Любви вершина
Любви вершина
НАДПИСЬ НА КНИГЕ ВОСТОЧНЫХ ПОЭТОВ
Всё то, что было, есть и будет –
всё воплощается во мне,
Не спрашивай! Иди за мною.
Я в объясненья не вмещусь.
Насими (1370–1407) «В меня
вместятся оба мира…»
Пер. К. Симонова
Во мне начала и концы миров,
Во мне основы их и их покров.
Во мне движения времён секрет,
Во мне вопросы и во мне – ответ.
Начало – небеса, земля – конец.
Я – жизни смысл! Я – вечности венец!
Один Всевышний знает все пути,
Но я старался лишь себя найти.
Томился дух телесностью земной,
И ныло тело, сжатое душой.
И день в раю, а на другой – в аду:
Я в этом балансировал ряду.
Порою кладом сокровенным был,
Убогим бедняком порою слыл.
Моим был мир – в нём не было меня,
А был я эхом тающего дня.
Во мне сошлись века, стихом звеня, –
Не раз за песни погибал и я.
Мальчишка я душой, а стал седым –
Старея, полон жаром молодым.
И этот мир, и тот во мне сошлись:
Начало и конец, а вместе – жизнь.
Благодаря Аллаху одному –
Миры во мне… И всё уйдёт к Нему…
СТЕНА РАССТРЕЛА
В крепости Дербентской, неподвластной тленью,
Есть стена расстрела, в гнёздах пуль свинцовых.
Люди для людей служили здесь мишенью
В революции сражениях суровых.
Пуле наплевать на красоту наречий.
Смерть – её язык, убийство – её слово:
– Красных к стенке! – Гнев диктует человечий;
– Белых к стенке! – Раздаётся крик другого.
Времена прошли – эпоха изменилась:
Я опять поставлен у стены расстрела
И прошу последнюю у жизни милость, –
Чтобы пало на родную землю тело.
А весенний день доносит, нежа ухо,
Соловья рулады из сосновой чащи…
Только пули попадают в сердце глухо,
Как враги мелодии во мне звучащей.
Время, как стена расстрела для поэта, –
Остаются лишь последние мгновенья.
«Пли!», «Огонь!» – я постоянно слышу это.
И стреляют – без ума и сожаленья.
Красный до сих пор не кается и белый,
Не изжив обиды в мире скоротечном.
Оба, в стойке «Смирно!», у стены расстрела
И друг друга так и убивают вечно.
Смотрит на меня Нарынкала1 с укором –
И зияют гнёзда пуль на камне белом,
Смотрит сквозь века геройства и позора,
Навсегда изранив той стеной расстрела.
От таких времён убереги, Всевышний,
Когда люди вновь у стен расстрельных встанут;
Но готов я – к стенке, без печали лишней,
Если это будет нужно Дагестану!
РАЗДЕЛЁННЫЙ НАРОД
Люди, что на Родину вернулись,
Родину, которой больше нет –
Ранят ваши слёзы, словно пули,
Как вам выплыть из пучины бед?
Что могу я пожелать вам, люди,
На ваш стон у линии границ?
Не замажешь пропасти полудой, –
Не даны вам крылья, как у птиц.
А мольба возносится над миром:
– Родину верни, Всевышний, сирым!
Велики грехи страны без края –
Разделённый горестен народ:
Родина родная – жизнь чужая,
Счастлив, кто на родине умрёт…
ДОМ
Человек ушёл из дома
Долгой странника тропой.
Возвышался дом знакомо,
Но он свет забрал с собой.
Бельмами холодных окон
Дом оплакивал беду.
Ждал у тропки одиноко:
Не покажется ль в виду?
Время минуло – вернулся,
Мир объездивший, жилец.
В очаге огонь взметнулся,
Свет зажёгся, наконец.
И пошли в тот дом сельчане,–
Входят в дверь по одному.
И опять звенят стаканы–
Благо, повод есть к тому.
Звуки говора родного
Разбудили душу в нём…
Человек родился снова,
Осветив отцовский дом.
* * *
Чтоб исправить века зеркало кривое,
Песню, словно птицу, отправлял я в путь.
Только песня, пролетая над землёю –
Не смогла людскую переделать суть.
