Журнальный мир

1. Расскажите, что явилось причиной Вашего прихода к литературному творчеству. Какими были первые опыты?

По воспоминаниям родных, я ещё в детстве сочинял истории, придумывая продолжения для своих любимых сказок. Записать их тогда не было никакой возможности, но можно сказать, что это была моя самая ранняя (и последняя) проба себя в модном и популярном нынче жанре «фанфика». А вот заниматься осознанным сочинительством, писать собственные рассказы, я начал уже в старшей школе. Причина, по большей части, была в том, что я любил читать, но меня перестали удовлетворять истории, написанные кем-то другим. Пришлось писать свои.

2. Кого можете назвать своими литературными учителями?

Я не воспринимаю кого-то как своего непосредственного учителя. По крайней мере, сам не хотел бы так думать о ком-то, чтобы не становиться заложником подражания. Учителя в широком смысле — русские классики: Толстой, Чехов, отчасти Булгаков, зарубежные фантасты — Уэллс, Жюль Верн, Брэдбери. Из более близких мне по жанру и времени — Станислав Лем, Александр Беляев; к сожалению, тоже уже покойный — Сергей Иванович Павлов.

3. В каких жанрах Вы пробовали себя?

Пробовал себя практически во всём. И эта тяга к литературным экспериментам пришлась как раз на школьные годы. Как и многие, наверное, писал стихи. А ещё прозу, в основном короткие рассказы и небольшие пьесы. Последнее мне внезапно очень пригодилось, когда я начал работать над сценариями для кино и сериалов.

4. Как бы Вы могли обозначить сферу своих литературных интересов?

Изначально меня как читателя очень интересовала художественная литература и, конечно же, научная фантастика. В школьные и студенческие годы читал её с огромным увлечением. Но когда занялся писательством сам, практически завязал с чтением. Особенно современников. Считаю, что это во многом отвлекает, отнимает время у собственного творчества, подталкивает к ненужным сравнениям — и поэтому даже вредно. Отшучиваюсь обычно, мол, «чукча — писатель».

Активно читаю научно-популярную литературу. Благо в последнее время в жанре «научпоп» стало выходить довольно много прекрасных качественных книжек. Это помогает актуализировать свои собственные знания об окружающем мире, следить за текущими научными достижениями и проблемами, а в конечном счёте — черпать для себя идеи.

5. Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого — включить в нее?

Однозначно я целиком и полностью исключил бы из школьной программы Солженицына. Это сам по себе крайне политизированный автор, и решение о его включении в школьный курс было точно таким же — в крайней степени политизированным. Что же касается его текстов, то, на мой взгляд, это имеет слабое отношение к литературе, а скорее — к «хайпу», как бы сейчас сказали. Солженицын вовремя «хайпанул» на острой и болезненной для многих теме, грамотно конвертировав свой непродолжительный период заключения в популярность и признание, создав из себя бренд и получив с этого все желаемые им «бонусы». Но, по-моему, этого недостаточно, чтобы встать в один ряд с отечественными и зарубежными классиками.

Кого бы я включил? Себя, конечно. (Интересно, многие ли отвечали на этот вопрос так же? Уверен, что мысленно — почти все.) Если серьёзно, то можно было бы уделять больше внимания писателям-фантастам. Тем же Уэллсу и Брэдбери, которых касаются крайне мало. Или Лему, Азимову, Филипу Дику, которых не касаются вовсе. Не говоря уже о признанных отечественных фантастах. Это жанр, давно переосмысливший многие проблемы, с которыми наше общество сейчас только начинает сталкиваться: клонирование, робототехника, искусственный интеллект. Об этом снимают фильмы, к которым приковано внимание миллионов людей. Но в рамках литературы, культуры чтения, преподавания этой самой литературной культуры — на фантастику до сих пор во многом смотрят просто как на развлечение.

6. Есть ли такой писатель, к творчеству которого Ваше отношение изменилось с годами кардинальным образом?

Таких нет. Наверное, в основном потому, что я не люблю возвращаться к уже прочитанному. Составив один раз мнение о прочитанном, я уже просто не оставляю себе возможности передумать. Повторно читать понравившихся в каком-то смысле пустая потеря времени, а перечитывать тех, кто не нравится — и вовсе странно. В последнее время, как уже говорил, стараюсь вообще не читать художественную литературу.

7. Каковы Ваши предпочтения в других видах искусства (кино, музыка, живопись…)?

Во многом, что касается искусства, я отдаю предпочтение классике. Хотя относительно музыки и кино я довольно всеяден. А вот на живопись, скульптуру, театральное искусство я смотрю преимущественно глазами ретрограда. Очень тяжело воспринимаю абстракционизм. Не перевариваю современный экспериментальный театр. Мне нравится прогресс во всём, в том числе и в искусстве, но на многие результаты современного искусства я смотрю скептически. Всё-таки я грубый материалист и все восхищения вокруг очередного пятна на стене мне часто кажутся проявлениями «синдромом поиска глубинного смысла». Когда мне пытаются объяснить, что я чего-то «просто не понимаю», в шутку отвечаю, что «наверное, я слишком быдло».

8. Вы считаете литературу хобби или делом своей жизни?

