Искра единственной правды

Искра единственной правды

Журнал «ДОН», 10-12, 2017

Стихотворная подборка Юрия Могутина (г. Москва) в начале номера озаглавлена «Осколок» и приурочена к 80-летию поэта. Его лирика автобиографична, но и выводит на мысли-обобщения. Жизнь человека – что она стоит в масштабе такой непредсказуемой страны, как наша, когда личность не хочет быть незначительной, а ищет благой цели и вечных истин? Тогда обычная тросточка незрячего человека в стихах Юрия Могутина становится зрячим посохом.

 

Святый Господи, гой еси!

Слышь, клюки слепцов будят сон Руси?

И моя стучит в земляной испод.

Достучусь ли я до Тебя, Господь?

 

Михаил Тарковский (с. Бахта, Красноярский край) представлен рождественской повестью «Фарт». Вместе с главным героем писателем Баскаковым мы с первых строк погружаемся в обыденность, знакомую и так каждому из нас, но почему же интересно следить за развитием сюжета? Дело в показе внутреннего мира Баскакова, его чувств, сомнений, переходов от отчаяния к осознанию правильности выбора в том или ином случае.

Вне всякого сомнения, Михаил Тарковский пишет своего героя с самого себя, и тут заключается главная интрига повести. Читатель обращён не только к событийной канве повествования, а «сживается» с образом Баскакова-Тарковского, по сути, сопереживая ему, разделяя его выстраданную правоту, например, слов о литературе.

«Литература… – медленно повторил Баскаков. – Я не знаю… И знаю. В этом слове для меня есть что-то неловкое… Почему? Потому что существует как минимум три правды. Правда литературы. Правда жизни. И просто правда. Правда литературы и правда жизни – они как два провода, и им пересекаться нельзя. Хотя бывает, литературная правда ослабнет и спикирует к жизненной. И тут замыкание! Пробо́й поля! Искра́ какой-то единой, единственной правды. И она будто окно прожжёт, и что-то смертельно-личное – станет вдруг образом».

Порой «Дон» практикует публикацию «Книг в журнале» – под этой рубрикой на сей раз дан стихотворный свод «Свет Фавора» москвича Андрея Шацкова. Поэтическое имя известное и не нуждается в пояснении. Предисловие к «журнальной книге» Виктора Петрова «Черёд первозимья» содержит ключ к пониманию лирической музы автора:

«Андрей Шацков исповедует классику, его стихотворный строй даёт понять читателю, что смысл рифмуемых строк не столько в сказанном, сколько в некой возвышающей его надмирности. При этом созерцательность исключена, и душа по завету поэтического собрата «обязана трудиться».

 

Над древним храмом кажется синее

Проём небес в разрывах чёрных туч.

Остановись и сделайся сильнее,

Поймав в окне апсиды солнца луч…

 

Обращение к отдалённым временам, к событийно значительной истории Руси исцеляет во имя грядущего, служит библейским посохом на пути к самостоянию. «И только Андрей Первозванный /Тебе подставляет плечо».

Тютчевское «не то, что мните вы, природа…» вписано в координаты поэзии Шацкова естественным образом. Да и как иначе? Искони родное место – древний подмосковный городок Руза – наделило осознанием своей причастности ко всему сущему, связуемостью с ним.

Сущностные реалии, малое в связке с большим зорко подмечает поэт. Он легко перемещается во времени и на расстоянии. Находит свой ракурс, чтобы увидеть за первым планом нечто иное. И пишет:

 

Ведь Россия теплом – не Сирия,

Да и Руза – не Иордан,

Чьи истоки – в библейской местности,

У подножья высоких гор…

У России – свои окрестности,

У России – свой разговор.

 

Живописует на страницах журнала «Дон» с завидной регулярностью заветные русские уголки Игорь Михайлов (г. Жуковский, Московская обл.) На сей раз мы в рассказе «Варфоломеевское» чудесным образом перенесены вот куда: «Подхорошее – земля обетованная. Но, словно убоявшаяся, что если и назовут хорошим, то сразу и сглазят, немного скромнее, скоромнее: вроде, не так, чтобы, а под –

Хорошее!»

