Журнальный мир

«Россия — вдова.

Виновата война.

И не одна.

И не одна она…»

Тамара Пономарева

Ранняя осень уже тронула позолотой пышную зелень улиц и садов уютного провинциального городка. Его прелесть, пожалуй, и заключалась в этом богатом одеянии, дарованном ему искусницей природой, но еще и в том, что он возвышался на крутом берегу Волги. И в этом было его превосходство.

Но старушку, что отрешенно брела по улицам в сопровождении коз, уже не трогала ни эта красота, не пленяли аромат и благоухание садов, расцветших красно-желтыми тонами зреющих плодов.

Эту пожилую женщину с поникшим лицом, в длинном платье цвета поблекших незабудок, горожане встречали и ранним утром, и среди бела дня. Она шла медленно, часто останавливаясь и оглядываясь по сторонам, словно забыла куда идти, то по пыльной проезжей части дороги, то сворачивая на деревянные тротуары. Козы семенили за ней, цокая копытцами, не отставая ни на шаг. Но все же, торопясь насытить свои желудки, ухитрялись пощипать траву на газонах и сорвать веточку-другую с раскидистых лип. Коз было немного — всего четыре: одна крупная, с белоснежной шерстью, две небольшие серенькие и черный козлик с белой мордочкой и острыми рожками. Когда старушка, увидев открытые ворота или калитку с играющими во дворе ребятишками, ковыляла к ним, ее питомцы вприпрыжку устремлялись за ней. Робко приблизившись к мальчишкам, она подолгу стояла и смотрела, как они пинают мяч или просто гоняются друг за другом. Потом, решившись, подзывала кого-нибудь из них и тихонько спрашивала: «А моего Егорки здесь нет?»

— Какого еще Егорки? — обычно с досадой, а то и дерзко, отвечали ребятишки. — Нет у нас Егорки. Ты же каждый день про него спрашиваешь.

Тогда она шла дальше, заглядывала в другие дворы. Иногда не успевала еще спросить про своего сыночка, как ребятня, бросив свои забавы, начинала дерзить, а то и кривляться: «Бабка-Ежка, костяная ножка! — Баба-Яга деревянная нога!»

А находились и такие, что бросали в коз пригоршни сухой земли и мелкие камешки. Тут уж раскрывались окна, и матери мальчишек вместо того, чтобы унять их, сами «помогали» любимым чадам: «Опять явилась, козья барыня! Уж как ты всем надоела. Иди-ка домой!» Старушка даже не обижалась, а улыбалась им, кланялась и повторяла одно и то же: «А вы Егорушку не видали? Куда пропал Егорушка?»

Эту неприглядную картину и застала однажды Лия Михайловна Виноградова, уважаемая в городе учительница. Услышав еще издали насмешливые выкрики, она поспешила на помощь пожилой женщине. Сердце ее колотилось, в голове бились не раз приходившие и до боли огорчавшие мысли: «Да что же это такое. Полвека учу ребят уму-разуму, как вести себя и дома, и на улице. Никогда не ругаю, не наказываю, по-хорошему объясняю, как обращаться друг с другом, со старшими и малышами. Сколько дополнительных уроков проведено. Ведь они охотно со мной соглашаются и обещают быть тактичными со всеми. И я радуюсь. А может, надо было наказывать за грубость и нахальство? Да они так быстро все забывают…

И все же, разве можно быть такими безжалостными? Ладно, уймись. Нервы никуда…»

Мальчишки, завидев любимую учительницу, бросились ей навстречу, радостно крича: «Здравствуйте, Лия Михайловна! А мы вас издалека увидели… Мы в футбол играем, тренируемся, скоро матч с юркинскими…»

Но Лия Михайловна словно не заметила мальчиков. Она подошла к старушке, обняла ее и поцеловала по-русски, троекратно, приговаривая: «Добрый день, дорогая Ульяна Ниловна. Устали, наверное? А выглядите хорошо. Глаза-то так и сияют лазурью… Все будет отлично, вот увидите. — И она рассмеялась: — Я все отметками меряю…»

