Журнальный мир

Памяти Лилии Ивановны Беляевой,

с которой мы были единомышленниками

Чем дольше Алексей Фёдорович живёт, тем чаще вспоминает, как ждал родителей и деда с фронта, внимательно слушая с бабушкой по радио все оперативные сводки с передовых, как вырезал из журнала «Огонёк» портреты Сталина, и любимой его песней был довоенный «Марш советских танкистов». Особенно нравились ему слова:

…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,

И первый маршал в бой нас поведёт…

………………………………………………………

…Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим…

Как-то после войны он даже сказал дома, что Сталин нравится ему больше Ленина. Родители, правда, попросили его больше этого не говорить, объяснив, что Сталин является учеником Ленина.

И хотя Лёшка родителям всегда верил, не получалось у него представить, что любимый вождь мог быть чьим-то учеником.

– Разве может быть чьим-то учеником человек, который сыграл самую важную роль в нашей победе над фашистами? – думал Лёшка.

А то, что так и было, говорили все вокруг, и даже по радио.

Он хорошо помнит всеобщее ликование и слёзы 9 мая 1945 года и первые дни марта 1953 года, когда все ждали известий у репродукторов. И, конечно, хорошо помнит 6 марта, когда всех учеников выстроили в школьном коридоре, и директор, глотая слёзы, тихим голосом объявил, что всем теперь нужно «сплотиться вокруг Центрального Комитета нашей партии».

Помнит, как плакали учителя и ученики.

Ему тогда казалось, что плакали все. Хотя такого, конечно, не было. Да и сам он не плакал и от этого чувствовал некоторую неловкость. Но восьмикласснику Лёше Виноградову казалось, что это не мужественно, и Сталин его слёз не одобрил бы.

Он ведь ещё с дошкольных времён мечтал стать пограничником и, рискуя жизнью, получая боевые ранения, задерживать нарушителей. Мечтал совершить подвиг, о котором доложат товарищу Сталину, а тот вызовет офицера Алексея Виноградова в Кремль, поблагодарит за службу, пожмёт руку и лично прикрепит к гимнастёрке медаль. Или орден – Лёшка так и не определился, что. Да это было и не важно. Важно, что он ответит товарищу Сталину: «Служу Советскому Союзу!» И товарищ Сталин ещё раз пожмёт ему руку.

А теперь такого уже не случится – уже не пожмёт.

Однако его утешала мысль, что врагов ещё немало – он каждый день слышал об этом по радио, – и у него наверняка будет возможность кого-нибудь поймать или уничтожить на границе и тем самым «продолжить великое дело Ленина-Сталина».

Лёшка мечтал его «продолжить» и был уверен, что принесёт много пользы своей великой Родине…

***

Но через три года он услышит с самой высокой трибуны, что его кумир был вовсе не великим полководцем, а злым и очень жестоким человеком, который «больше всего стремился к личной власти». И в конечном итоге её добился «самыми грязными, циничными и коварными методами».

Потом пойдут газетные статьи о том, что в войне, с которой не вернулись его дед и дядя, где мама была контужена, а папа за несколько часов стал седым, мы победили «не благодаря, а вопреки Сталину».

И всё это потому, что мы «плохо подготовились к войне из-за многочисленных репрессий» среди гражданских и в армии, где по известной 58-й статье оказались за решёткой многочисленные военные кадры.

Он прочтёт «Один день Ивана Денисовича», рассказы Варлама Шаламова о Колыме, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург (в самиздате), «Тёркин на том свете» Твардовского и ещё немало других художественных и документальных материалов и постепенно с горечью начнёт расставаться с мечтой своего детства – верно служить этому человеку, «продолжая его дело»…

Лёшку захватит «свежий ветер перемен».

Правда, невольно будут смущать разговоры у него дома, где родители-фронтовики и их боевые товарищи, часто приходившие в гости, оказались единодушны в том, что «этот мстительный, трусливый и корыстолюбивый Хрущёв безбожно врёт».

Лишь много позже поймёт Лёшка, насколько точны были слова фронтовиков, оставшихся верными Сталину. Из документальных материалов, обнародованных историком Евгением Спицыным, он узнает, что в июне 1954 года была создана комиссия, которой на высшем уровне поручили заняться пересмотром политических уголовных дел. Через десять месяцев работы, после того как комиссия рассмотрела 237 тысяч уголовных дел по политическим мотивам, её результаты в виде докладной записки были направлены Хрущёву и другим членам Политбюро ЦК. Оказалось, что из этих 237 тысяч человек реабилитации могли подлежать лишь 3,75 % осуждённых. Остальные были признаны преступниками. И несмотря на такие выводы комиссии, по отношению ко многим из законно осуждённых либо снизили меру наказания, либо применили амнистию. По РСФСР было рассмотрено 76,5 тысячи уголовных дел. Реабилитировали 4,8 % осуждённых. В Украинской ССР, где с января 1938 года Хрущёв был первым секретарём, занимая эту должность до декабря 1949 года, рассмотрели 93 тысячи дел и реабилитировали 0,91% осуждённых.

То есть подавляющее большинство – 95–99 % – осуждённых оказались по ту сторону колючей проволоки законно, что признали даже официальные лица, «заряженные» заранее на доказывание преступности сталинского режима.

Однако в 1956 году, уже после 20-го съезда партии, когда был провозглашён курс на десталинизацию, вышло постановление ЦК, согласно которому была создана ещё одна комиссия, которую возглавил секретарь ЦК КПСС, член Президиума ЦК КПСС Аверкий Аристов. В рамках этой комиссии было создано 97 местных комиссий, которые по территориальному принципу были обязаны поехать в места лишения свободы и на своё усмотрение во внесудебном порядке решать вопрос, кого освобождать, кого нет.

Вот откуда и появились сотни тысяч узников сталинских лагерей, якобы невинно осуждённых и реабилитированных в годы хрущёвской оттепели.

