Он хватался рукой за нимб…
Он хватался рукой за нимб…
* * *
Он вошёл, раздвинул занавеску,
И такая тишь кругом легла,
Что холодный взгляд его невесты
Прозвучал, как точная стрела.
Не стрела звучит, а стонет жила,
Яростная вена между век,
Мышцами которую сдавило,
Чтоб не выпустить наружу снег,
Вот он и лежит под током крови,
А потом бежит потоком в кровь
Колкой электрической основы
Меж утком из вытянутых слов.
Он, когда вошёл, плечом раздвинул
Медленный, тяжёлый кислород,
И оконный след ему на спину
Встал, чтоб выйти криком через рот.
* * *
Вчерашними городами
Ноги переломали –
Поднимались выше каждого фонаря –
Свет держал, ударял,
Одарял, манил –
Ниже валялся мир,
Выше пластался дым.
И он кинул руку ему с плеча –
Забирайся выше по лестнице голосов,
А чтоб было выше ещё, кричал
Голосом на восток.
А потом ступень набросилась на ступень,
И канат потёр себя о канат.
Он потел, как пел, и сопел, как мел
Весь в одышке под сводом гланд.
И фонарь погас, и другой погас,
И вечерний вдруг стал ночным,
Но насколько небу хватало мяс,
Он хватался рукой за нимб,
И рывком тянулся, и весь из нас
Полз над ним.
* * *
И он шагает через стену
Не сквозь, а вверх.
Какой-то бережный оттенок
Приобретает свет.
Он этот свет приобретает,
А тот об ветки обветшал,
Об ветер вытерся, как шаль,
И только кисточка витая
Елозит по другим вещам.
И только косточка литая,
Вся разлитая по лучам,
Всё разлетает здесь и там.
А он читает через стену
Не вслух, а в глаз
Такую лексику обсценну,
Что вся корнями расплелась,
А листьями и прочей хвоей
Совсем достала дна высот
И завитками на обоях
Теперь обратно лезет в рот.
* * *
Снимает букву знак, а знак сминает буква,
Литой тяжёлый верх, четыре колеса,
И между ними выменем нагрубла
Чернёная от гроба полоса.
Винтажный парк, где злак сменяет смоква,
Не здесь, а там, куда по кольцевой
Перебираясь, азбука намокла
Ветражным Ленинградом и Мясквой.
А здесь везде колонки и подвалы,
Печатный шаг об лестничный пролёт
Не прогремит, а слева или справа
Отсюда высший свет на снег себя прольёт.
Здесь прах выводит тень, но тень за прах выходит,
И вот уже вдвоём из-под венца
Они несут кромешный запах плоти
С избитым выражением лица.
* * *
Страх ночной,
Птах ручной,
Прах речной,
И проходит в зоне праха
Дно такой лучной лузги,
Что и гальку видно плохо,
И глаза невелики,
И сквозь эту шелуху
Бьются рыбы на духу,
Пьются глыбы друг из друга
В тусклой крошке ледяной
У порочного порога
За стенающей стеной
Птах земной
Поднимет тени –
Ты за мной,
Я за тобой,
Как бы вместе мы летели –
Ты за мной
И я за мной;
Прах речной песок поднимет,
Так, как ноги поднимал,
И заговорит простыми
Выдохами наповал.
Ты возьмёшь его дыханье
В шкуру дряхлую без дна –
Это новыми мехами
Наполняется вина.
Выть боишься виноватым –
Это самый главный страх.
И целует каждый атом
Новый день во всех местах.
* * *
Бьётся бутылка на девять частей,
И в каждой – беременный бес,
Он дымом наполнен и громом пробит
Своих неостывших костей.
В бутылке закрученный штопор небес
То так провернётся, то сяк просквозит
И брызнет шаманским в гостей.
Кипучая капля, меняясь в лице,
В препонах и складках лица
Меняет черты, словно чёрт до конца
Ещё не окончил лицей.
Уже научился читать и писать,
Но химия или иняз
Ему незнакомы, и чёртова мать
По новой в декрет собралась.
И вот изумлённый, беременный сам
Её материнским стыдом,
Он смотрит наружу, как день по часам
Уходит в вечерний Содом.
* * *
Сомнамбула выходит на планету
И там, с планеты, смотрит в вышину,
И вот её черты полураздеты,
Как будто бы особые приметы
Под мягким светом все слились в одну.
А вот черты луны продолговаты,
Её глаза – болота стекловаты,
Сомнамбула течёт в них, точно вплавь
Себя сгребает. Тёмные фасады,
Не тронутые золотом фасады
Вдруг отступают. Проступает явь.
Повсюду наступает навь планеты,
У ней свои особые просветы,
И в них проходят руки на просвет,
Сомнамбулу берут и поднимают,
И вот она, весомая, земная,
Возносится туда, где тени нет.
Там тени нет, но там сады иные,
В них тесные плоды, как отбивные,
Шкворчат и капают во весь тлетворный дух.
Сомнамбула бредёт в садовых чащах,
Идёт-гудёт, как будто в настоящих
Зелёный шум давно уже потух.