Автор купается в стихии русского языка. У него прямо-таки гоголевская описательность: «Хорошо и просто в русской деревне. Не успел отдышаться, отряхнуть снег, а уже пьян. И всё идёт, бредёт, творится само собой, разумеется. А деревня в шапке-ушанке или пуховом платке по самую маковку, кто её теперь разберёт. Да и не надо.Только звезда Рождественская наверху, по-над крышами, будто гвоздём десяткой её наживили, прочно и навсегда».

И так далее и тому подобное… Читать текст лучше целиком!

Стихотворная подборка «Расшитый лён» Светланы Леонтьевой (г. Нижний Новгород) в очередной раз доказывает, что в её лице мы имеем незаурядного поэта. Женское начало не ограничивает диапазон словесного воздействия, а, наоборот, расширяет его. Пожалуй, Светлана Леонтьева и есть одна из тех редких ныне продолжательниц русской школа «От Каролины до Марины», означенных именами Каролины Павловой и Марины Цветаевой, ну и далее – другими достойными именами товарок по поэтической судьбе.

 

Под нулёвочку, под линеечку я острижена через край,

у юродивого я копеечку попрошу: «Ну-ка дай мне, дай!»

У воробышка цвета серого, неприметности, дней пустых,

темноты я у света белого попрошу, чтобы враз – под дых!

Позаимствую цвета рыжего у луны в лебеде, череде,

у распятого, у обиженного этих ржавых в крови гвоздей!

 

Рассказ Евгения Чебалина «Сердитый был вердикт» ярок и резок по стилистике, как всё то, что выходит из-под пера этого прозаика и публициста из Самары. Переносимся на Колыму. Своя жизнь, свои законы. И последний аккорд повествования, когда охотничий азарт троих мужиков отступает перед безотчётным желанием спасти гибнущего в затянутой илом протоке сохатого, которого они бы не отказались добыть на зиму.

«Сидели, заморожено смотрели. Рывки и дёрганье лося слабели, в них всё заметнее копилась предсмертная безнадёга… Текли минуты. И вдруг взметнулся бригадир, вскочил, взревел:

Вуррр!

И грохнул ввысь из карабина. Лось, содрогнувшись, вздыбился, рванулся ввысь – вперёд…

Мы сгрудились за бригадиром, поволокли с надрывом тушу за рога. Он, наконец, поймал опору задними ногами и вымахнул на берег…

От нас удалялось не мясо, не пищевой продукт – прекрасное и безупречное изделие Создателя, которое вписалось столь же безупречно в стерильную бескрайность, в совершенство тундры».

Фантасмагоричен рассказ Александра и Сергея Юдиных (г. Москва) «Ледяная скрижаль». Животрепещущая тема терроризма решается весьма неожиданно. Это рассказ-предупреждение.

«За краткой, как сдержанный вздох, фамилией Фет – много неразгаданных тайн: загадки его рождения и происхождения, любви и трагической гибели его возлюбленной, секрет неизменного чувства к ней до последних дней жизни поэта» – один из начальных абзацев эссе «У любви есть слова…» Аллы Новиковой-Строгановой (г. Орёл) в цикле материалов под рубрикой «Прочтение классики».

Татьяна Лестева (г. Санкт-Петербург), сопоставляя творчество поэтов «страшных лет России», в статье «Имя забытой страны» говорит не только о «беде свободы», по словам Николая Туроверова, но и делает вывод: «они были верны своим идеалам и пронесли через всю жизнь верность России».

Неизвестные факты отличают уникальные разыскания Ольгерда Жемайтиса (г. Москва) «Тёща сына Сталина». Автор проделал долговременную исследовательскую работу, полагаясь лишь на собственные силы. Тем ценнее публикация.

Под рубрикой «Ретроспекция» традиционно даётся краткий анализ одного из предыдущих номеров журнала.

 

(«День литературы», denlit.ru)