Но об этом он узнает много позже.

А тогда, охваченный этим «ветром перемен», наслаждался им вовсю. Да и как не наслаждаться, когда «пал железный занавес», который, как стали говорить по радио и телевизору, а также писать, «тормозил наше развитие тем, что не позволял общаться с миром». Один Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Москве летом 1957 года чего стоил. Сколько ярких красок, сколько знакомств, сколько «свободных мыслей» и пока ещё запрещённой в Советском Союзе литературы «оттуда»!..

И постоянные слова по-русски – «МИР», «ДРУЖБА», ставшие символом фестиваля.

***

Атмосфера этого фестиваля, когда на улицах Москвы постоянно выступали музыканты, поэты… осталась и по его окончании.

28 июля 1958 года – Лёшка запомнит этот день на всю жизнь: во время открытия памятника Маяковскому, среди читающих стихи известных поэтов и любителей поэзии он увидит девушку, которая прочтёт «Стихи о советском паспорте».

Её чтение Лёшку не впечатлило, но девушка очень понравилась. И поскольку Маяковского он любил и многое знал на память, повод познакомиться был как нельзя лучшим. Чем Лёшка и воспользовался.

После того как церемония открытия закончилась, подошёл к девушке и стал ей читать:

У меня в душе ни одного седого волоса

и старческой нежности нет в ней!

Мир огромив мощью голоса,

иду – красивый,

двадцатидвухлетний.

Она сказала, что так и не сумела воспринять эстетику «Облака в штанах», а вот «Я сразу смазал карту будня, / плеснувши краску из стакана…» или «Деточка, / все мы немножко лошади, / каждый из нас по-своему лошадь…» – это из её любимых, потому что очень любит лошадей и любит «смазать карту будня».

Потом они долго гуляли по Москве, о чём-то говорили, говорили… Он проводил её домой. Условились завтра увидеться. И так почти каждый день до конца лета – кино, театры, зал Чайковского, Третьяковка, Политехнический, катание на лодках в Серебряном бору…

***

В общем, с того дня Лёшка – давно уже Алексей Фёдорович – и Лариса – давно уже Лариса Анатольевна – стали практически неразлучны, потому что любовь с первого взгляда, конечно же, существует.

Оказалось, что оба – студенты. Лёшка учится в МВТУ им. Баумана, а Лариса на факультете филологии МГУ.

Студенческая жизнь – бурная. Тем более на филфаке, куда постоянно приглашают поэтов, прозаиков, музыкантов, артистов… Где идут модные в ту пору дискуссии между «физиками и лириками», в которых активно участвуют и наши молодожёны.

Да и вообще, такое впечатление, что страна мечтает и стремится построить во всех отношениях «справедливое общество».

А уж 80-й год, который объявлен у нас вехой построения коммунизма и вовсе воодушевляет молодых учиться и трудиться не покладая рук.

***

Но как-то незаметно начинают возникать перебои с хлебом, у колхозников зачем-то «обрезают» их приусадебную землю почти до окон домов, лишая возможности вести собственное хозяйство. Всюду стараются внедрять выращивание кукурузы вопреки здравому смыслу…

Да и те представители художественной интеллигенции, кто поначалу бурно поддержал «инициатора оттепели», в конечном итоге «получили по мозгам» сначала в 62-м на Манеже, а немного позже – в 63-м – в Кремле.

Правда, «инициатор» потом утверждал, что его «умело спровоцировали на это притаившиеся сталинисты», но к тому времени он уже наделал таких «ляпов», какие привели в заметному уменьшению числа его сторонников.

А ещё вызвал недовольство в среде военных из-за серьёзного сокращения армии…

В общем, «доигрался» до того, что потерял власть и в 64-м был отправлен на пенсию.

Хотя таким – всё же гуманным – способом отстранения от власти потом гордился, подчёркивая, что «при сталинском режиме об этом и помыслить было невозможно: в лучшем случае посадили бы, но, скорее всего, расстреляли».

***

Леонид Ильич Брежнев, сменивший Хрущёва на высшей государственной должности, поначалу сделал немало хорошего. При нём сразу же вернулась во все источники массовой информации историческая справедливость к имени Сталина и довольно скоро стало ощущаться экономическое развитие страны.

Это развитие было связано с именем Алексея Николаевича Косыгина, который после отставки Хрущёва стал Председателем Совета Министров СССР. Именно под его руководством была разработана и в 1965 году стала внедряться в стране экономическая реформа.

Её суть состояла в разумном сочетании плановой и рыночной экономики, или, другими словами – частичный перевод экономики плановой на рыночные рельсы.

При этом была существенно расширена самостоятельность крупных предприятий и хозяйств, а также введены методы экономического стимулирования.

Экономическая модель начинала напоминать многоукладность экономики, которая стала развиваться в стране при Сталине и к завершению первой же пятилетки – к 1932-му году – дала заметный экономический эффект.

И действительно, первая пятилетка при Брежневе – восьмая по счёту в СССР, названная тогда «золотой», – к 1970 году показала ощутимый результат, который почувствовали все.

Однако дальнейшего развития инициатива А. Н. Косыгина, который предлагал уходить от уравниловки в оплате труда, расширять сферы самостоятельности предприятий и хозяйств, развивать под контролем государства цивилизованные рыночные отношения, не получила.

И не получила потому, что успехи восьмой пятилетки очень напугали многочисленных – явно превосходящих числом, необходимым для координации развития народного хозяйства, – чиновников разных уровней. Они почувствовали, что в такой многоукладной экономике многим из них придётся расстаться с уютными кабинетами, из которых удобно командовать, не отвечая за результат дела. А идти работать на производство им категорически не хотелось. И они, вызвав у Брежнева ревность к возрастающей популярности имени Косыгина, уговорили его постепенно свернуть реформу. Этому способствовало ещё и ухудшающееся с начала 70-х состояние здоровья Леонида Ильича.

