Журнальный мир

Ранняя весна… Проходит конкурс литературной критики Zoom…

Заполночь. Спать не хочется. Может, рецензию написать? Включаю компьютер, открываю первый попавшийся сайт журнала «Дружба народов», №10 за 2018 год. Листаю первую подборку.

Скользя по строкам, замечаю в одном месте знакомую фамилию «Докинз». Хотя нет ни ссылок, ни примечаний, из контекста понимается однозначно, что имеется в виду Оксфордский профессор Клинтон Ричард Докинз (р. 1941), известный своей книгой «Бог как иллюзия» (2006). Он входил в компанию «новых атеистов» (Р. Докинз, Д. Деннетт, С. Харрис, К. Хитченс), с которыми активно полемизировал аналитический философ Элвин Плантинга. Кроме того, еще в 1976 г. именно Докинз выдвинул идею «мемов» как единиц культурной трансляции. По его мысли «мемы» — это некие аналоги генов, благодаря которым идеи переходят из одного мозга в другой.

Ну, вот автор стихотворения взял да и зацепил одним маркером-символом «Докинз» всю ситуацию, связанную с этой дискуссией! Мол, читатель, если умный и образованный, да еще и в современном религиоведении фишку сечет, то и комментарии излишни!

Ладно. Проехали. Точнее, возвращаемся к началу и читаем всё стихотворение целиком:

Медлительно, как древняя пирога,

боками дымноватыми алея,

плывёт рассвет. Окраина. Дорога.

Век двадцать первый. Эра Водолея.

Земля нетленна, густонаселённа,

над ней столбы застыли часовые,

внутри двора от тополя до клёна

натянуты верёвки бельевые.

Поэзия закончилась. Ни песню

не сочинишь, ни горестную оду.

Лишь изморось над крышами, хоть тресни,

да санкции на зимнюю погоду.

Мой дом выходит окнами на небо —

я на него смотреть предпочитаю,

но Бог давненько в наших сферах не был,

здесь Докинза архангелы читают.

Вот и лежу в миру материальном,

смотрю из незаправленной кровати,

на то, что оказалось идеальным:

косяк двери, розетку, выключатель.

Выделяю новые маркеры: пирога, Эра Водо­лея, санкции, идеальное.

Не знаю, как у Вас, но у меня вдруг — в контексте стихотворения — пирога ассоциируется с работами Клода Леви-Стросса про индейцев, расы и тотемизм всякий…

А тут еще и Эра Водолея — как отсылка к 90-м годам прошлого столетия с нью-эйджерами, рерихами-блаватскими, конечно, и с другим Леви — Доулингом, а также Алисой Бейли…

«Санкции» — это, ясное дело, намек на современную политику.

А «идеальное» — такой архетип, что сквозит во всей символической системе стихотворения, приводя читателя к своему антониму — «реальному» и «материальному», а, точнее, к скучному и по-хайдеггеровски «заброшенному» Dasein’у: «косяк двери, розетка, выключатель». И, пожалуй, не стоит и голову ломать над тем, по какому признаку именно эти предметы относятся к сфере «идеального»…

Впрочем, почему-то «розетка» вдруг подсознательно соотносится с детства памятным предостережением «не суй в розетку пальцы!», хотя и так понятно, что пальцы в нее не засунешь, но мистический страх перед тотальным и моментальным самосожжением яркой картиной встает перед глазами в виде виртуальной кучки пепла. То ли ницшеанский образ Танатоса, то ли опять-таки хайдеггеровское Sein zum Tode мелькает в подсознании в связи с пресловутой «розеткой»!

Если посмотреть на то, какие персоны выводятся автором на сцену стихотворения, то мы увидим такой ряд: население, лирический герой, Бог, Доккинз, архангелы.

В бинарных оппозициях это будет выглядеть так:

— Население vs я

— Доккинз vs Бог

Как бы лирический герой противопоставляется «нетленной густонаселенной Земле» как Доккинз — вечному и бессмертному Богу.

А «архангелы» как бы сами по себе… Да и автор непонятно на чьей стороне… В целом — некая неприкаянность сквозит по строкам… «Маюсь между», как сказал пред смертью поэт.

Впрочем, исподволь автор подводит и к тому, наверное, что «Поэзия закончилась», ибо «Бог давненько в наших сферах не был». Иными словами, почти задается вопрос: а от чего в душе отчаянная тоска по Поэзии, Идеалу, Богообщению? Но ответа в стихотворении не дается, мол, сами разумейте.

…Итак, при всей минорной тональности, чем-то берет автор за душу, заставляя читателя встрепенуться и задуматься о главном: смысле жизни и смерти, о Боге и человеке.