Скорее потребностью, удовлетворение которой приносит удовольствие. Но я говорю про это не в графоманском смысле, когда захватывает сам процесс написания текста. На самом деле я не люблю писать. Никогда не сижу над «белым листом», вымучивая из себя фразу или придумывая сюжет по ходу дела. Я пробовал не писать прозу вовсе. И лет пять у меня это получилось. Но потом пришлось вернуться. Истории постоянно рождаются в голове, я по несколько раз прорабатываю их, прокручиваю снова и снова, и в какой-то момент, когда уже не можешь терпеть — садишься и просто записываешь. И это приносит удовольствие. Наверное, это хобби, которое постепенно становится делом жизни.

9. Что считаете непременным условием настоящего творчества?

Наличие идеи. Того, что тебя волнует, что ты осознанно хочешь высказать и что высказываешь в конечном итоге. Не думаю, что декаданс, безыдейное, бессодержательное творчество — это творчество вообще. В конце концов человек — это сознательное существо и должен точно представлять, что и для чего он творит.

10. Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве?

Достоевскому часто приписывается фраза: «Если Бога нет, всё позволено». В художественном, в частности литературном, творчестве нет богов, а значит, и нет запретов на какую-либо выразительную форму. Но лично для меня в качестве мерила встаёт вопрос: «Зачем?». Циничный вопрос о цели, которая должна оправдывать средства, в том числе и выразительные. Если в творчестве нет идеи, нет внутреннего содержания, то всякая форма теряет смысл. Наверное, это единственный запрет, который я бы выдвинул — запрет на отсутствие смысла. Но, увы, карающего бога Смысла в мире художественного творчества тоже нет.

11. Расскажите читателям «Паруса» какой-нибудь эпизод своей творческой биографии, который можно назвать значительным или о котором никто не знает.

Наверное, здесь хорошо бы смотрелась история доктора Эмметта Брауна из фантастической трилогии «Назад в будущее»: «Я встал на унитаз, чтобы повесить часы, но поскользнулся, упал и стукнулся головой о край умывальника. Так мне было явлено откровение, видение, картинка в моём мозгу, видение вот этого, вот, что делает путешествие во времени возможным — поточный конденсатор».

К сожалению, у меня нет таких занимательных историй, ставших поворотными. Но если подумать, то наиболее важным был момент самого первого признания, когда совершенно незнакомые мне люди вдруг писали, что им понравился тот или иной мой рассказ и что они хотели бы почитать ещё. Как бы кто ни отрицал важности одобрения, ни говорил, что пишет для себя, «в стол», признание нужно каждому из нас. Тщеславие — основная двигательная сила творчества.

12. Каким Вам видится идеальный литературный критик?

Мёртвый. Наверное, это было бы идеально. Кроме шуток, я знаю многих молодых литераторов, которые были надломлены неосторожной, не в меру жёсткой, осуждающей, даже деструктивной критикой. В итоге они либо полностью забрасывали своё творчество, либо направляли его совсем в иное русло, в погоне за признанием от неких авторитетов теряли свою индивидуальность и, как говорится, теперь занимаются «не тем». Редко у кого из пишущих людей имеется достаточно твёрдый внутренний стержень, крепкий хребет, способный выдерживать внешние воздействия. В достаточной степени деликатные, осторожные критики, в равной степени умеющие смотреть и широко, и глубоко — встречаются ещё реже.

13. Каким Вам видится будущее русской литературы?

Трудно делать подобные прогнозы. Всё-таки искусство в целом и литература в частности всегда отражают текущее состояние общества. Раньше занятие литературным творчеством могли позволить себе избранные единицы, потом, с приходом массовой грамотности писателей стало больше. Теперь, с широким распространением информационных технологий «порог вхождения» снизился до своего минимума. Естественно, упало среднее качество. Что будет дальше? Только хуже. Как и всё, писательство станет ещё больше подчиняться законам общества потребления: предложение будет следовать за спросом, а значит, за трендами. В конечном итоге и сама русская литература глобализируется, слившись в один общий мультиязычный или метаязычный гипертекст. Но это не точно.

14. Есть ли у Вас рекомендации для студентов-филологов?

Уже сейчас искать себе другую, более высокооплачиваемую работу. К сожалению или к счастью, но сейчас литература выходит из профессиональной экспертной сферы и становится неким «общим местом». Можно бесконечно ломать копья в спорах о персональных вкусах, но во всём, что касается успешности, уже давно значение имеют только вкусы массового читателя. Иначе мы бы не видели, как лучшие места на полках занимают бестселлеры, живущие не более одного сезона. В литературу пришёл маркетолог: со знанием трендов, актуальных тем и целевой аудитории. А значит, филологу давно пора переквалифицироваться в управдомы.

15. Каковы Ваши пожелания читателям «Паруса»?

Во-первых, оставаться верными себе. Читать и писать то, что нравится лично вам: без оглядки на отзывы, критические статьи, восторженные возгласы. Волна схлынет, «пена» сойдёт, но останутся те песчинки, которые не дают покоя именно вам, задевают именно вашу душу.

А во-вторых, читать другие мои рассказы. Надеюсь, они ещё здесь появятся.