Созревая в сердце, мысль стучится в темя
И твердит, взывая к огневым словам:
– Нет, кривым не будет никакое время,
Если в жизни этой праведен ты сам!
ЛЮБОВЬ
Словно тень моих давно ушедших лет,
Образ позабытой женщины в квартире.
Тихий голос – слышу – шепчет мне вослед:
– Лишь любовь оставит твоё имя в мире!
На тропе моей она зажгла огонь,
Озаряя жизни мрачные теснины.
Языки того огня кричат вдогон:
– Эй, Ахмедов: совесть – вот любви вершина!
Песни памяти моей в ночи зажглись,
Словно чётки лет. Их жизнь читает снова,
И душа взметнулась в голубую высь:
– Только от любви мерцает грань земного!..
Благодарен Богу я за дар бесценный –
Эхо песни, эхо жизни моей бренной!
БОЛЬШИЕ ГОРОДА
Я не люблю большие города,
Где и грехи большие жизнью правят.
Они – как муравейник, где всегда,
Чуть зазевался, – и тебя придавят.
Ненастью и ветрам большой беды
Открыты настежь города большие.
Без жалости сжигаются мечты,
И судьбы здесь калечатся людские.
В тугой кулак сжимает горожан
Сам город, отрывая друг от друга,
В мещанство загоняя, как в капкан,
Где вместо дружбы – интерес, услуга.
Здесь люди – словно собственная тень,
В водовороте бурном, в чреве пробок.
В ущельях улиц – вечный Судный день,
И повсеместно ад и рай – бок о бок.
Огромный город, с массою утех,
И одиночество большое прячет.
Деньгами душит каждого и всех,
А всё иное – ничего не значит.
До уровня товара низвели
Большие города и честь, и совесть.
И, позабыв обычаи земли,
Возводят храм, о бренде беспокоясь.
Большие города – ваш страшен лик,
Вам истины божественной не надо.
И вы, искоренив родной язык,
Народ красивый превратили в стадо.
Для городов больших позора нет:
Едят и пьют, и отдыхают в блуде;
С соседом часто незнаком сосед
И бьются насмерть меж собою люди.
Я не люблю большие города, –
Люблю деревни тихие, аулы.
Но малых речек светлая вода
Стремится к ним и исчезает в гуле.
Они враги седой страны моей,
Корней моих и песни колыбельной.
Они меняют имена людей
И дарят жизнь с ухмылкою смертельной.
Я не люблю большие города,
Но им – плевать. На всех, как и всегда.
ПРОСТИ
Прости, Аллах, врагам яд жёлчи чёрной,
Земным их души одержимы днесь.
Когда полёт ты дал мне в выси горней,
Они не видели ещё небес.
Ты отдал песен мне язык чудесный,
А им язык достался клеветы,
Но не полюбит чёрный ворон песню –
Чужда воронам красота мечты.
В бездонно-синем небе, птицей белой,
Наверно, я глаза мозолю им.
Ты тявканье собачье, своры целой,
Прости, Всевышний, недругам моим.
Не буду никогда на них похожим,
И им таким, как я, уже не стать:
Мы с ними сердцем разные и кожей,
И разные в миру у нас места.
Паренья мысли золотой боялись
И не познали жар любви земной.
Сожгла их души собственная зависть
И прах по ветру разметала свой.
Прости, Творец, грехи слепым душою…
Жалею их, обиженных судьбою.
* * *
Читал я фолиант Земли неспешно,
Написанный любовью и враждой:
Листал страницы трепетной рукой,
Идя к Всевышнему во тьме кромешной;
Но слились в книге, в ярости нездешней,
И кровь, и пули в узелок тугой:
Земля открылась стороной другой,
Где властвуют инстинкты плоти грешной.
Разорванной страна моя осталась,
И совесть позабыли ей вернуть,
Не думая, что ждёт нас Высший суд.
А будущее вызывает жалость…
О Родине читал я днём и ночью –
Не дочитал…Страну порвали в клочья.
____________
Переводы Мамеда Халилова (г. Ярославль)
* * *
Думы чёрные ходят над сердцем моим.
И, хотя не бродяга я и не безбожник,
И ни денег, ни подлого зла не заложник –
День и ночь ходят мысли, чернее чем дым.
Я остался один в чёрством мире людей
И врачую сердечную боль как умею.
