Лесные гости

Лесные гости

Этого лося Анемподисту будто бог послал для испытания натуры. Возвращался Леший домой после проверки своего участка телефонной линии — мало ли что могло случиться за время его отъезда на операцию. Боль в паху все еще давала о себе знать, особенно, когда неспешно прошагал два десятка километров вдоль тихонько гудящей проводами неширокой просеки, поэтому правой рукой то и дело приходилось прижимать ноющий шов, что мешало походке, потому что левой придерживал за широкий ремень ружье, чтобы не копошиться, стаскивая его через голову на случай, если удастся спугнуть дичь.

Буян давно убежал вперед, и его едва слышное повизгивание от усердной погони за шустрым зайцем слышалось то справа, то слева, то, потеряв добычу, собака начинала растерянно лаять во весь голос, дабы заставить притаившегося беляка бежать дальше и направлять маршрут косолапого в сторону устало бредущего домой хозяина.

Прислушиваясь к лаю своего умного Буяна, Анемподист неспешно шел вдоль линии, мысленно отмечая деревья, которые в скором времени придется срубить, чтобы под тяжестью зимнего снега они не порвали натянутые морозом струны стальных проводов. Под ноги он почти не смотрел, привыкнув за свою охотничью жизнь видеть дорогу только краем глаза. Но тут его взгляд наткнулся на лежку. Совсем недавно на просеке отдыхал лось. Судя по луже крови, натекшей на свежий едва припорошивший землю снег, животное было ранено. Скорее всего, кем-то из приехавших на выходные в Костому подгулявших охотников из района, по блату взявших спортивную или промысловую лицензию.

Метров через сто зверь отлеживался снова, потом пошел дальше прямо по просеке: видно, торить свою тропу через густую чащу растущего на болотине ивняка ему было уже не под силу. Потом была еще одна лежка, а вскоре Анемподист в начинающихся сумерках увидел впереди большое темное пятно. Отняв ладонь от ноющего шва, Леший взял ружье, перезарядил его пулями и стал приближаться к животному. При приближении человека лось тяжело поднялся, шаткой походкой двинулся было вперед, но не в силах идти, грузно опустился на мерзлую землю, повернул к охотнику украшенную ветвистыми рогами голову. Обычно это украшение и орудие защиты от хищников сохатые теряют в самом начале зимы, но подранок еще не успел отломить их о лесную чащу, и потому выглядел величавым, гордым и суровым.

Леший знал, что раненое животное даже из последних сил может кинуться на него и без труда искалечить, если не забить насмерть, поэтому он, держа ружье на изготове, начал обходить вокруг сохатого, тот неотрывно смотрел на человека, поворачивая вслед за ним голову. Его глаза горели ненавистью, но в то же время в них читалась скорбь и страх. Анемподист в своей жизни застрелил не один десяток лосей. Всегда это было в азарте охоты после выслеживания и хитроумного преследования, и там они были, можно сказать, на равных: оба сильные и хитрые, хорошо знающие окрестные леса, куда можно уйти, и где можно настичь. Но еще никогда не доводилось охотнику вот так близко смотреть прямо в черные широко расширенные глаза беспомощного животного. Леший понимал, что сохатому все равно не выжить, и что в данной ситуации самым гуманным будет просто пристрелить зверя. Он вскинул ружье, подождал, пока лось повернется в профиль, чтобы не смотреть ему прямо в немигающие глаза, и выстрелил, разом оборвав мучения лесного красавца.

Тут же на выстрел прибежал Буян, оставив где-то неподалеку своего перепуганного зайца, начал бегать вокруг туши и злобно лаять, но Анемподист прикрикнул, и пес сразу же понятливо умолк и улегся на землю.

Боль в паху была уже почти невыносимой. Анемподист опасался, как бы от натуги не разошелся внутренний шов, чем пугал его при выписке из больницы доктор, и опять прижимая пах ладонью, поковылял в деревню, благо оставалось до нее чуть больше километра.

Не заходя домой, Анемподист сразу же заглянул к Степану, рассказал, где оставил зверя, подсказал, чтобы запряг лошадь, взял в помощники Ивана и без лишнего шума перевезли мужики мясо в деревню и раздали людям. Да чтобы ему тоже кусок не забыли.

Мясо завезли часа через два. А наутро Анемподист проснулся много раньше обычного — что-то уж больно сердито залаял вдруг на дворе Буян. Леший встал, натянул штаны, набросил поверх нательной рубахи старый полушубок, вдел ноги в растоптанные валенки и спустился с крыльца. Почуяв присутствие хозяина, Буян стал лаять еще сердитее и бросаться в сторону леса. Леший присмотрелся и увидел стоящего прямо за огородом лося. Взял палку, несколько раз стукнул по стене дома, чем вызвал еще более сильный приступ злобы Буяна, но животное даже не пошевелилось. Когда Леший подошел совсем вплотную к изгороди, лосиха неуверенно сделала несколько шагов навстречу, осторожно подогнула передние ноги и медленно опустилась на землю.

