Журнальный мир

На смерть Дантеса

Дантес лежит у Чёрной речки,
Склонились врач и секундант.
Ему всегда был верен фарт,
Был верен глаз, и вдруг осечка.

Итог понятен – пуля в брюхе.
А пуля, други, не ватрушка.
Проклятый век! Проклятый Пушкин!
Кругом интриги, сплетни, слухи.

Жить в «свете», что в гнезде змеином.
Нет, ни сенатором, ни мэром
Ему не быть. Так, между делом,
Дантес убит. Убит безвинно?

– Никто теперь не разберёт.
Лишь только завершится месса,
Как все забудут про Дантеса.
О боже, как болит живот!

Жгуч холод неродной земли,
А в небесах всё тот же холод.
Он был красив, он был так молод!
Прощай, чертовка Натали!

Был жребий продиктован свыше.
Поэт, оставшийся в живых,
На смерть Дантеса горький стих…
Не обольщайся, не напишет.

* * *
Принять чью-либо из сторон.
Стать гвельфом или гибеллином.
Страдать гастритом, а не сплином.
Считать купюры, не ворон.

Женой, погодой, кошельком
Быть недовольным априори.
Конечно, отдыхать на море,
Чтоб с шашлыком и коньяком.

На всякий случай, окреститься.
Взять иномарочку в кредит.
Иметь слегка усталый вид.
Висеть в сетях. Давиться пиццей..
И сдохнуть в городской больнице.

Твою же мать, ну как приснится!

* * *
Вновь апрель, румяным молодцом,
Заявился. Я набрался в дым.
Обзавёлся новеньким кольцом.
Нет, не обручальным – годовым.

* * *
И останутся фразы – клише,
Пара чайных пакетиков в кружке,
Кошки, те, что скребут на душе,
Рыжий волос на смятой подушке.

И останутся бог, да порог,
Да подаренный камень на полке,
Да серёжка, что так и не смог
Отыскать, когда делал уборку.

* * *

По этим дорогам придут за мной.
Мобуту Сесе Секо

Мобуту Сесе Секо
Не строил в стране дорог.
Он знал, что пройдут легко
Враги, что дороги – рок,
Для тех, кто их создал. Рим
Дороги построил тем,
Кто славу его,как дым,
Рассеял. Полно проблем
С движением. Всякий путь
Имеет обратный ход.
И кто-то, когда-нибудь,
К тебе по нему придёт.
И как нелегко потом
Рыть ямы и жечь мосты,
И ставить ежи рядком
На каждые полверсты.
Дороги и под песком,
Как змеи, им дай лишь срок..
Мобуту Сесе Секо
Не строил в стране дорог.

* * *
Оставаться всегда не любил.
Уезжать веселее и проще.
Может быть, потому и не свил
Я гнезда и по-прежнему тощий.

Может быть, потому, от всех ран,
Мне лекарство одно – подорожник.
А из сотни диковинных стран
В ту стремлюсь, где никак невозможно

Оказаться. Тоска так остра
Оттого, что лишь путь бесконечен,
Но не я. От костра, до костра;
От ворот, до куста и далече.

То ещё пара строчек в тетрадь,
То ещё пара миль за плечами.
А вещами боюсь обрастать.
Даже нужными, в общем, вещами.

* * *
Застыть на грани сентября
Последней августовской ночью,
И удалить звонки и почту,
И, может быть, решить, что зря

Не удалось уйти весною.
Так почему бы не теперь?
Теперь намного шире дверь
Открыта. Но, похоже, снова

Не выйдет. В рёбрах толстый бес.
Дела, как вши, неистребимы.
Мы – лишь босые пилигримы.
Жизнь длится, с нами или без.

И, раз остался, то стишок
Теперь дописывай, хоть тресни.
А дальше.. будет интересно,
Хотя не факт, что хорошо.

* * *
Постпраздничный январь, начало скверных будней.
Постпраздничная хмарь клубится на душе.
Мне кажется сейчас, что нового не будет,
Ни года, ни меня. Безжалостным клише
На розовом «Пежо» проносится блондинка,
Бросает, как медяк, высокомерный взгляд.
А где-то всё орут «калинку, да малинку»,
Да что-то там ещё. На кой, скажите, ляд
Я втиснут в этот мир угрюмым силуэтом,
Бредущим сквозь парад уродов и калек?
Хватает без меня и пьяниц, и поэтов,
И прочих горемык. Такой уж нынче век, −
Не отыскать причин, корней, начал, истоков.
А если отыщу, то, думаю, едва ль
Смягчится мой режим, скостятся малость сроки,
И вдруг придёт апрель. Э нет, − придёт февраль.

* * *
Лохматое пламя, живущее там,
Под тонкою коркою плоти,
А может устроим большой та-ра-рам –
Спалим торфяные болота
Души?! Дым очистит нутро.
Удушит всю мелкую сволочь.
Лишь духа останется трон.
И горечь.

* * *

Дрова, чуть согревающие топь,
Бездымным догоранием распада.
Роберт Фрост

Шиповник и боярышник, и мы
В лесу осеннем в сердце октября.
Сидим и курим, тонкие дымы
В туман уходят. Лето и моря

Ты вспоминаешь. Я же очень рад,
И времени, и месту, и тебе.
Послать бы к чёрту суету и смрад,
И тут зажить, в бревенчатой избе.

Нет, я не претендую на покой.
Покой в гробу и то, ещё вопрос.
Наверно, просто хочется такой
Отведать жизни. Впрочем, не всерьёз

Все эти мысли. Не забудь пакет
С грибами. Нам давно идти пора.
Боярышник, шиповник, бересклет..
А это что там? Посмотри, сестра.

Где диким виноградом клён обвит,
От наших взглядов спрятавшись в подрост,
Забытая поленница стоит.
Как в том стихе, что создал Роберт Фрост.

И так же согревает местный лес
Бездымный, но не гаснущий распад.
Хозяин дров, куда б он не исчез,
Тепло оставил. Всё, что нужно, брат.

Дар Прометея

1.
Что если, досточтимый Прометей,
Был прочих дальновидней и хитрей,
И человека одарил огнём,
Лишь для того, чтоб он исчезнул в нём.

Что если он, в какой-то миг, решил:
«Враги всему живому эти вши.
Дай только волю дикой голытьбе, –
Потом не плачься бабушке– судьбе.

Я понял их, я истину обрёл!
Пускай мне печень выклюет орёл!
Пускай пройдут десятки тысяч лет,–
Мой пламень их поджарит, как омлет!»

2.
Лета прошли – огонь, огонь везде!
Нам всё трудней держать его в узде.
Он ночь уже, практически, убил.
Огонь берёт с собой любой дебил.

И стрелы, начинённые огнём,
Ждут, что огонь на небо мы вернём.
Что с побелевших, искривлённых уст
Сорвётся горьким камнем слово «пуск».

И спляшет на подмостках из костей
Холодный твой подарок, Прометей.