Журнальный мир

Борис Юрьевич не любил детей. «Визг и писк только от них и лишняя трата денег», – думал он и не разрешал жене рожать. Жена Вера Николаевна сделала уже много абортов. Врачи удивлялись, говоря, что есть же средства контрацепции, и муж у неё не бедный, так как же нужно не любить себя, чтобы подвергать такому риску своё здоровье. Вера и сама не понимала, почему на неё не влияют все эти средства. На какое-то время они помогали, но всё же несколько жизней в ней зародилось вопреки всякому предохранению. Вера шла домой и думала о том, что в душе она противится желанию мужа не иметь детей и жить только для себя. Вот потому-то всё в ней и бунтует, и новая жизнь зарождается вновь и вновь.

Вера несла обед мужу на работу. Из экономии. У мужа были золотые руки и своя автомастерская. А ещё патологическая скупость и тяжёлый характер. Но, воспитанная бабушкой и дедушкой в глухом селе, Вера была рада и такому мужу, смотрела ему в рот и не перечила. Вспоминала про детство сиротой, как оставила её непутевая мать у своих родителей в глухой деревне, уехала с концами – лучшую долю искать, да так и не объявилась. Так старики и не узнали о судьбе дочери, но утешились тем, что внучка у них теперь растёт – милая да покладистая, помощница в доме, утеха в старости. Со слезами вспоминала Вера о своём, хоть и не изобильном, но хорошем детстве, о том, какие добрые у неё были бабушка с дедушкой, как называла она их мамулей и папулей, пока не объяснили ей «люди добрые», что не дочка она вовсе, а внучка.

Вспоминала и о том, как однажды в их деревушку приехали порыбачить трое молодых парней, надули резиновую лодку, поставили палатку, рядом построили ещё и шалаш, уху варили на костре. Один невысокий паренёк, увидев Веру с козой у реки, широко улыбнулся и попросил козьего молока. Мол, мальчишкой любил, и хорошо бы сейчас вспомнить вкус детства. Вера засмущалась и сказала: «Приходите вечером, подою, оставлю вам», – и кивнула в сторону своего дома. Парень пришёл, с удовольствием выпил кружку молока, а затем, окинув хозяйским глазом стройную фигурку девушки, её милое с веснушками лицо, а также ветхий дом и двор, вдруг предложил свою помощь. Наладил забор и крылечко, переложил поленницу дров. Со словами: «Всё в хозяйстве пригодится» перепилил старые доски и выложил из них ещё одну поленницу. Старики только переглядывались между собой, догадываясь, что всё это неспроста. Похоже, у Верочки жених появился. Да какой молодец-то! Руки откуда надо растут. Ну, а то, что ростом не вышел, так и Верочка небольшая, идут вровень плечо к плечу. Зато мастеровитый, хозяйственный, всё видит, всё замечает, и, где надо, сразу же руки прикладывает. А к чему приложит – всё сразу радует глаз.

Да только рано радовались старики. За неделю такой рыбалки все парни из компании нашли себе зазноб. Хотелось и другую рыбку им половить… Кто вдовушку, кто разведёнку нашёл, и только Борису попалась невинная девушка. Целовались с ней по вечерам, спрятавшись в укромных уголках. До большего не доходило. Скромная была Верочка. Только в последнюю ночь перед отъездом Бориса стали они близки после того, как он пообещал жениться. Но «обещать – не значит жениться», гласит мудрая пословица. Больше Борис в деревне не появлялся.

И всё бы ничего, и никто бы и не узнал, да надо ж было такому случиться, что с первого раза Вера забеременела. Когда стал виден живот, старики поплакали, посетовали, да махнули рукой. Одну воспитали, поможем и другого вырастить. Весной родился мальчишечка, хорошенький, ладненький такой. Очень славный был малыш. Так и назвали Славиком.

Рыжий, как солнышко, Славик рос тихим и спокойным, почти не плакал. Когда ребёнку исполнилось полгода, отправили старики Веру в город. «Всё равно молоко пропало, выкормим и на козьем, – сказала ей бабушка. – А ты, милая, давай устраивай свою судьбу, иди работать. Лишь бы в городе закрепилась, а там и Славика заберёшь на обсиженное место».

В городе Вере повезло. Всего три ночи ночевала на вокзале. А затем устроилась посудомойщицей в столовую. Там же украдкой ночевала в подсобке. А затем сослуживцы помогли – устроили в общежитие. Жить стало легче. А ещё через полгода встретила опять Бориса. Случайно. Он стоял на рынке, который называли барахолкой, и продавал какие-то инструменты. Вера остановилась, как вкопанная. Борис тоже заметил её. Подошёл. Спросил, что она здесь делает. Слово за словом, а затем и встречи привели к возобновлению романа. Вот только о сыне Вера Борису так и не сказала. Сначала язык не поворачивался, а затем, узнав, что не хочет он детей, испугалась, что опять мужика потеряет…

Жили в гражданских отношениях почти год, пока Борису не предложили на заводе из рабочего стать мастером, а затем намекнули, что мастер должен быть правильным, т. е. человеком семейным, тогда и карьера лучше пойдёт, будет почёт да уважение. И путёвку предложили в санаторий – на двоих. За счёт профсоюза. Расписались. Вера была на седьмом небе от счастья.

Строя новые отношения, Вера редко бывала у стариков. Они стремительно старели. Бабушка после падения повредила колено, плохо передвигалась и уже с трудом работала на огороде, высаживая только самое необходимое, дед тоже дряхлел, ухудшились зрение и память.