В результате темпы экономического развития стали замедляться. И, к сожалению, этот процесс остановить в дальнейшем уже не удалось.

Вот тут-то и появилось у нас поколение, которое вдохновить на бескорыстное, как при Сталине, строительство социализма стало заметно сложнее, чем даже в начальный период правления Хрущёва, когда в обществе ещё по инерции действовала атмосфера времён Сталина. И, что самое печальное, вновь, как в последние годы правления Хрущёва, стало очевидным едва ли ни единодушное недоверие к власти.

Да и как не возникнуть такому недоверию, когда уже налицо было начавшееся при Хрущёве разложение в рядах партийной верхушки, которое немыслимо было при Сталине, потому что он пресекал это жесточайшим образом, невзирая на лица и их прежние заслуги. Теперь же в ряды КПСС всё больше стали вступать не из идейных, а из корыстных побуждений: продвижения по службе, облегчённость поездок за рубеж…

И хотя Л. И. Брежнев продолжал утверждать, что «мы неуклонно движемся верным курсом», этот «курс» к началу 80-х привёл к пустым продуктовым полкам даже в магазинах нашей тогда ещё общей столицы – Москвы.

***

Этот процесс, начавшийся с постепенного разложения партийной номенклатуры, в конечном счёте и уничтожил Советский Союз. В начале 90-х страна рухнула, распавшись на составные части – её бывшие республики, которые стали отдельными государствами.

Но и в этих новоявленных государствах не получилось жить по нормальным экономическим законам и процветать, как обещали новоявленные лидеры каждого из них.

Так что в итоге келейных «посиделок в беловежской баньке» мы с 91-го потеряли великую державу, победившую фашизм, и всем, кроме кучки людей при власти каждой из новоявленных стран, а также их чиновничьей опоры и сомнительных бизнесменов, стало жить значительно хуже.

О том, что в крушении Советского Союза не обошлось без участия Запада, где основную роль сыграла Америка, общеизвестно. Но также общеизвестно, что вирус способен поразить организм лишь в том случае, если в организме ослаблена иммунная система, т. е. утрачена способность сопротивляться действию вредных для него факторов внешней среды. А за послесталинские десятилетия – к концу 80-х – иммунная система могучего в своё время организма под названием Советский Союз ослабла настолько, что «вирус Запада» сыграл свою разрушающую роль. При Сталине этот «вирус» был не менее, если не более активен, но духовный и промышленный потенциал сталинского СССР давал настолько мощный иммунитет, что любые атаки извне (даже Гитлер) оказывались бессильны.

***

Если чуть подробнее, то к концу 80-х всем уже стала отчётливо видна суть тех, кто когда-то почуял угрозу от предложения А. Н. Косыгина, а также их последователей – молодых партийных замов и комсомольских лидеров. Аппаратная выучка их не подвела. Этот «пласт» сумел моментально сориентироваться и очень ловко представил себя в качестве радетелей модной с середины 80-х фразы об «ускорении и перестройке». Причём именно фразы, потому что на деле ничего подобного не происходило.

Многие из таких ораторов публично сжигали свои партийные и комсомольские билеты, отрекаясь от того, что ещё недавно их так хорошо кормило из «закромов Родины».

И они знали, что делали, потому что чуть позже – в 1992 году – самый умный из них придумал такую бумажку, которая якобы давала возможность каждому человеку пользоваться его законной долей из этих «закромов».

Поначалу такой шаг производил очень сильное впечатление на соотечественников, поскольку до этого подавляющее большинство из них привыкло только зарабатывать. А тут, оказывается, каждый имеет право на бумажку, стоимость которой равна стоимости двух машин «Волга» – огромных по тем временам денег.

Эта бумажка была озаглавлена красивым названием «ваучер», что в переводе с английского означает «расписка». Такой «распиской» государство якобы гарантировало «каждому в ближайшем будущем его долю национального богатства».

С самой высокой трибуны было объявлено, что любой из соотечественников может выбрать себе один из двух вариантов, как распорядиться этим «богатством» – либо обменять на акции выбранного предприятия, чтобы получать определённую часть его доходов, либо обменять на деньги, равные той самой стоимости двух машин «Волга».

Когда наступит это «ближайшее будущее», никто не знал, но многие надеялись, что оно «светлое» и не за горами.

***

Смущало лишь то, что останавливались фабрики, заводы, закрывались лаборатории, КБ (конструкторские бюро), в одном из которых к тому времени уже в качестве руководителя отдела работал доктор физико-математических наук Алексей Фёдорович Виноградов…

А ещё смущало, что никто не знал, в какое предприятие вкладывать эту «расписку».

Были, правда, заманчивые предложения от неких алмазо-, нефте- и газодобывающих компаний. Однако подавляющее большинство людей, вложивших туда эти «акции», получали через год отчёты о суммах собственных доходов, на которые разве что можно было купить несколько порций мороженого.

Тут же появились «жучки», предлагающие за ваучеры суммы, хоть и далёкие от объявленного номинала, но существенно превышающие первые «доходы» новоиспечённых «акционеров». И очень многие стали эти «бумажки» продавать, поскольку начали понимать, что ни о какой стоимости двух «Волг» мечтать не стоит.

Но они ошиблись. Точнее, не ошиблись, а не знали и не могли знать, с какой целью «самый мудрый перестройщик» – непотопляемый и процветающий по сей день – придумал эти ваучеры.

Дело в том, что, если подавляющему большинству соотечественников они принесли лишь разочарование – чувство, что их обманули, то идеологам такой «перестройки» и людям к ним близким, т. е. полезным, эти бумажки принесли «золотые горы», поскольку их номинальная стоимость, о которой уже шла речь, для их сделок осталась прежней.

