Монолог
Монолог
Улыбнись, слышишь?..
Улыбнись, слышишь? И вслед за тобой улыбнется Отец-Сын-Бог,
Приобняв за плечи тёплым ветром, далью ещё незнакомых дорог.
Во дворах сирень от себя в восторге, сводит прохожих с ума,
Улыбнись тому, как щедро весна опустошает свои закрома.
Эта вечная смена картин под небом никогда тебе не надоест.
Кажется, с полчаса назад солнце – разливалось, слепило, жгло.
А сейчас – полдень, тьма развалилась ленивым тюленем окрест,
Не успев добраться до дома, чертыхнёшься: «Не повезло».
Что ж, лови эти сочные капли, чтоб сразу и пригубить –
Трижды мысленно перекрестясь, набери их в ладошку да причастись:
На тебя смотрит с улыбкой Отец-Сын-Бог, значит, время – жить,
Прошепчи по памяти «Отче…» и Ему в ответ с благодарностью улыбнись.
Патриотическое
Сколько нынче их – без креста на шее, без Бога в душе – не счесть.
Развелось, расплодилось на моей земле нечисти –
что ни день, то беда бедовая иль дурная весть!
Что ни день – балаганы с цирками да с аншлагами шапито,
Эх, Рассеюшка, подкопи сил, оттолкнись от дна –
может, вынесет на платó?
Эх, сторонушка, ты моя родимая – заросли, топи да туман.
Как легко здесь жизнь свою потерять ни за что иль сойти с ума.
Эх, головушка, ты бедовая, то угрюмо-трезва, то буйна до одури, то пьяна,
А полей заброшенных перед взором стелется плотная пелена.
Эх, дубинушка, ты народная, удержать в руках да вразмах пойти –
Слишком мало Света да много нечисти, ради чести выдюжим,
Господи, прости!
В бухте Стеклянная
Камушки разноцветные,
Мысли светлые,
Мысли разные,
заповедные.
Из ладошки в ладошку
Камушки сыпятся,
Залпом день выпьется –
Подноси плошку.
А потом иди в даль,
манящую
бесконечностью:
То ль блаженна ты, то ль юродива…
Перед Вечностью
Можно и на колени встать –
Это же твоя Родина.
Твоя ненаглядная
мати, матка, мать.
То ль следы от слёз,
то ли брызги от волн,
Окунись ещё, смой с души боль,
Прокричи, промычи всё, чем мозг полн,
Обо всем, что за полвека
стряслось с тобой!..
То ль блаженною, то ль юродивой…
Перед Вечностью
Можно и на колени встать –
Примет и поймет тебя твоя Родина.
Твоя ненаглядная
мати, матка, мать.
Исповедное
Я вернулась к тебе, город Детства, Добра и Света,
СО своим нынешним и ЗА своим будущим словом.
На исходе две тысячи двадцать первого лета,
Если не ошибаюсь, от Рождества Христова.
Чтобы снова увидеть, узнать по приметам и запахам,
Как отца, брошенного не по своей воле и обретённого, наконец.
И не спрашивай, как жилось в древнем городе северо-западном,
Среди поясов каменных, храмов и куполов-сердец.
А жилось по-разному, только стоит ли о том говорить –
Я вросла в дальний город-град, мои корни теперь в нём.
Я творила то, что могла и по силам было творить,
И сменялась беспробудная ночь ясным днём.
Мне бродилось за полночь, колобродило-жгло нутро,
Иногда жизнь казалась не ценней ломаного гроша,
Бед и радостей – пополам выпало. Всё как мир старо…
Вспоминая тебя, замирала истосковавшаяся моя душа.
От беды до встречи с тобой получилось всего-то шесть месяцев:
Прожитых сквозь завесу плотную то ли яви, то ли полусна.
Я впервые узнала, что метели не только поют, но и бесятся,
Рассыпая бессонницу от темна до рассвета и опять до темна.
Мне давно так не плакалось, как за эти – думала, не выживу – полгода,
Но поверишь ли – я и жить на полную лишь сейчас готова,
Надышавшись воздуха твоего, словно силу набрав от рода,
В теплом августе две тысячи двадцать первого года от Рождества Христова.
Монолог
Никто не должен видеть слёз твоих…
А ты поплачь, зарывшись в одеяло,
лови губами, пробуй этот стих,
его непостижимое начало.
Как малое дитя – его качай,
чтоб каждый слог был выверен и точен,
чтоб чувствовались нежность и печаль
в переплетеньи образов и строчек.
Никто не должен знать, как больно жжёт
молчаньем опечатанное слово;
как истово, как свято бережёт
его Душа, чтобы возвысить снова –
когда-нибудь, в один из дней таких,
в который ты умрёшь, чтоб просто выжить,
и во спасенье – этот новый стих
с тобой, воскресшей, в унисон задышит.
«Когда…»
Когда тебя окрестят «проблемной частью семьи»,
Понимаешь, что настало время собирать камни.
Что слабое «я» легко выпадает из сильного «мы»,
А на каждого Авеля рождён свой персональный Каин.
Руками голову обхватишь, укрываясь от слов-пуль,
Помня, что слово не воробей, а пуля по-прежнему дура!..
Но несёт на скользкие рифы твою судьбу…
Даже Ангел и тот на происходящее смотрит хмуро.
И рад бы помочь, да понимает – пока никак,
Ему прокричать бы: «брось, не заморачивайся пустяками!..»
Но стоит молча и, наблюдая, ждёт,
Когда схлынет мрак.
Чтоб с тобою пойти
собирать
камни.