне редко. Говорят, сыновья ее со своими семьями и дочь живут в городе, но никто их никогда не видел. Не приезжают они. А ведь в этой жизни самый дорогой человек – мать. Почему они не приезжают?! Хоть на минутку заехали бы, чтобы узнать, как поживает их мама! Бывают же такие люди, жестокие, бездушные…

Ходят слухи, будто бы Горбатая старушка склонна приваживать в дом чертей. Говорят, они делают все дела в ее доме. Поэтому взрослые запрещают детям заходить к ней.

Однажды мама решила собрать бабушек-старушек на пятничный чай.

– Соседку не пригласишь – нехорошо будет, иди-ка доченька, пригласи иняй, – сказала.

Маму ослушаться нельзя. А идти мне боязно. Постояла во дворе немного и нехотя потащилась. Дошла до крыльца дома, у которого не было ни забора, ни калитки, остановилась. Слухи барабаном стали бить по ушам, по сердцу: а если сказать, что она не сможет прийти к нам? Эх, в школе ведь нас учат не обманывать… Что делать? Вдруг слышу, в доме ругаются. Вошла в чулан, прислонилась ухом к дверному зазору.

– Все дома переворошил, будешь травить мне душу еще, чтобы тебе пусто было! Вот возьму и выгоню тебя! – ругала она кого-то, но в ответ ничего не было слышно. То, что дома кроме старушки есть кто-то ещё, придало мне силы и я быстренько вошла. Вот чудеса! Ведь с кем-то разговаривала, ругала кого-то, а оказалось, что дома-то она совершенно одна! Не отвечая на мое «Здравствуйте!», старушка продолжала ругаться, выгоняла кого-то из дому. Полы чистые-пречистые, и на топчане палас без всяких пятен, чистенький, дома все убрано-прибрано. Я вновь громко поздоровалась. Иняй тут же повернулась ко мне, положила на пол палку:

– Чего тебе? – спросила сухо.

Глаза злобно засверкали. У меня аж по спине мурашки пошли, я невольно попятилась назад.

– Ах-вах, ты же не сказала, зачем пришла! – проворчала она.

– Мама пригласила на пятничный чай, – сказала – и жду ответа.

– Астагфирулла, чего стоишь как истукан, я ж не глухая, слышала же! – прокричала она диким голосом.

Я опрометью кинулась восвояси…

Вернувшись домой, интересуюсь:

– Я подслушала возле двери, старушка кого-то ругала, гоняла, хотела заставить что-то делать, захожу, а там никого нету, кроме нее. Никак у нее черти завелись?

– Да нет! Что ты сочиняешь! Старый человек, ходит, наверное, про себя болтает.

– Но ведь все про нее так говорят же…

Но мама меня перебивает:

– Впредь не надо слышать того, что не нужно! И, прибрав волосы под платок, начала замешивать тесто. Тем не менее, как только стемнело, мы, детвора, собрались возле окна старушки. В такое время слышимость усиливается, а мы стоим тихо-тихо.

– Куда дели? Сейчас же найдите!

В ответ – тишина.

–Ах, свиньи! Молчите, да? Иди, исчезни!

Вдруг открывается дверь и что-то громко с хрустом падает. Нам этого и хватило, взвизгивая, мы бросились кто куда. Еле переводя дыхание, уже дома, ору во весь голос:

– Мама! Мы видели как Горбатая старушка выгоняла чертей!

– Пусть ветер унесет твои слова!

Мама ничуть не удивилась, странно.

– Правда! Поверь мне! Дверь открылась и черти все убежали! – говорю, еще эмоции добавляю.

Мама все еще не придавая значения говорит:

– Кто боится, тому двоится. Старушка видать, бросила палку, а вам и померещилось что-то дурное. Оставь, доченька, не морочь себе голову! Это раньше нас в детстве пугали, говорили, нельзя в темное время смотреть в окно, привидится черт, не ходи близко к кладбищу, того и гляди перед тобой возникнет нечистая сила. Время такое было. Какие могут быть черти! Говорю тебе, бабушка совсем постарела, сама с собою говорит.

Я поверила матери, убедила друзей, даже пришлось поспорить с ними. Мы как-то хотели собраться еще раз возле дома старушки, подслушать, но почему-то в последнее время ее не видно-не слышно было. Так мы и не дождались – не ходила она и за водой к роднику. В конце концов, мама не вытерпела, пошла к ней домой, но старухи не было дома, дверь была заперта. Через некоторое время по деревне прошел слух, будто бы старуху увезли куда-то ее черти. Как-то отец с матерью поехали в город, на базар, думали, повстречаются с детьми соседки, узнают у них что да как. Но и тем было невдомек. Наверняка, так и есть: увезли черти старушку, думали в деревне…

Проходили дни и ночи, каждый занимался своим делом, подзабыли и про кривую старушку. Приближалась жатва. И вдруг по деревне распространился новый слух, кривая-то лежит в пшеничном поле, от нее остались одни кости, тело ее поклевали вороны…

Односельчане ее похоронили, оказав соответствующее уважение. Из города приехали дети.

– Как будем жить без матери, скажи, брат, и ведь ни разу не приезжали, – причитала дочь.

– А сама что думала до этого?

Родные, обвиняя друг друга, начали ругаться. Тут вмешалась одна тетенька:

– Оставьте ссору, негоже перед покойником ругаться. Поздно понимаем, как дорога сердцу мать. А кто тут виноват, покойнице одной только известно!..

В самом деле… Только одной ей было известно? А черти ее? Думается мне, черти-то заводятся у таких, как наша соседка, кривых старушек. Не сомневаюсь, черти злости и недружелюбия наверняка заводятся как раз у таких. Я верю, я буду стараться, чтобы моя душа всегда оставалась чистой и светлой! Мне показалось, что и в сердце моем звучат эти слова, идущие от родной земли… Как сладок и близок мне отзвук родины!