Поэтому человек, приобретший (скупивший) у разочаровавшихся соотечественников определённое число таких ваучеров-акций, получал возможность стать владельцем или совладельцем какого-то предприятия: завода, фабрики, комбината…

И становился им, потому что определённым – довольно большим – числом таких акций вроде бы формально вложил или, как уже стали называть, «инвестировал» в предприятие серьёзные деньги.

В средствах массовой информации такие «инвестиции» подавались как благие намерения «акционеров» способствовать развитию тех предприятий, которые они приобретали.

На самом же деле никто их не обязывал развивать производство. Да и как можно было что-то развивать, когда подавляющее большинство фабрик, заводов и комбинатов с развалом СССР практически в одночасье лишились возможности что-то производить, потому что нарушилась система заказов, а следовательно, и продавать новое было некому.

Поэтому такие «акционеры» фактически становились владельцами недвижимости. И им практически оставалось лишь сдавать помещения в аренду бесчисленным фирмам, которые с начала 90-х стали плодиться, как грибы после тёплого дождя.

Суть работы почти всех этих фирм-арендаторов сводилась к продаже или перепродаже того, что только можно было продавать или перепродавать. А можно было почти всё…

***

КБ, которое возглавлял Алексей Фёдорович на одном из оборонных предприятий, тоже прекратило своё существование, потому что эта организация, как и многие другие оборонные предприятия новой России, хоть и назвавшей себя правопреемницей СССР, оказалась ненужной.

Новые «акционеры», получившие известным уже нам способом эту организацию в собственность, сначала пытались её перепрофилировать. Точнее, перепрофилировать частично. Сдав большую часть помещений в аренду, стали в некоторых цехах на имеющемся оборудовании делать предметы быта, которые можно было сразу продавать: вёдра, лопаты, грабли, лейки, а также решётки для кладбищенских оград, оград для коттеджей тех, кого стали называть «новыми русскими»…

Но вскоре выяснилось, что жизнеспособны (самоокупаемы) лишь те цеха, где и выполняют заказы «новых русских», поэтому остальные производственные помещения тоже сдали в аренду. Одно помещение – фирме, которая производила резиновые сапоги и калоши, другое – компании, долгие годы успешно продававшей в нашей стране гербалайф. Это средство одно время широко рекламировалось у нас как пищевая добавка для сбалансированного питания, способного творить чудеса и с теми, кто хотел похудеть, и с теми, кто мечтал поправиться, и с желающими омолодить своё лицо и тело.

С начала 90-х соотечественникам, как это всегда происходит в «смутные времена», предлагали много чудес для быстрого решения их вопросов за «разумные деньги». Но, как известно, чудеса и «разумные деньги» – понятия несовместимые. И пока к человеку возвращалась эта – хорошо известная – мысль, его «разумные деньги» в суммах, приятных для тех, кто предлагал свои «чудесные» услуги, исчезали вместе с обещавшими чудо…

Что касается «новых русских», то ими стали называть тех, кто с начала 90-х в немыслимо короткие для какой-либо другой страны сроки сказочно разбогател. А богатели они потому, что теперь спекуляция, воровство, в том числе из бюджета страны, и «крышевание» стали называть словом «бизнес».

В зависимости от сумм, которые можно было уворовывать или отбирать у одних «бизнесменов» в пользу других, обеспечивая вторым охрану, получившую название «крыша», такой «бизнес» подразделялся на «малый», «средний» и «крупный».

***

Поначалу, правда, среди людей, создававших предприятия малого и иногда даже среднего бизнеса, были «белые вороны», поверившие, что успеха можно добиться в честной конкуренции – без воровства и «крыш». И даже поверили в возрождение многоукладной экономики, которая была при Сталине – некоторые из них её ещё застали. Но они быстро убедились, насколько это нереально.

Дело в том, что основатели «перестройки» и их продолжатели, которые не ушли дальше хаоса рынка, на деле сохранили государственную монополию на всё. Т. е., добавив не укрепляющий экономику государства «хаос рынка», оставили страну такой, какой она стала после того, как Хрущёв уничтожил сталинскую многоукладную систему экономического развития – прикрыл работу образованных при Сталине производственных артелей, дававших в казну государства ощутимую прибыль.

А монополия и конкуренция – понятия несочетаемые.

Отсюда и печальный результат для честной конкуренции в малом и среднем бизнесе.

Да и бездельников – большей части чиновников, привыкших распределять заработанное другими, как мы помним, был явный перебор, а теперь их с каждым днём становилось ещё больше.

Потому и довольно скоро рухнули надежды этих «белых ворон». Они были вынуждены либо оставить своё занятие, либо «уводить» доходы «в тень», понимая, что львиная их доля идёт не на социальные нужды и другие благие дела, а в карманы чиновников или бандитов, которые, по сути, занимались теперь одним и тем же…

***

После того как «акционеры» в конечном счёте вынуждены были сдать помещения КБ в аренду уже полностью, сотрудники оказались не у дел.

Алексею Фёдоровичу повезло. В отличие от многих своих коллег, кто остался невостребованным по профессии и вынужден был искать заработок на любой неквалифицированной работе или в торговле – среди большого числа появившихся в ту пору «челноков», – он получил предложение преподавать информатику в одной из элитных гимназий.

Эту гимназию открыл приятель его детства Саркис, теперь уже Саркис Моисеевич, который ещё в молодые годы устроился на овощную базу, успел дважды отсидеть за «экономические преступления» своего начальства, стать заместителем заведующего, а в 90-е приватизировать овощной магазин.

Уже в зрелом возрасте он оставил семью и женился на молодой красавице Анжеле, которую присмотрел на конкурсе «Мисс Москва», являясь одним из его спонсоров. Красавица поначалу никак не могла родить, поэтому жаждала деятельности. И чтобы удержать свою избранницу от желания стать профессиональной моделью, он открыл для неё гимназию, купив все необходимые для этого разрешительные документы вместе с дипломом о её педагогическом образовании.

