Журнальный мир

— Узнаешь? — Мой двоюродный брат Славик прислал мне фотографию. Конечно, селфи.

Он, вечный мальчик уже почти пятидесяти лет, обожает присылать свои снимки. Уже много лет он живет в Америке, и вживую мы не виделись… не скажу даже, сколько. Давно, одним словом. Давно я не видела Славика, но благодаря современным технологиям прекрасно представляю и его видную жену Джесс, и двух дочек, двенадцатилетнюю Мишель и крошечную кудряшку Сашу. Сашу, Александрин, он назвал в честь нашей любимой бабушки, Александры Николаевны. Как они удивились бы, наши старики, строгий военный врач Андрей Федорович и бабушка, ласковая домохозяйка Александра Николаевна, если бы узнали, что их род продолжился где-то в далекой заокеанщине…

Ну так вот, на вновь присланной фотографии Славик прижимает к щеке металлическую банку, вроде той, в которой продаются энергетические напитки и самый главный американский напиток. Надпись гласит: «Комбуча», и что-то типа: экологически чистый напиток.

— Это гриб! Ну, бабушкин гриб — помнишь? Чайный гриб! — сыплются сообщения от Славика. И значок: большой палец вверх. Типа — круто! Вау!

Неужели? Как, каким образом чайный гриб, любимец всех советских бабушек, докатился до американского гражданства? Неужели в жестяной банке плавает это нечто, то ли гриб, то ли медуза, то ли колония бактерий?

— Нет, конечно! Просто разливают по банкам эту шипучку. Вкусно, слушай, реально — вкус детства. Только послаще… Видишь, еще написано, что без добавок, — это уже вечером в скайпе продолжаем разговор со Славиком.

Вообще, конечно, смешно взрослого лысого дядьку называть Славиком, но тут уж ничего не поделаешь, для меня он навсегда останется тощим веснушчатым пацаном с непомерно большими ушами. И навсегда — старшим братцем, хотя разница между нами сейчас совсем уже стерлась, но я-то помню, как он имел карт-бланш сроком в три года. Когда я только пошла в школу, он уже окончил «началку» и перешел в школу среднюю. Он научил меня стрелять из рогатки, выдувать пузыри из жвачки и плавить свинец в банке из-под тушенки. Он больно щипал меня, до синяков, когда я жаловалась на него бабушке Саше. Он смешил меня за общим обедом, и дед выгонял из-за стола нас обоих и ставил в противоположные углы коридора. Коридор в хрущевке — понятие условное, и нас разделяли всего-то метра полтора. Но поворачиваться было нельзя. «Ненавижу тебя», — шептала я Славику, он это прекрасно слышал и бормотал в ответ про малахольную дуру. Но в общих дворовых драках мы были как мушкетеры, не разлей вода. «Сестру не трожь!» — кричал Славик своим «взрослым» друзьям. И я чувствовала себя как за каменной стеной — укрываясь за тощей пацанячьей спинкой, обтянутой застиранной футболкой.

Да, правда, мы очень дружили, хотя встречались не так часто — только на каникулах у бабушки с дедом.

Мы гостили у бабушки Саши редко, а чайный гриб жил на ее уютной кухоньке постоянно. Он был живым, этот таинственный гриб. При желании в нем можно было разглядеть черты плоского бледного лица: глазные впадины, провал рта, широкий, как у Ильича на портретах, лоб. Бабушка звала его «Авдеем» и, готовя пирожки или борщ, что-то грибу рассказывала. Наливала ему спитый чай и подкармливала сахарком. Гриб довольно бурлил и радостно, как мне казалось, пошевеливался. Дед уважал чайный гриб, особенно сильно — по утрам, после гостей. Бабушка цедила деду питье через марлю и тяжело вздыхала. А дед, наоборот, довольно крякал!

Каждый день, за час до обеда, бабушка наливала мне и Славику по полстакана шипучего напитка, слегка отдающего дрожжами. Я выпивала покорно, Славик кочевряжился. Уже тогда он отдавал предпочтение западным напиткам — его отец, мой дядька, ездил в командировку в Литву и привозил ему оттуда бутылочки с пепси-колой и жвачки с вкладышами. Современные дети не знают, что когда-то в жвачку вкладывали бумажку с мультяшными героями — Микки-Маусом и Дональдом Даком, и этот глупый вкладыш ценился даже больше, чем сама жвачка. У Славика была целая коллекция вкладышей. Поэтому он мог себе позволить больше, чем простые смертные.