Кстати, а в чем «фокус» мастерства автора? Ведь, вроде бы, смотря по технике, — рифмы простые, ритм тоже. Почти классика. Пастернаковское что-то… Неужели всю поэтичность (многослойность и многомерность) делают маркеры да игра со смыслами? Или то, что есть «внутрях» философская жилка, ведь не всякий упоминает Докинза мимоходом.

Продолжаю читать подборку далее, и тут же — новая цеплялка!

Хочется вслепую, коридорами

тихий путь проделывать, но вот:

магазины пахнут помидорами

и летит по небу самолёт.

Что значат здесь: «вслепую» и «коридорами»?!

Представляется сразу слепой человек, идущий по коридорам наощупь вдоль стены.

И почему это действие «хочется» совершать литературному герою? Стать современным «Гомером», чтобы «тихий путь проделывать» в свой миф? Образ достойный, похоже. Пока принимаю этот возможный «инсайт» автора. Хотя, конечно, с «коридорами» у русского (советского) человека много ассоциаций может возникнуть. Ведь всплывает сразу в памяти из Семеныча: «прошел он коридорами и кончил стенкой, кажется».

Но вот только почему и чем литературному герою, желающему наощупь идти коридорами жизни (как в лабиринте Минотавра?), мешают магазины (образ рынка?), помидоры (образ сочности и скоротечности жизни?) и самолёт (образ цивилизации и мечты-птицы одновременно?)?

Продолжаю читать стихотворение:

Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?

Выпить водки? Песню сочинить?

Самолёт на землю опускается,

тянет сверху солнечную нить.

Городок высокий, как поэзия,

поднимает к небу корпуса.

Как по мне, так это не профессия —

столбиком банальности писать.

Конечно, вот еще маркер, да какой! («Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?») Шекспировский! Сравним:

Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. (Гамлет)

И тут же автор «включает» циничный (или ехидный) хулиганский сарказм-само­иронию: «Выпить водки? Песню сочинить?»

А дальше почти детский взгляд на жизнь: самолет и солнечная нить!

Здесь тьма ожидаемой слепоты контрастирует со светом — «солнечной нитью» — и с городком, поднимающимся к небу (неужто имеется в виду аллюзия с Вавилонской Башней?). А вот эпитет-сравнение «высокий, как поэзия» — это что такое? Возвышенный? Многоэтажный? Многоуровневый?

«Городок» — как аллегория всей человеческой культуры, цивилизации, истории. Плоскость, горизонталь. И тянется, понимаешь, ввысь, стать вровень с поэзией, с небом?

А концовка стихотворения — прямо-таки в русле классических размышлений о назначении поэта — «столбиком банальности писать».

Если это не профессия, не ремесло, то что? Призвание, долг, миссия, гомеровское мифотворчество?

Последнее стихотворение в подборке всколыхнуло какой-то русалочьей мистикой:

Берега рыжебокой Пахры

очертили неровности суши —

бесконечны речные миры,

неизменны рыбацкие души.

Под водой колыхаться луне,

зеленеть над водой хлорофиллу —

рыба, рыба, рождайся во мне,

я себя на крючок наживила.

Эта речь холодна и тиха,

уготована прозе, но снова

богомольная самка стиха

пожирает партнёра по слову.

Лейся, песня, до устья реки,

дотянись до глубин океана,

до коралловых чудищ морских,

до магнитного меридиана.

Здесь магия, суггестия, нерасчлененный, первобытный синкретизм. Аналитике почти не поддается.

Но маркеры все-таки высвечиваются: бесконечность, неизменность, смерть, перерождение, глубина, магнетизм.

Отметим, что обозначилась в стихотворении и мистическая рыба: «рыба, рыба, рождайся во мне» (кто знает, может быть, это христианский символ «ихфис» здесь промелькнул?).

А вот эти строки — уже почти «запредел» поэтического мистицизма: «богомольная самка стиха пожирает партнёра по слову».

Три слова маркируют самого лирического героя (и /или автора?): богомольная (то есть настроенная на духовный призыв, молитву), самка богомола («самка» — еще и как самостоятельная особь с яркой выраженной самостью и основным инстинктом «Эрос-Танатос»), стих (стихия Поэзии, без которой нет ни жизни, ни смерти).

Судя по авторской задумке вынести эту фразу «богомольная самка стиха» в название подборки, этот некий апофеоз творческого экстаза-любви-заклания-жертвы — «себя» ли (наживка для рыбы), «иного» ли (партнёр по слову) ради «оплодотворения» души поэзией — своего рода квинтэссенция, пятый элемент, без которого Поэзия, даже выраженная банальностями, не существует.

Вот, пожалуй, и всё сказалось, что пришло в голову, благодаря замеченным маркерам и воспринятым «мемам», при беглом знакомстве с творчеством Ганны Шевченко.