Кроме того, он купил – теперь уже купить можно было почти всё – документы, позволяющие Анжеле открыть при гимназии школу моделей для детей и подростков, где она сама преподавала один из предметов – дефиле.

Учебный же процесс был полностью на Алексее Фёдоровиче. Вместе с Ларисой они набрали необходимых преподавателей, в частности, среди оставшихся без работы бывших коллег. Лариса тоже стала учителем – преподавала словесность, уйдя из популярной московской редакции, где все эти годы работала обозревателем отдела культуры, а потом и заведующей. И где, как и во многих редакциях, в ту пору началась «чехарда». Да и обозревать то, что стало называться «современной культурой», а это требовалось, она не видела смысла, поскольку не видела культуры.

Гимназия была на хорошем счету. Туда стремились попасть дети обеспеченных родителей, и потому преподаватели были довольны заработками.

***

31 декабря 1999 года страна узнала, что её лидер – один из троицы «беловежской аферы» – решил извиниться перед соотечественниками, что ему «не всё удалось сделать так, как хотелось бы». И после покаяния объявил, что нашёл достойного преемника, который «безусловно доведёт начатое дело до конца».

Постепенно жизнь начала входить в некое упорядоченное русло, где ещё оставшимся бюджетникам стали выплачивать зарплату, задерживаемую перед этим месяцами. То же происходило и с выплатой пенсий, размеры которых с неприлично малых сумм увеличились в конечном счёте почти до реального прожиточного минимума…

Но поскольку «новая метла метёт по-новому», с какого-то момента в стране начинается передел собственности, под который попадает и здание гимназии, расположенной в одной из бывших школ-интернатов.

Все разрешения, какие получил Саркис Моисеевич на аренду того здания, оказались «липовыми», и по окончании 2005-го учебного года его отобрали, «перепрофилировав» в физкультурно-оздоровительный комплекс с тренажёрами, сауной, массажем и прочими недешёвыми и даже пикантными удовольствиями.

Саркис Моисеевич понял, что и с магазином может случиться нечто подобное. Поэтому не стал ждать и продал его. После чего вместе со своей красавицей Анжелой и пятилетним сыном, которого она ему всё же родила, перебрался в Испанию, где незадолго до этого купил виллу и небольшой ресторан.

А Алексей Фёдорович и Лариса Анатольевна оказались не у дел и попробовали жить на свои пенсии.

Они, конечно, знали, что это непросто, но теперь почувствовали на себе, каково быть пенсионером в России начала 21-го века.

Оказалось, что если очень скромно, то прожить можно. Точнее, выжить. Да и то не каждому. Потому что, если требуются лекарства, а они с определённого возраста требуются в том или ином количестве и ассортименте практически всем, то пенсии не хватает. Тут или приходится подрабатывать, или помогают дети.

Алексей Фёдорович и Лариса Анатольевна тоже подрабатывали, давая частные уроки. И хотя они могли не делать этого, т. к. их сын-программист и дочь – преподаватель английского – зарабатывали неплохо, получать от них помощь было неловко. Поэтому подрабатывали, считая, что пока в состоянии жить так, их дети должны заботиться о своих детях.

А поскольку деду с бабушкой тоже хотелось иногда побаловать внуков, делать это тоже позволяла лишь подработка.

Но они знали многих людей, дети которых были не в состоянии помочь, а здоровье не позволяло уже работать. На таких пенсионеров, если что-то до этого не скопили, а скопил мало кто, больно было смотреть.

***

Ну и, конечно, оставалось непонятным, почему человек, честно трудившийся несколько десятилетий «на благо Отчизны», не заслужил у своей Отчизны должного уважения.

Алексей Фёдорович помнил, что в советские времена люди при его учёной степени, должности в КБ и правительственных наградах получали пенсию от 140 до 160 рублей в месяц, а средняя пенсия по стране была 120 рублей в месяц.

Произведя несложные расчёты, он обнаружил, что если ориентироваться даже на послесталинский Советский Союз, правопреемником которого Россия себя провозгласила, то средняя пенсия по стране должна быть как минимум втрое выше.

Конечно, такое положение – это позор для власть имущих, но если бы единственный.

Он знал, какие заработные платы у обычных учителей, преподавателей ВУЗов, сплошь переименованных теперь в университеты и академии, у врачей, учёных, инженеров, число которых за ненадобностью с каждым годом резко сокращалось.

Знал, как убого во многих школах и ВУЗах (всё же он их так называл) стали учить и как плохо, иной раз даже преступно, лечить.

Знал об аферах в ЖКХ, в строительном бизнесе… Да и куда ни глянь, сплошь возникали какие-то идеи по реорганизации, которые на словах были направлены, чтоб улучшить согражданам жизнь – «оптимизировать» работу организаций, а на деле эти реорганизаторы «уводили» у людей бюджетные деньги, пользуясь очень изобретательными «схемами», позволяющими «спрятать концы в воду».

***

Алексея Фёдоровича всё больше смущало то, что он не понимал, куда идёт страна. Если во времена его юности, молодости и определённой зрелости молодые люди стремились стать врачами, учёными, геологами, инженерами, конструкторами, космонавтами, журналистами… позже – с конца 80-х – юристами, экономистами, бизнесменами… то теперь их подавляющая часть мечтает быть чиновниками, сотрудниками рекламных агентств, пиар-компаний, попасть в систему шоу-бизнеса…

И если в Советском Союзе он в общих чертах понимал, чем занимается та или иная организация, то теперь никто не мог ему объяснить, какое благо стране приносят бесчисленные офисы, в которых непонятно чем занимаются бесчисленные клерки, именуемые «офисным планктоном».

Единственное, что он понимал, – идёт постоянная торговля или услугами, или перекупленными товарами, но не замечал, чтобы что-то путное производилось, кроме ограниченного ассортимента бытовых предметов, в большинстве своём сомнительного качества.

