О жизни человека

О жизни человека

Духовные стихи сибирских староверов в литературной обработке Владимира Берязева

Мне посчастливилось в середине июля 2018 г. побывать в окрестностях Белухи, священной горы Азии, называемой алтайцами Уч-Сумер — Три священные главы. На обратной дороге из Тюнгура я заехал в Верх-Уймон, село, где еще сохранились традиции сибирских христиан дониконианского исповедования. Там я встретился со знаменитой Раисой Павловной Кучугановой — заслуженным учителем России, отличником народного образования, лауреатом премии «Лучшие учителя России», заслуженным работником культуры Республики Алтай, основателем и научным сотрудником Музея истории и культуры Уймонской долины, историком-краеведом, этнографом, фольклористом. А проще сказать — величайшей подвижницей. Из тех, на которых и держится современная Россия. От нее я получил тексты духовных песнопений староверов Горного Алтая и непосредственно Уймонской долины. Частично эти тексты присутствуют в новой книге Раисы Павловны «В поисках Беловодья», которая является итогом многолетних трудов по сохранению русского духовно-культурного наследия.

Владимир Берязев

 

 

 

О последнем времени

На осьмой ли тыще лет от сотворения

Света белого настанет потрясение,

Содрогнется до основы мать сыра земля,

С полуночи сотрясется-заколеблется,

Грозным грохотом до бездны недр каменных,

В помрачении и страхе, преж неведомых,

От полуночи до алой зори утренней.

 

Тут к нам спустится на Суд великий праведный

Сам Исус Христос со Матушкой Владычицей,

Со пресветлой Госпожою Богородицей

И со грозным Михаилом ли Архангелом,

Что ведет с собою всюю силу Господа.

Глядь — по леву руку встали души грешные,

А по праву руку встали, словно свеченьки,

Души верные, избегшие погибели.

 

А по леву руку будто головни горят —

Просят души, молят души Мать Владычицу,

Госпожу нашу пресветлу Богородицу:

«Уж ты, Матушка Владычица пресветлая,

Попроси-ка Ты своёго Сына Божия,

Ой, не может ли Он нас спасти-помиловать,

Муки вечной и погибели избавити?»

 

«Уж Ты, Сыне мой, кровинка, Сын возлюбленный,

А не можешь ли Ты их спасти-помиловать,

Муки вечной и погибели избавити?»

 

«Ох ты, родна Моя матушка Владычица,

Пресвятая ты Моя Богородица,

Если хочешь вдругорядь Меня ты видети,

Если хочешь вдругорядь Меня ты слышати

На кресте на окаянном, на распятии,

Так бы мог Я их помиловати, грешников,

Муки вечной и погибели избавити».

 

«Уж не дай Ты, Боже, слышати и видети

Во второй-то раз Тебя на распятии.

Уж вы, ангелы, святые архангелы,

Вы гоните, вон гоните души грешные,

Вы гоните их во муку вечную,

Чтобы слыхом не слыхала плача жалкого,

Ни рыдания, ни скрежета зубовного».

 

И проклятия из бездны лишь доносятся:

«Вы на что ж нас спородили, горю предали,

Вы каки же нам отныне и отец и мать,

Коль ко добрым ко делам нас не выучили?!»

 

«Мы учили вас, учили, вы ж не слушали».

 

 

Пресветлый ангел Господен

Пресветлый мой ангел Господен,

И страж, и хранитель души,

Ты милостью Богу угоден,

Ко правде тропу укажи.

Храни меня всяку минуту

В отмеряны дни и года,

Препон дай пытанию люту

И сил для любви и стыда.

Ты дух, сокрушающий тленье,

Ты послан мне Богом самим,

Пролей же во грудь умиленье,

Я жаждою правды томим.

Здесь путь мой — и узкий, и тесный!

Смогу ль его прямо пройти?

Храни ж мя до воли воскресной,

Чтоб душу сберечь и спасти.

Меч пламенный в руце горячей —

Врагов им во прах порази,

У Божья престола парящий,

Помилуй меня и спаси,

Когда я явлюся, ничтожный,

Пред светочем лика Христа,

В чем будет ответ мой неложный,

Напрасно ль отверзну уста?

Ты жизнь мою знаешь земную,

Ты верный сопутник души,

Введи ж мя в обитель родную,

Всю славу ее покажи.

Я здесь — неприкаянный странник,

Я здесь — сирота сиротой,

Отечества горнего стражду,

Любови и Славы святой.

Хвалы возглашу, ангел Божий,

Я там, во небесных садах,

У Троицы райских подножий,

Где радости песнь на устах.

Там нету ни слез, ни печалей,

Ни бед, ни стеснения пут,

Там, будто Творенья в начале,

Лишь реки блаженства текут.

Венца испроси у Владыки —

Прощенья для бедной души,

Пускай прегрешенья велики —

Страданья Ему покажи!