И, в глаза глядя миру, твержу: «Честь имею!..»
Одинок я, хотя и не вор, не злодей.
Вот и лето прошло. У порога в снегу
Годы зимние. Как мне тревожно и сиро!
Пропаду… Ну и пусть. Только с подлостью мира
Я ни жить, ни смириться вовек не смогу!
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
1
И снова один. Как в дурмане,
Знакомых вновь не узнаю.
Они, словно тени, в тумане
У жизни стоят на краю.
Я слышу их дикие крики,
Я слышу протяжный их зов.
И сам я, безумный и дикий,
Шагнуть им навстречу готов.
2
Туманом измен и обмана
Завешен небес звёздный свет.
Свободен вход в царство тумана,
Да, только вот, выхода – нет.
А где-то, чуть дальше и выше,
Морской поднимается вал.
Я раньше в душе его слышал
И неба язык понимал.
3
Всё было со мной. И пропало…
И хочется снова туда,
Где небо упало на скалы,
Где солнце… Где мать молода.
И, глядя сквозь моря просторы,
Сквозь времени сумрачный дым,
Я вижу священные горы,
Свой дом и созвездья над ним.
* * *
Народ не исчезнет мой – Бог сбережёт!
Аллах от забвенья язык наш спасёт!
А ты, чистый сердцем, трудись да молись,
Душою глядя в бесконечную высь.
Бессмертье прошу. Не себе самому.
Дать вечность народу прошу своему.
* * *
Кого я любил, и любил кто меня
Безжалостно вырвало время.
А следом бредущее племя
Не хочет ни льда, ни огня.
Кого я любил, и любил кто меня –
Ушли золотые поэты.
И я, вслед их песне пропетой,
Иду, в колокольчик звеня.
ЭЛЕГИЯ
Когда уже казалось, на краю
Не только песни, но и жизни сроки –
Я, словно крылья, расправляю строки
И, еле слёзы удержав, пою.
И я стою. Один. Полуодет.
Как будто в сердце снежного бурана.
Но как бы ветры ни ревели рьяно,
Судьба моя ведёт меня на свет.
О, сколько раз сознанья гасла нить,
И свет внутри горел лишь вполнакала.
А сколько раз любовь меня бросала
На полпути?! Да что там говорить…
Как мне вернуться в свой родимый дом?
Как мне на гору вещую подняться,
Когда припомню, ежели признаться,
Я песню колыбельную с трудом.
Прости, Аллах! Оковами звеня,
За мной грехов шагают вереницы.
Листая, рву я лет своих страницы.
И что ни год – охотник на меня.
* * *
Пора сказать… Сколь душу ни томи…
Я видел сам, не скажешь по другому –
Шло государство, как корабль с людьми,
С людьми живыми шло ко дну морскому.
Как Атлантида, Родина ушла,
А вместе с нею и язык аварский.
Земля кругла, и нет на ней угла,
Где я друзей могу принять по-царски.
Боюсь в гудящем море, как родник,
Бесследно мой народ с земли исчезнет.
И вот, пытаясь свой спасти язык,
Кричу я в море. Тонет голос в бездне.
Иль все сошли с ума? Иль я один?
Иль этот мир кошмаром мне приснился?..
Нет, не возможны горы без вершин,
Вершин, где мой святой народ родился.
* * *
Ты для меня всегда была огнём.
Мысль о тебе в морозы согревала.
И, если путь лежал мой сквозь обвалы,
То таял лёд при имени твоём.
Но жизнь промчалась, словно на коне.
Я нищ – поскольку дней осталось мало.
Всё, что имел – погасло, отсверкало.
И лишь одна любовь горит во мне.
* * *
У горянки, идущей с ручья,
Из кувшина просил я напиться.
И она опускала ресницы,
И пил воду хрустальную я.
А горянка, взглянув на меня,
И, смахнув пот со лба, уходила…
Та вода жажды не утолила,
А как хворост была для огня.
* * *
Под звёздами грустно мне.
И сердце моё в остуде.
Всё кажется – в вышине
Не звёзды горят, а люди.
Погасла звезда отца.
Другая звезда упала…
И этому нет конца,
И этому нет начала.
____________
Переводы Владимира Серова (г. Ярославль)
г. Махачкала
1 Нарынкала – название цитадели Дербентской крепости.