В общем, не получалось у него, родившегося и выросшего в стране, где была принципиально иная шкала ценностей, к этому привыкнуть.

***

Но не только экономический путь развития смущал бывшего конструктора. Он не мог понять, для чего проводятся бесчисленные реформы начального, среднего и высшего образования, суть которых в конечном счёте ведёт к атрофии логического мышления.

Если раньше в первую очередь обучение начиналось с основ любой области знания, её истории и логики развития, то теперь всё сводится к способности нажать нужную кнопку, чтобы найти нужный ответ, не задумываясь, почему так и может ли быть иначе.

Поэтому теперь сплошь и рядом можно было видеть детей, подростков, молодых людей за нажатием кнопок, и всё реже эта «новая поросль» стала выказывать тягу к серьёзной книге. Если замечалась с книгой, то чаще с такой, что уж лучше с пультом. Хотя нередко и на экране тоже была не меньшая степень убогости.

Что касается гуманитарного образования, то на реформу в этой области вообще можно было смотреть, как на преступление, потому что программы меняли в сторону постоянного сокращения классики. Т. е. того, что время – наш самый беспристрастный судья – сохранило в веках.

А сохранило потому, что в таких книгах есть постоянное стремление героев «дойти до самой сути», и главенствует там совесть, а также глубина постижения человеческой психологии.

Меняются времена, степень развития цивилизации, формы, в которых художникам удобнее выражать свои мысли, и ещё многое, но со времён Библии не меняются основные вопросы и заповеди для каждого, кто мыслит и хочет быть человеком, а не его подобием, живущим лишь на уровне инстинктов.

И именно в этом суть и бессмертие произведений классики при всём разнообразии их сюжетов и способов выражения.

Потому и печально Алексею Фёдоровичу оттого, что теперь даже среди приятных и успешных молодых людей часто встретишь таких, кто понятия не имеет откуда: «Друзья мои, прекрасен наш союз», «Я помню чудное мгновенье», «Быть или не быть», «Всё смешалось в доме Облонских», «Деточка, все мы немножко лошади», «Печально я гляжу на наше поколенье», «Свежо предание, а верится с трудом»… и ещё очень многое, что не так давно считалось неприличным не знать человеку даже со средним образованием.

Т. е. поколение перестройки очень скоро утратило черты того, что именуется культурой, и с каждым днём всё отчётливее становится поколением того, что именуется цивилизацией.

Хотя цивилизация без культуры – это пародия на самоё себя.

Отсюда и происходит странная, на первый взгляд, метаморфоза – глубина знаний уступает место стремлению к голой информации из Интернета, зачастую абсолютно дилетантской.

И что не менее печально, утрачивается богатство словарного запаса русского языка, а значит, и богатство мысли.

Оттого и строчка «Печально я гляжу на наше поколенье» всё чаще оживает в его мыслях. Ведь теперь эта строчка отражает печаль и его поколения, которому хотелось видеть у детей и внуков иной труд души – такой, какой вёл бы их к истинному, а не поверхностному или даже псевдоинтеллекту.

Время от времени приходит к нему мысль, что, может, им это и не надо. Пока им и так хорошо. Похоже, они начинают привыкать к тому, что называется «обществом потребления». Развлечений сейчас много, и, если хорошо зарабатывать, видимо, можно не думать, «куда несёт нас рок событий».

Хотя думать, конечно, надо, чтобы не оказаться здесь лишними…

***

Что касается слова «лишний», то оно в последнее время всё чаще посещает Алексея Фёдоровича.

Он пришёл к предположению, что все эти изменения намеренны. Что они продиктованы состоянием, в котором к сегодняшнему дню оказалась страна. А она оказалась в положении, очень напоминающем сырьевой придаток, поскольку почти всё, что было хорошего в Советском Союзе, разрушено.

Поэтому слова знаменитой соотечественницы, cказанные почти век назад: «Всё расхищено, предано, продано», точно отражают и наш сегодняшний день, так как основной упор современной России делается «на трубу» с её ограниченными отводами, «кормящими» лишь тех, кто «удачно перестроился». А остальные граждане, кто не обслуживает эту «трубу», становятся для страны лишними.

И главным образом – старики, кто глубже молодых понимает сущность происходящего. Потому и такая «забота» о пенсиях. Да и среднее поколение всё больше приходит в недоумение от беспомощности власть имущих и степени их примитивного «хватательного рефлекса».

Отсюда и понятны реформы в гуманитарном образовании. Ведь именно человек культуры может задумываться и задавать вопросы, подобные, например, таким: «Зачем нам вступать в ВТО?», или «Для чего нам нужна была база НАТО в Ульяновске?», или «Почему люди уходят из села, оставляя брошенными целые деревни?», или «Как бюджет страны может быть сопоставим с бюджетом отдельных её граждан, когда подавляющее большинство соотечественников едва сводят концы с концами?», или «Как можно было оставить на произвол судьбы наших соотечественников в Донбассе?», или «Почему, когда в стране случаются локальные, но очень резонансные катастрофы с многочисленными жертвами (затонувшая подлодка «Курск» – 2000 г., пожары в тайге Сибири и Дальнего Востока – особенно масштабный летом 2019 г. …), глава государства своей “страусовой политикой” напоминает Горбачёва?» …

Да и мало ли ещё на какие «неудобные» вопросы нужно отвечать перед очередными «демократическими» выборами, которые своим «демократическим порогом явки» и системой подсчёта голосов «прославились» уже на весь мир.

А так – минимум забот. Кому не нравится, милости просим – выбирайте себе другую страну.

***

Но не хотят ни Алексей Фёдорович, ни Лариса Анатольевна что-то выбирать. Слишком многое связано в памяти с тем, что было дорого для них здесь. Хотя теперь, конечно, «здесь» – лишь территориально, потому что тогда страна была принципиально иной.