В частности, он пренебрегал грибом Авдеем.

— Не буду пить эту медузу! — капризничал Славик. — Гриб в банку написал, а я должен пить?!

Бабушка бунт подавляла. Несмотря на кажущуюся мягкость, характер у нее был железобетонный. Уже позже я узнала, что на фронте она была медсестрой и вытаскивала раненых на себе буквально с передовой. Дед полюбил ее, тоненькую юную девушку, за необычайную смелость. Ну и за красоту, конечно.

Тогда Славик начал действовать хитростью и манипуляциями. Манипулировать он мог только одним человеком: мной.

Каждый день мы играли со Славиком в «Чапая». Славик выигрывал всегда. А я — всегда надеялась, что в этот раз удача будет на моей стороне… В тот раз он поддался мне — совсем немного. Каких-то две партии. А я, глупая, поверила, что в игре ас именно я. Позже я узнала, что именно так разводят на высокие ставки гостей казино: дают им чуть-чуть выиграть и ощутить вкус победы, а потом уже начинаются настоящие большие ставки с большим проигрышем.

Ставкой стал бедный Авдей, чайный гриб. Я проиграла, и пришлось выполнить Славкино условие: вылить в гриб целую банку ярко-красной гуаши. На ней было написано: «краплак красный».

Авдей печально окрасился, усилив сходство гриба с портретом Ленина на алом знамени.

Бабушка вернулась с рынка в прекрасном настроении и понесла на кухню тяжелые сумки с овощами и мясом. Она напевала что-то. А потом я услышала, как она плачет.

Она не ругала меня и Славика.

Просто рассказала нам, как когда-то, после войны, в далеком Курске чайный гриб был для ее маленьких детей — моей мамы и Славкиного папы — спасением: фруктами, витаминами, лакомством и лекарством одновременно. Им она вы€ходила мою маму после двустороннего воспаления легких. А младшую девочку, доченьку, гриб спасти не смог. Слишком слабенькая она была, Маринка. Бабушка привыкла решать с помощью гриба многие проблемы. Умывалась «грибной» водой — от морщин. Споласкивала волосы. У бабушки действительно были прекрасные волосы, золотые, и редкие серебряные ниточки, которые дед ласково называл «сединки».

— Это тот самый гриб? — шепотом спросил Славик. — Из Курска?

— Нет, конечно. Но каждому новому грибу я даю имя. Он как домовой. Мой верный помощник. И раз уж вы так его обидели, то, будьте любезны, помогите мне его спасти.

И мы со Славкой полоскали гриб в десяти водах, и отмыли банку, и насыпали сахара, и налили спитого чаю. Когда гриб полоскался в тазике, с ним про-изошло чудо: он расслоился. Грибов стало два. Один из них я увезла после каникул домой. Правда, у нас он как-то не прижился. Он требовал постоянного незаметного ухода, — а у нас грибная вода настоялась до уксуса, а сам таинственный жилец куда-то исчез. Может быть, это произошло оттого, что мы не дали ему имя.

Если честно, я про чайный гриб давно и прочно забыла. А тут вдруг — Славка-американец, камбуча! Оказалось, новое — это хорошо забытое старое. И вот гриб стал популярным сначала в Японии, а потом и в Америке. Скоро, как все заокеанское, вернется к нам. Называется он зооглея, является симбиозом дрожжей и уксуснокислых бактерий, а химический состав у каждого гриба — свой, неповторимый. И тут сказывается влияние не только воды, чайной заварки или географических координат. Не менее важна и энергетика дома, окружение гриба. Так что бабушка была права. Сколь причудливо тасуется колода, как сказал один известный литературный персонаж.

И возвращается чайный гриб — в жестяной банке, с приставкой «био» и «органик». И маленькая Саша-Александрин, удивительно похожая на Сашу-старшую васильковыми глазами и золотыми кудрями, ни разу не видев свою прабабку, откуда-то взяла и ее походку, и даже привычку накручивать в задумчивости волосы на указательный палец. Вот только по-русски маленькая Сашка не говорит.