Управься с моею судьбою,

Во благе оставь, на свету,

Хранитель мой, только с тобою

Я вечный покой обрету.

Отшельник младой

Отшельник младой от начала начал

Священную книгу постигнуть желал.

В той книге прочел он, что тысяча лет

Пред Богом — как день: промелькнуло — и нет.

 

Сумленье напало на инока тут:

«Лет тыща ведь всяко не тыща минут!»

В священную книгу без веры глядит

И видит, что в келию птичка летит.

 

Сияет и блещет цветное перо,

А пух отливает в зерно-серебро.

Когда ж свои крылья она распахнет —

То радугой вспыхнет, то златом сверкнет.

 

Та дивная птичка в полете легка,

Быстрей и нежнее весны ветерка.

Присела у двери и звонко поет,

А радостный инок тихонько встает,

 

Неслышно подходит, стоит, не вздохнет.

Рукой потянулся ко гостье, и вот…

Вспорхнула, летит, а отшельник за ней

В забвенье выходит из кельи своей,

 

Идет за ограду и полем цветным,

А птичка все свищет и свищет над ним,

Как будто бы манит, как будто зовет,

Как звездочка, кружит над лугом, поет.

 

Родной монастырь за пригорком исчез,

Монах оказался под сенью древес,

Певунья щебечет и манит вперед,

Под леса густой и неведомый свод.

 

На дуба вершину присела она,

Уж пением чудным вся роща полна.

Восхищенным сердцем, открытой душой

В восторге внимает отшельник младой.

 

Он миг наслаждения ловит, боясь

С тем пеньем утратить предивную связь.

Забылся… отраден забвения дым,

Мир прежний исчез за туманом седым.

 

Но пенье умолкло, опомнился он:

«Где ж птица-певица? Исчезла, как сон».

Взвилась, золотая, как будто стрела,

Средь неба сокрылась, была — не была.

 

Вздохнул инок добрый и в келью спешит,

Казалось — лишь час как покинул он скит.

В тревоге. Пред братией должно предстать,

Знать, к трапезе ждут, и нельзя опоздать.

 

И вот монастырь, только чудно глазам —

Ограда не та и неведомый храм,

У входа часовня златая видна.

Дивится: откуда взялася она?!

 

Стучит он в ворота. Привратник идет —

Ему незнакомый, не прежний, не тот.

Не хочет пустить он в обитель его:

«Не наш ты, не знаю лица твоего».

 

«И мне, брат любезный, неведом твой лик,

Привратник наш молод, ты ж, вижу, старик.

Отселя я вышел не боле, чем час,

С чего бы сменился привратник у нас?

 

Служители Спаса — не здесь ли их дом?

Поди же к игумну, поведай о сём!»

Дивится привратник, игумна зовет,

Идет за игумном весь причет. И вот —

 

Пред ними монах преклонился лицом…

Но диво — игумен ему не знаком!

Меж братии тож не признал никого —

Он ищет, он ропщет, лик скорбен его.

 

Он братьям поведал свое, помолясь.

Монахи внимали ему, изумясь.

Тут мудрый игумен пришельца спросил,

Какое он имя в служенье носил.

 

«Антонием назван в монашестве я,

При мне был игумен отец Илия».

Монахи во страхе по книгам глядят,

Нашли имена те лет триста назад.

 

«Антоний без вести в день Пасхи пропал.

Так летопись кажет», — игумен сказал.

«Бог дивен в деяньях», — пришлец произнес.

И тут его вид, как возок, под откос

 

Повергся! Стал старцем. Взор юный угас.

Три века в нем разом минуло, как час.

Он пал. Он молился. Два дня протекли.

Почил. И со честью его погребли.

 

Ах, Господи Боже, средь неба еси!

Заплакали братья, дивясь чудеси…

 

Моление о спасении

Боже, зри мое смиренье, зри плачевны дни мои,

Зри с пороками боренье, со лукавым зри бои.

Смертна тварь, я вновь дерзаю умолять свово Творца,

Коя смело нарицаю как заступника-Отца.

 

Укажи пути к спасенью, утверди в груди Закон,

Дай надежду к воскресенью за чертою похорон.

Я тебе молитву малу, мой Создатель, возношу:

Дай покой душе усталой, этой милости прошу.

 

Тишины лишь среди власти беззакония людей,

Кои здесь творят напасти токмо волею своей.

Не на то нам век дарован, чтобы ближнего губить,

Человеком именован лишь умеющий любить!

 

О жизни человека

Человек живет, аки цвет цветет —

Был по утру ал, а к ночи опал.

 

Таково знатье про житье-бытье:

Днем он пьян и сыт, во пиру сидит,

В вечеру ж дрожит, на одре лежит,

К белой зорьке, глядь, да преставился.

 

Очи ясные помрачилися,

Уста сахарны заключилися,

Белы рученьки поприжалися

К ретивому сердцу остылому…