Однако инерция привычки и эмоциональная память – категории стойкие.

И, наверное, поэтому всё чаще вспоминает Алексей Фёдорович о кубанской станице, где прошло его детство. О том, что там постоянно – с весны до зимы – шла работа на полях, засеянных пшеницей, рожью, кукурузой, засаженных огурцами, помидорами и арбузами. О гудящих день и ночь тракторах и комбайнах. О том, что отца – работника МТС (машинно-тракторной станции) – с ранней весны до поздней осени не было дома. И о том, с каким уважением относились к тем, кто трудился на совесть.

И хотя жили скромно, уверенность в том, что все станут жить лучше, и к этому стремились, помнит отчётливо.

Трудно ему сегодня поверить в печальное состояние станицы на его малой Родине – Кубани, о котором рассказывают земляки, и где он помнит землю, куда «воткни сухую палку, вырастет дерево».

Подавляющее большинство земляков переселились в города, а те, кто остались, вынуждены ездить туда на заработки. Да и не в каждом городе можно теперь найти хоть какую-то работу.

Примерно то же он слышит о судьбах жителей других станиц, деревень и посёлков не только Кубани и соседнего Ставрополья, а повсеместно…

Вспоминают они с Ларисой и «их Москву». Он, начиная с 50-х, она, поскольку коренная москвичка, – с 40-х.

Сейчас это сложно представить, но Москва до времён распада Советского Союза была красивым городом со своим лицом, черты которого в её центральной части определяли купеческие особняки и находящиеся с ними в эстетической гармонии фундаментальные дома сталинского ампира.

Город был зелёным, москвичи приветливы. Садовое кольцо отражало своё название, потому что высаженные в два ряда деревья почти не позволяли пешеходам видеть летом и в начале осени идущие по кольцу машины. Не менее зелёным было и Бульварное кольцо с многочисленными уютными скамеечками для влюблённых.

Зелёными были и дворы – знаменитые московские дворики, где, как и в домах, все друг друга знали.

Москва была уютной, и по ней можно было гулять ночью, любуясь приземистой архитектурой каждого особняка, многих домов сталинского ампира, московскими фонарями и улочками, которые не переставали удивлять своими неожиданными поворотами…

Они с Ларисой часто гуляли до утра, читали стихи, среди которых:

Переулочек, переул…

Горло петелькой затянул.

Тянет свежесть с Москвы-реки,

В окнах теплятся огоньки…

Тогда ещё во многих местах города приходили на память эти строчки Анны Ахматовой о Москве, которую она – ленинградка – тоже любила.

Сейчас гулять до утра по ночной Москве не в центре вряд ли кому в нормальном состоянии придёт в голову. И потому, что опасно, и потому, что смотреть на её необратимо изуродованные черты не хочется даже днём, когда потоки машин слегка приглушают безвкусицу архитектурных «изысков и композиций» …

Они вспоминают, как любили ходить в кино, иной раз отстаивая длинные очереди за билетами на фильмы Герасимова, Шукшина, Хуциева, Тодоровского, Иоселиани, Германа, Данелия, Тарковского, Феллини, Антониони, Бергмана, Куросавы, Вайды…

В доме кино был кинолекторий, куда приглашали известных и начинающих режиссёров, операторов, артистов, кинокритиков, которые до просмотра рассказывали о каких-то эпизодах работы над фильмом, а после сеанса обсуждали его со зрителями…

В зале Чайковского и библиотеке им. Ленина (сейчас Российской государственной) постоянными были литературные вечера, где лучшие артисты читали по памяти произведения классики. Причём в выходные днём они читали для детей и школьников…

За билетами в театр «Современник», «Театр на Таганке» и на некоторые спектакли других театров стояли с ночи и многие постановки смотрели по нескольку раз…

Долгое время в непримиримых спорах схватывались читатели журнала «Новый мир» с читателями журнала «Октябрь», поклонники Шукшина, Распутина, Белова, Астафьева, Трифонова, Владимова, Абрамова… – с поклонниками Кочетова, Софронова, Маркова…

С какого-то момента на устах уже постоянно были Хемингуэй, Ремарк, Сэлинджер, Фолкнер, Бодлер, Верлен, Рембо… и русские поэты Серебряного века.

Ну и, конечно, поэты Великой Отечественной войны, а также те, кого стали называть «шестидесятниками».

Фильмы и спектакли, как и публикации в журналах или книги, обсуждали на работе, среди друзей, да и, порой, с незнакомыми при случайно заведённом разговоре.

В общем, литература и другие виды искусства занимали видное место в жизни людей. И значимость произведений определялась мнением просвещённых читателей или зрителей – тогда их было много, – а не коммерческой составляющей от сомнительных издателей и продюсеров, которые сегодня в погоне за сиюминутной прибылью насаждают молодым безвкусицу.

Может, поэтому не говорили тогда массово: «Играет значение», «Имеет важную роль», «Очень прекрасно», «Зал переполнен до отказа»… И много ещё подобных словосочетаний, которые в ту пору резали слух и были предметом шуток, а сейчас можно слышать не только на улице, но и в эфире от немалого числа молодых теле- и радиоведущих.

И хотя страна была значительно более многонациональной, по-русски говорили намного лучше, чище и грамотней, чем в нынешней России…

Несмотря на то что цензура была жёсткой, что-то всё равно постоянно «просачивалось». И люди умели «читать между строк».

Может, потому и умели, что был должный уровень интеллекта для восприятия языка Эзопа.

Не думали они в ту пору, что доживут до того дня, когда получат свободу в таком виде, какой можно назвать свободой от общей культуры и совести, потому что явно не о том мечтали и не к тому стремились.

***

В какой-то момент, анализируя происходящее, Алексей Фёдорович пришёл к предположению, что, может быть, в период прежней несвободы мы сохраняли лучшие человеческие черты, потому что были ещё живы истинные русские интеллигенты, кто не уехал из страны в 17-м.