Ульяна Ниловна как будто оживилась, еще больше заулыбалась. Силилась что-то сказать. А в это время из своих «убежищ» вышли родительницы мальчишек, и все — с пунцовыми лицами. Одна из них, Вера Федорова, мать Миши, вынесла стул и ласково приобняв «козью барыню», усадила ее. Митина мама, Антонина, вышла с кружкой дымящегося чая и принялась поить, приговаривая: «Поди, в горлышке все пересохло…» А мать Шурика поспешила с пирожками: «Кушайте, тетя Улита, еще тепленькие». Тут же и козы подладились к хозяйке…

В это время Лия Михайловна подошла к ребятишкам. Среди них оказались и ее пятиклассники: Сережа и Алеша, Коля и Андрейка… Она искренно любила детей, переживала за них всей душой, потому, увидев их такими смущенными, пожалела, что так на них рассердилась. Мальчики стояли притихшие, виновато поглядывая на свою наставницу.

— Здравствуйте, дети. Вы молодцы, что тренируетесь. Значит, снова мечтаете победить? Только шли бы вы лучше на стадион.

Она обняла сгрудившихся вокруг нее мальчишек и каждому заглянула в лицо. А они, задрав головы, наморщив носы от солнца, радостно смотрели на любимую учительницу сияющими глазами. У нее же они неожиданно наполнились слезами. Мальчишки, хотя и озорной народ, но ведь такие смекалистые. Опустив вихрастые головы, слегка отступили от Лии Михайловны. Они ее поняли…

— Милые мои, да-да. Правильно. Но мне не хочется вас ругать. Знаю, вы неплохие ребята. Вот сейчас занимаетесь любимым футболом… Это хорошо, интересно. Когда же играть, как не в детстве… Но вы не знаете пока, как быстро оно проходит. Время нашей жизни летит стремительно — вон как тот самолет… И вы станете такими же старенькими, как я и как Ульяна Ниловна. Не верите? Ведь совсем недавно, дорогие мои, я учила ваших мам. Они были такие маленькие, слабенькие девчушки — шла жестокая война… А сейчас уже взрослые, красивые. Ваши мамы…

— Вот я и говорю вашим сыновьям, — обратилась Лия Михайловна к бывшим ученицам, — какие же вы были славные девочки. Помните, как во время войны мы с вами — а вы все были тимуровцами — навещали вдов и сирот, помогали им, чем могли? А сколько делали доброго для беженцев, приехавших лютой зимой полураздетыми? А как нас раненые принимали в госпитале, когда приезжали к ним в Сурок?

— Простите нас, Лия Михайловна, Христом Богом просим, — взмолились женщины, перебивая одна другую, — признаемся, с нашей стороны это форменное свинство.

— Когда Ниловна была здорова, мы сколько раз обращались к ней за помощью, — плача проговорила Ираида Семина, Алешина мать. — Когда денег ни копейки — молоко бесплатно давала, да и потом от них отказывалась. Только и слышали: «Кушайте на здоровье и не беспокойтесь».

— Видно, потихоньку уходит куда-то наше русское гостеприимство, хотя живем-то несравненно лучше, — поддержала подругу Вера Сизова, Мишина мама. — А уж за травяными мазями и настойками, когда дети болели, к ней бежали: все растолкует, объяснит и никогда не откажет…

— Мы будем поддерживать тетю Улиту, — пообещала Антонина, — навещать ее, и другим подругам скажем.

На том и расстались.

Но что оказалось: они так увлеклись разговором, что не заметили, как тихо стало вокруг. Оглянулись и увидели, что Ульяна Ниловна, сопровождаемая козами и мальчишками, ушла от них на порядочное расстояние.

— Я ведь говорю, что мои ребята молодцы, хорошие люди! — с гордостью сказала Лия Михайловна и пошла по своим делам…

Проводив Ульяну Ниловну до калитки ее дома, мальчики попрощались. Она поклонилась им и тихонько, виновато проговорила: «А Егорушку моего не видали?» Ребята, оторопев от неожиданности, не могли вымолвить ни слова, только отрицательно помотали головами…