Ни в одном из музеев

Ни в одном из музеев

Стихотворения

БАЛАКЛАВА. СЛЕДЫ

 

1

 

Знаю давно по слухам (слухам немало лет!),

Что балаклавским бухтам не изменял мой дед,

Он в Балаклаву ездил, видно, как в божий рай,

Ну, ведь ему за что-то так полюбился край?

Что там такого было, мне не узнать теперь.

Что его так манило? В это закрыта дверь…

Был он не избалован, не приводили в транс

Ни безмятежный транспорт – конки и дилижанс,

Ни кружевные платья (вечно в пыли подол!),

И ни нытьё детишек, ни станционный стол.

 

Мне повезёт. Я верю, там мне привидится мир,

Что представлялся деду, как византийский пир.

Может, на старом фото, где мой отец – малыш,

Надо искать подсказки? Надо всмотреться лишь,

Надо искать приметы. Спрашивать каждый камень

И увидать, что скрыто веком, что между нами.

 

2

 

Крошатся и исчезают старые камни Чембало.

Дети тех стен касались, бегали среди них.

Как быстротечно время! Как остаётся мало

Даже камней, что помнят те золотые дни.

Помнит балкон в отеле, как по стене отвесной,

Как на этаж свой в номер выпивший лез Куприн,

А полисмен, конечно, долг выполнял свой честно, –

Поднял весь город свистом, город не спал до зари.

 

Утром, узнав об этом, дед умирал от смеха,

Верите – хохотали солнечные лучи!

Памятник Куприну знает про ту потеху,

Что же он мне расскажет? Медный Куприн молчит.

 

Всё, что бывало с дедом, – всё оно вдаль уплыло.

Ни воскресить, ни вспомнить голос, лицо и жест.

Только могу представить, как хорошо там было, –

Нынче меня коснулась аура этих мест.

 

Мало я знаю о деде, вот и ищу приметы.

Будит меня ночами стук одинокой кареты.

 

 

Я – РЕБЁНОК ВОЙНЫ

 

Я – ребёнок войны.

На восьмом-то десятке – ребёнок.

Нас учили не ныть

И не клянчить у мамы конфет.

 

Я ребёнок войны

И её ощущала с пелёнок.

Нас спасали солдаты,

Сажая на грязный лафет,

 

Нам дарили путёвку,

С которой живём и поныне,

Прикрываясь подушкой,

Когда начинался налёт,

 

Вместо чёрного небо

Так редко мы видели синим.

Мы не знали о детях,

Ушедших под ладожский лёд.

 

Малыши, мы, конечно,

И сводок читать не умели,

Просто верили взрослым,

Что фрицы получат сполна.

 

Со стола лишней крошки просить

Никогда мы не смели,

Потому что война.

Ох, и долгая эта война.

 

Но потом, наконец!

Над широкой Москвою-рекою

Расплескался салют,

Как пророчили детские сны.

Я стояла – ребёнок войны –

И махала рукою

Всем на свете!

От счастья,

Что – слышите –

Нету войны!

 

 

ВСПОМНИ!

 

Продуктовые карточки,

может быть, помните?

Голодные дни

вспоминаешь сразу.

На почётном месте

в нетопленой комнате

Их хранили родители

пуще глаза.

 

Ни в одном из музеев

вы не найдёте

Этих жизненно важных

серых клочков,

Потому что с тонкими

шейками дети

Выедали буквально их

до корешков.

 

 

ОСКОЛОК СМЕРТИ

 

Война. Мы вышли из убежищ:

На время дали нам «отбой».

Надежда вскорости забрезжит,

Что возвратимся мы домой,

 

Уедем в Харьков из Тбилиси

И отопрём родную дверь.

И голубеющие выси

Совсем не страшные теперь.

 

И я верчусь в руках у мамы –

С руки на руку, вниз и вверх,

Ребёнку неизвестны драмы,

Которые коснулись всех,

 

Тянусь к акации зацветшей…

А у беды немало дел:

Под запоздалый свист зловещий

Кусочек смерти прилетел.

 

Рукавчик маленький прорезал,

Упал, потух – и все дела!..

Была тогда я слишком резвой –

Себе погибнуть не дала.

 

Он не испортил ясный полдень,

Меня он не поранил, нет!

Ещё, горячий, папа поднял

Немецкий тот подарок мне…

 

И оказался путь мой долог,

Забылись дни лихие те…

Куда-то делся тот осколок,

Что прямо в голову летел.

 

 

ПОЛЫНЬ

 

Покуда видит глаз, она растёт,

Лимонная полынь степного края

И, вытесняя полчища курая,

Главенствует в Крыму который год.

 

Откуда столько горечи в земле?

Её топтали, жгли и предавали,

Её не берегли и продавали.

Так продолжалось очень много лет

 

И стало столько горечи в земле,

Что изошла печаль её полынью,

До горизонта, мощная, отныне

Она стоит, где мог стоять бы хлеб.

 

Полынь передо мной и позади.

Серебряные в поле многоточья.

Она ещё сильнее пахнет ночью,

Поговори же с ней, не уходи.

 

В земле таинственные есть сусеки.

Лишь ей одной известно, что там есть,

Не только же отчаянье и месть,

Солёных горьких слёз людские реки, –

 

В простых, невзрачных вроде бы кустах

Сокрыта исцеляющая сила.

Земля давно людей своих простила,

Лечила, прогоняя боль и страх.

 

Мы виноваты все. Куда ни кинь.

Мы не уважили родное поле,

Ему мы столько причинили горя!

И нескончаема в полях полынь…