— Ни хрена себе! — вполголоса выговорил удивленный таким оборотом дела Анемподист, долго держался за верхнюю жердь огорода и смотрел на лесного гостя. Животное не шевелилось, а внимательно смотрело на человека. Было еще темно, и только отсвет от белого снега да острое зрение охотника позволяли ему видеть необычную картину. Даже Буян, удивленный не меньше хозяина, замолк, сел, обернув лапы своим пушистым хвостом, и тоже уставился на лесного обитателя, с негромким рычанием скаля зубы и выражая готовность в любой момент кинуться в атаку.

Анемподист стоял так минут пятнадцать, потом повернулся и, недоуменно пожимая плечами, отправился в дом. Когда немного рассвело, Леший снова вышел во двор и увидел, что гостья продолжает оставаться у изгороди в той же позе.

— Едрит твою мать! — только тебя мне и не хватало,— выругался Анемподист, перелез через жерди и стал осторожно приближаться к зверю. Лосиха смотрела прямо в глаза человеку и не делала никаких попыток вскочить, кинуться на охотника или броситься к недалекой опушке.

— Э-э, да ты, голубушка, тоже раненая,— заговорил с лосихой Анемподист, увидев окропленный кровью снег.— За помощью, значит, пришла. Ну, ладно, давай посмотрю, что там у тебя.

Рана оказалась серьезной — разрывная пуля попала в заднюю ляжку и вырвала немалый кусок шкуры и мышцы немного выше колена.

Анемподист сходил домой, взял старую простыню, разорвал ее на неширокие полосы, прихватил бутылку самогонки с настоянными в ней травами обработать рану. Предусмотрительно стоя в сторонке и готовый отскочить, налил в ладонь жидкости, плеснул на кровоточащее месиво. Лосиха дернулась, издала какой-то глухой утробный звук и понятливо осталась лежать. Леший подошел ближе, смазал рану барсучьим салом и стал накладывать повязку.

Закончив процедуру, разобрал один пролет изгороди, открывая доступ зверю на свой участок, скинул с сеновала охапку сена, которое заготовил, обкашивая межу и небольшую луговину за огородом. Сено заготовлял просто так, лишь бы не пропадало добро. И вот, пригодилось. Поднес лосихе, свалил поближе к морде и, закончив гуманитарную акцию, пошел затапливать печку.

— Едрит твою мать! — опять удивился Анемподист, когда через час увидел раненую лосиху на том же месте, где оставил. Она спокойно лежала, вытянув раненую ногу, и смотрела на просыпающуюся деревню, широкими ноздрями подозрительно втягивала дующий со стороны домов ветер с запахами дыма, свежего навоза, еще много чего непонятного, прислушивалась к тявкающим неподалеку собакам. Буян уже свыкся с присутствием гостьи и изо всех сил с большим пониманием законов гостеприимства старался не обращать на нее внимания после того, как хозяин стал ухаживать за незваной обитательницей леса.

К вечеру лосиха, подволакивая левую заднюю ногу, проковыляла к дому и легла возле самой стены. Анемподист перенес нетронутую охапку сена к новому месту лежки, поставил рядом полведра колодезной воды, отворил ворота на двор, где уже лет двадцать не бывало никакой живности, кроме Буяна, да время от времени заглядывающего Барсика, в тщетной надежде встретить заблудшую мышь.

Наутро Анемподист обнаружил, что гостье двор вполне глянулся, и она чувствовала себя в нем вполне по-домашнему. Так в хозяйстве бобыля появился еще один член семьи, нареченный Машкой.

Машка так привыкла к новым комфортным условиям и дармовой еде, что даже почти перестав хромать, утром уходила в лес, а к вечеру возвращалась обратно. К ней быстро привыкли и соседские собаки, очевидно, принимая за какое-то подобие коровы. И надо же такому случиться, что через месяц опять почти на том же самом месте, где нашел раненого сохатого, наткнулся Анемподист на полуживую куницу. Кем-то подстреленный крупный зверек сумел уйти от охотника, но, вконец обессиленный, с телефонной просеки убраться в лесную чащу уже не мог даже при яростном нападении Буяна, оглушительно лающего и норовящего схватить за холку оскаленными зубами.

