Журнальный мир

ИМЯ-ОТЧЕСТВО

У меня простое имя-отчество,

да и внешность тоже так себе.

Я всю жизнь страдал от одиночества,

приспособясь кое-как к судьбе.

Да, и детство было, и компания,

и наезды девушек и дам.

Было всё. Но червь самокопания

чуть там что – артачился: «Не дам!».

Потому и жил я непоседою,

по стране и свету колесил.

А теперь, в отпаде, тихо сетую:

не успел и не хватает сил…

Словно бы, начавшись при купании,

жизнь меня стремниной пронесла.

Верую – и дамы, и компании

на меня держать не будут зла.

А уйду, хотя не очень хочется,

я оставлю на какой-то срок

и своё простое имя-отчество,

и, дай Бог, хотя бы пару строк.

* * *

Наконец-то и час назначается,

наша зрелость вступает в права!

Осыпаются листья случайностей,

обнажается ствол естества.

Разверзаются хляби небесные,

отверзаются в жажде уста…

Как я шёл – это дело известное.

Кем пришёл я сюда для суда?

Суесловье, тщета, обещания…

Жизнь любого, шутя, сокрушит –

столько верных путей обнищания

золотого запаса души!

Сохранил ли? Потратил в беспечности?

Или – дунет в меня ветерком

и предстану я,

по-древнегречески

прикрываясь последним листком?

* * *

На пороге эпохи открытых дверей

ты стоишь и не веришь глазам:

ни замков, ни запоров…

И всё ж, дуралей,

повторяешь: «Откройся, Сезам!..».

Там, за дверью, манящие в щёлку пути.

Да сознаньем осажена прыть:

слишком долго держали тебя взаперти,

чтобы взять просто так – и открыть.

Слишком долго темнили по кругу идей,

чтоб сегодня ты сослепу смог

на пороге эпохи открытых дверей

встать и, жмурясь, шагнуть за порог!

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА

Всё – и новых сказочек не будет.

Век таков, что более они

не навеют сон и не разбудят

никого из телеребятни.

Жизнь за тех, кто с хваткою практичной,

с трезвым отношеньем к бытию.

Где уж тут натуре поэтичной

веру исповедовать свою!

Хорошо рассудочным и дошлым:

нищий духом, сказано, блажен.

Но ведь кто-то непременно должен

позаботиться и о душе.

Кто-то должен жертвою извечной

в самообнажении гореть,

чтобы этот мир очеловеченный

был очеловеченным и впредь.

Никому – ни дьяволу, ни Богу –

не доверю собственных вериг.

Выхожу с поэтом на дорогу…

Да, звезда с звездою говорит!

Всё, как встарь, в тумане закоулка:

плач сердец да скрип земной оси.

Сивка-бурка, вещая каурка,

встань передо мною! Унеси…

СТИХИ О ЧУДЕ

Среди лопухов над завалинкой

вечерняя спит тишина.

Лишь я, белобрысый и маленький,

томлюсь на задворках без сна.

В штанишках, росой измусоленных,

босой, я к заплоту прирос:

над звёздами спелых подсолнухов

нависли подсолнухи звёзд!

Да сколько же их, переменчивых,

повысыпала высота!..

Одно из мерцающих семечек

вдруг выпало из решета…

Что может быть в космосе дивнее:

былинка пылинку нашла

и песнью зажглась лебединою,

и пала к стопам малыша!

Скользнула – как будто пригрезилась.

То был мне тот знак неземной:

я мечен звездою, что врезалась

в подсолнухи рядом со мной.

Я видел звезду, догоревшую

у ног моих – и на миру

судьбину свою небезгрешную

в свидетели чуда беру.

* * *

Да, верно, я и прям, и целен.

И в то же время я привык,

стремясь прямой дорогой к цели,

бродить по улицам кривым.

По струнке двигаться напрасно,

Эйнштейном сказано давно:

в окно вглядитесь-ка –

пространство

за ним, и то искривлено.

Кривятся, горбятся объекты,

субъекты тоже тут как тут:

то на кривых меня объедут,

то вокруг пальца обведут…

И я плутаю и плутую.

Но из меня, но из меня,

грудь распирая и бунтуя,

спиралью рвётся прямизна.

Та самая, которой мерим

своё движенье по кривой.

Чем больше с возрастом прямеем,

тем ниже никнем головой.

И, отягчённые виною,

мы отойдём навек ко сну

и ощутим прямой спиною

Земного шара кривизну…

В ДЕТСТВО

Как хорошо-то, боже мой,

Вернуться затемно домой,

Когда сестра и младший брат

Без задних ног валетом спят,

Лишь мама да её шитьё.

«Вернулся, горюшко моё!

Видал бы папа… Руки мой…»

Как хорошо-то, боже мой,

Когда с загнетки снят кулеш

И забелён – «Садись, поешь…» –

И уплетается, пока

В вихрах запуталась рука…

Как хорошо-то, боже мой,

Вернуться памятью домой!

ДЕТСКАЯ МЕДСЕСТРА

Гале Т.

Навевает июнь истому,

всё село обойдёшь едва:

сын родился вот в этом доме,

а напротив – так сразу два!

Для неё

всюду двери настежь,

в каждом доме она своя,

лишь покажется:

– Настя, Настя ж!

Осмотри-ка моих вояк…

«Как живём?

Как растём?

Здоров ли?..

Ну, не хныкать, смотри бодрей!»..

Словно ласточка из-под кровли –

Быстрый взгляд из-под дуг-бровей.

Тянет к ней, как к теплу гнездовья,

Ручки радостно детвора.

По селу часовым здоровья

Ходит детская медсестра.

1957

* * *

Отчего? Для чего? И куда?

С колыбели до смертного гроба

Нас пленяет небес пустота

И пугает земная утроба.

Отчего это выси светлы,

А глубины темны изначально?

Над ответами в позе ветлы

Мудрецы цепенеют печально.

Для чего мировой фейерверк?

И куда мы, когда он погаснет?

Неужели же и человек

По оказии создан для казни?

Дух бесплотен над бездною бездн,

Плоть нуждается в точке опоры.

Если истинны все семь небес,

На каких мы? И чьи же мы споры?