Славику уже было три года. «Ребёнка надо развивать, а он только с козой и играет, – говорили старики Вере. – Растёт парнишка замкнутым, ни отца, ни матери не знает. Когда уж ты жизнь-то свою наладишь и парня заберёшь? Когда мужа твоего увидим?»

Вера всё отговаривалась тем, что нет у них постоянного жилья, что некуда сына забрать, да и нечем кормить, начались девяностые годы, всё по талонам – и сахар, и масло, и мука, и даже чай. А потом призналась, что правда в том, что никому не нужен этот ребёнок. Видно, судьба у него такая же – расти не с матерью…

Враз постарели старики от такой новости. Ведь не успеют они вырастить парня. Дважды сиротой останется. Долго совестили внучку, на что она пообещала им, что к школе заберёт сына к себе. Но, возвращаясь домой, Вера под стук колёс поезда думала о том, что она, возможно, несёт в себе какую-то родовую программу. Не видя материнской ласки, она и сама, став матерью, не может её дать своему сыну. «Насильно мил не будешь», – наверное, нет во мне материнского инстинкта, когда мать любит и защищает своих детей, любых, даже рождённых от нелюбимых мужей. Но вот её-то сын рождён от первой любви. И всё у него есть: и отец, и мать, только воспитывается он, как полная сирота.

Письма старики писали Вере на почту до востребования. А когда мальчику исполнилось пять лет, письма перестали приходить. Вера была вся в заботах о муже и хозяйстве. К тому времени у них уже была своя мастерская, развивались кооперативы, муж ушёл с завода на вольные хлеба. Не сразу и спохватилась, что писем-то давно нет. Но приснился ей сон, что стоит среди поля рыжий кудрявый мальчуган и протягивает к ней ручки. А вокруг ни души. Лишь огромное поле из ромашек. Нашла повод отпроситься у мужа и поехала в деревню, всю поездку в более чем 200 километров на душе было тревожно. И не зря.

Выяснилось, что сгорели старики за одну ночь. Лето было жарким. Возможно, жгли сухую траву на огороде да плохо загасили, а может, в старой проводке дело было. Сейчас и не угадаешь.

Домов в той деревне уже было мало, бесперспективная она стала, единственный кирпичный заводик закрылся и стоял, глядя на мир пустыми глазницами выбитых окон, вспоминая прежние шумные, советские годы. Работы не было, школу закрыли, дети ездили в интернат в соседнее село, из школы сначала сделали поселковый совет, а затем и вообще расформировали его, предложив жителям переехать в село поблизости. Многие туда и переехали, а другие, побросав дома, перебрались в город. Остались только пожилые и одинокие, кому некуда больше податься.

Гасить пожар было некому. Старики и старухи соседские пытались тушить огонь водой из вёдер, кто-то шланг огородный протянул. Но разве такими средствами большое пламя погасишь? Пожарная машина приехала из райцентра, когда от дома уже остались одни головешки. Никакой экспертизы власти не делали. Не до этого было. Везде неразбериха, не понятная никому ранее демократия, и новая власть, приведшая к распаду страны, разгулу воровства и бандитизма…

Найденные останки, в основном фрагменты костей, собрали в один гроб. Захоронили, как смогли, всем миром поставили крест, приколотили на него табличку с именами погибших. О Вере знали лишь, что живёт где-то в большом городе, но ни адреса, ни телефона, всё сгорело и спросить не у кого.

Вера побывала на кладбище, долго плакала и винила себя за чёрствость, укоряла за невнимание к старикам и сыну. Вдруг с полной ясностью в голове вспыхнула мысль о невозвратимости сына и своей ответственности за эту едва начавшуюся и уже погасшую жизнь маленького человека. А в ушах заново зазвучали слова одной из соседок, что якобы детских костей не обнаружили. Возможно, мальчик выбрался через окно. Так появилась надежда. Маленькая, но надежда, что ребёнок жив. Эта надежда сменилась ужасом от того, какая участь ждала её сына, ведь рядом был лес. Нет, неживой её Славик! И покоится он сейчас в одной могиле со своими прадедами. А может, всё-таки живой, ведь бывают же на свете чудеса? Надежда сменялась отчаянием, затем появлялась вновь… Огромное чувство вины захлестнуло женщину, принося её душе невыносимые для психики страдания.

С тех пор что-то сдвинулось в голове: везде чудился её Славик. То на рынке встретит похожего мальчугана, то во дворе, подойдёт, всматривается в лицо. Мальчишки пугались и убегали от неё.

Вера больше не беременела. Отношения с мужем сразу по приезде из деревни ухудшились. Отчасти из-за изменившегося характера и поведения Веры, отчасти от нового увлечения Бориса молоденькой соседкой, чем-то напоминавшей Веру в молодости. Ещё через три года они окончательно расстались. Так как брак был законным, Борису, несмотря на нежелание делиться с Верой, всё же пришлось продать их большой дом с хозяйством. По иронии судьбы новая подруга вскоре родила ему сына, не спрашивая о том, хочет он или нет. Суд, учитывая это обстоятельство, оставил автомастерскую за Борисом и его новой семьёй. Но Вере было всё равно, Борис вмиг стал для неё чужим.

Вера переселилась в небольшой домик на окраине города, с одной комнатой и кухней. Во дворе был огород, но она мало занималась им, потеряв интерес к жизни. Жила одиноко и нелюдимо. Работала нянечкой в детском саду, затем по состоянию здоровья пришлось перейти в сторожа.

Уже много лет прошло с того пожара. Её сын мог быть взрослым человеком, а она всё смотрела на малышей, и в их глазах видела маленького Славика…