Они несли в себе высшие духовные ценности, близкие 10 заповедям, и передавали их тем, кто потом вместе с ними отстоял страну в тяжелейшей Великой Отечественной войне.

А теперь их уже нет. Да и тех, кто перенял у них эти духовные ценности, осталось сегодня немного. Во всяком случае, наверное, недостаточно для того, чтобы удержать молодых всецело поклоняться денежному знаку, а всё остальное ставить в зависимость от него.

Так думает Алексей Фёдорович, когда в очередной раз узнаёт о купле-продаже учёных степеней и званий, дворянских званий, кресел депутатов и практически любой выборной и невыборной должности, а также недр, которые до декабря 93-го года – ельцинской Конституции – были лишь государственной собственностью и, следовательно, только народным достоянием. А теперь недра практически всецело в частной собственности, поэтому к народному достоянию отношения не имеют.

И ещё он думает о том, что не было в его бывшей стране засилья иностранных определений в виде «менеджеров», «брокеров», «дилеров», «дистрибьюторов», «риэлторов», «продюсеров», «кастингов», «перформансов»… а были русские названия того, чем занимался или в чём участвовал человек.

Вспоминает Алексей Фёдорович, что в его прежней стране жили русские, армяне, евреи, татары, узбеки, чеченцы, грузины, осетины… и все остальные народности, которые объединяло понятие советский человек. Но основополагающим, и это всегда подчёркивал Сталин, был русский народ, вокруг которого и цементировалась дружба между всеми остальными нациями и народностями.

Такая дружба и привела к тому, что, вопреки ожиданиям всего мира, мы победили в Великой Отечественной войне практически объединённую армию Европы, а потом, на удивление всему миру, в кратчайшие сроки не только восстановили довоенный уровень развития народного хозяйства, но и быстро его превзошли.

И, наверное, поэтому не было на территории Советского Союза межнациональных войн, страшнее и бессмысленнее которых может быть лишь гражданская война.

В общем, много чего из «достижений» нынешней «свободы и цивилизации» не испытывал Алексей Фёдорович до 90-х.

И ему гораздо уютней было жить даже при всё больше раздражающих своей декларативностью лозунгах заметно деградировавшей после Сталина КПСС, членом которой он поэтому и не стал, несмотря на то что, отказываясь от «такой чести», дважды терял возможность серьёзного роста в карьере.

Мог ли Алексей Фёдорович тогда представить, что такой – поначалу желанный – «ветер надежд на перемены к лучшему», повеявший со второй половины 80-х, приведёт страну туда, где она теперь окажется.

И что так многого им с Ларисой будет не хватать из той – прежней – страны, которую они дважды мечтали серьёзно изменить в лучшую сторону.

***

Когда он думает об этом, то испытывает чувство вины, что его поколение не сберегло Советский Союз, который отстояли родители-фронтовики, и теперь детям и внукам остаётся жить в нынешнем «уродце с полуфеодальным устройством», именуемом современной Россией …

Ведь никуда не уйдёшь от того, чтобы сегодня понимать: ещё сравнительно недавно его великая страна стала после Сталина скатываться по наклонной плоскости. Сначала медленно, сохраняя всё же общую цель, а с девяностых и по сей день – угрожающе стремительными темпами, когда во главу угла встало лишь личное благополучие любым путём.

Да и от многих подобных мыслей не уйдёшь.

Правда, порой ему кажется, что даёт о себе знать возраст и, может быть, на девятом десятке лет уже трудно воспринимать какие-то положительные стороны нынешней жизни без ностальгии по многому из прежней. И потому не всё хорошее он замечает.

В таких раздумьях вспомнил однажды Алексей Фёдорович знаменитые строчки Александра Блока:

Сотри случайные черты –

И ты увидишь: мир прекрасен.

Вот он и старается, не являясь по своей природе скептиком, увидеть то, что так хотел бы видеть.

Но пока не понимает, где эти «случайные черты».

И случайны ли они.

Поэтому – всё чаще вспоминает слова, сказанные его родителями-фронтовиками после 20-го съезда КПСС: «Это до добра не доведёт».

***

Как-то в одной из публикаций увидел Алексей Фёдорович отрывок доклада Сталина на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) от 7 января 1933 года, посвящённом итогам первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР:

«…У нас не было чёрной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь. У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.

У нас не было серьёзной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было действительной и серьёзной промышленности по производству современных сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь. У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь.

В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест. В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест. У нас была лишь одна-единственная металлургическая база – на Украине, с которой мы с трудом справлялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали ещё новую угольно-металлургическую базу – на Востоке, составляющую гордость нашей страны. Мы имели лишь одну-единственную базу текстильной промышленности – на Севере нашей страны. Мы добились того, что будем иметь в ближайшее время две новых базы текстильной промышленности – в Средней Азии и Западной Сибири.

И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры европейской индустрии…»

Прочитав, он подумал: «Что бы на эту тему мог сказать о современной России её нынешний глава?..»

И даже представил себе выражение его лица. Отчего ему стало смешно и горько.

Наверное, поэтому всё чаще приходит на память знаменитое: «Да, были люди в наше время…»

И, наверное, поэтому всё чаще вспоминает любимую песню его детства – «Марш советских танкистов» и ещё – как любил играть с боевыми орденами и медалями своих родителей, которые бережно хранит в той же коробочке из сороковых, на какую тогда наклеил вырезанный из журнала «Огонёк» портрет Сталина.

Такие воспоминания в последние годы постоянно вызывают у Алексея Фёдоровича вопрос: «Почему система государственного устройства и управления, выстроенная Сталиным и так успешно при нём функционировавшая, дала после его ухода сбой – что у Сталина не получилось, а может, он не успел сделать, чтобы и после него этого сбоя с такими печальными последствиями не было?»

Но ответа пока не находит.