Анемподист отогнал пса в сторону, скинул с плеч фуфайку, в которой для удобства делал обход своего участка линии, набросил на куницу, обмотал полами, чтобы хищник не царапался и не кусался, и отнес домой. И хоть было похоже, что подранок не жилец, не поднялась рука охотника добить животину. Надел рукавицу, ухватил за лапы, другой рукой обработал раны, смазал их барсучьим салом, чтобы заживало, и отнес куницу на двор. Машка отнеслась к соседке настороженно, на всякий случай отодвинулась к противоположной стене и приготовилась отбивать атаку. Но еле живой зверек отполз в угол под крылечко и затих. Буян устроился возле ворот, по-хозяйски присматривая за пыхтящим гостем.

Утром он был еще жив. Леший снова уже при свете солнца осмотрел животное, снова смазал раны, дал кусок холодного мяса. Кунька, как окрестил его Леший, отвернулся от еды и уткнулся носом с угол.

К вечеру мяса не оказалось, а когда Анемподист подошел к Куньке, тот уже не отворачивался, а, наоборот, тянулся усатой мордой навстречу. А еще через три дня, зайдя навестить свое разрастающееся хозяйство, Анемподист увидел, что Барсик трется о него совсем по-дружески, прямо как о Буяна. А вскоре и Буян признал Куньку за своего, и теперь вся троица спать укладывалась вместе на постеленном на крыльцо двора старом овчинном полушубке.

Зима в этот годы выдалась почти без снега, поэтому, когда Машка уходила на свою традиционную прогулку по окрестностям, Кунька, по природе своей ведущий ночной образ жизни, перестроился вопреки природе и, резво смешно ковыляя, тащился следом, а замыкал шествие Барсик с торчащим вверх, как дым из трубы перед сильным морозом, хвостом. Нагулявшись, зверье возвращалось домой, где каждый шел к своей кормушке.

За зиму эти совершенно разные по природе звери настолько сдружились между собой, что могли удивить любого исследователя российской фауны. И Анемподист к ним настолько привязался, что вечерами, как бы ни уставал после охоты или обхода линии, обязательно приходил на двор пообщаться со своими приемышами. Он садился на нижнюю ступеньку высокого крыльца, Кунька сразу же вылезал из своего убежища, устроенного в старой кадке, и разваливался рядом, с другой стороны прижимался Барсик и громко заводил свою бесконечную песню. Машка тоже поднималась с кучи брошенной в угол соломы, ревниво фыркала на Буяна, который предпочитал тут же перебраться на верхнюю площадку, доверчиво клала губастую морду спасителю на плечо, млела от поглаживаний его грубой мозолистой ладони и в упор смотрела бездонным, большим и черным, как смоль, зрачком.

Леший сидел молча и думал, что природа все равно возьмет свое. Машка поживет еще лето, а осенью потянет ее искать жениха, а если она потом вернется в деревню, то придется заготавливать для нее стога три сена.

О странном хозяйстве Анемподиста знали в урочище все, поэтому лосиха и куница могли чувствовать себя в полной безопасности. Свои охотники из уважения к Лешему на них позариться не могли, а чужие в эти далекие от больших дорог края не заглядывали — они браконьерничали в окрестностях Костомы.

А весной, когда отплакали свое и отвалились от крыш последние сосульки, а пригорки стянули с себя снежное покрывало и подставили грязные бока теплому солнышку, Машка вместе со своим сопровождением то и дело стала пропадать из дому целыми сутками. Однажды лосиха после двух дней гулянки пришла ввечеру домой, полежала на подсохшей возле двора лужайке, внимательно наблюдая, как Анемподист готовит к посадке огурцов парник, потом поднялась, подошла, встала рядом и положила голову на плечо, фыркая своими большими отвисшими губами. Постояла и медленно пошла в сторону леса. У изгороди остановилась, обернулась, будто прощаясь, и двинулась дальше. Со двора кубарем выкатился Кунька и торопливо бросился вдогонку за Машкой. Невесть откуда появился Барсик и стал тереться о ноги хозяина, стараясь обратить на себя внимание. Леший нагнулся, взял громко замурлыкавшего кота на руки, начал было гладить, но тот вдруг вырвался, соскочил на землю и быстрыми прыжками кинулся догонять друзей.

Анемподист даже не почувствовал, как сначала из правого, а потом и из левого глаза набежали непрошенные слезы, задержались в уголках и медленно скатились по глубоким морщинам, будто прокладывая дорогу другим соленым капелькам.

Чувствуя состояние хозяина, Буян подошел ближе, сел возле левой ноги, прижался к неприятно пахнущему дегтем голенищу и жалобно тявкнул вслед удаляющейся в лес троице.

— Вот и осиротели мы с тобой, Буян,— проговорил Анемподист, присел и начал гладить верного пса по загривку, все также не замечая текущих по морщинистым щекам слез.