От сохи

От сохи

Каждому молодому поколению жизнь отводит пять лет счастья: это время обучения в вузе, причём на очной форме обучения, с проживанием в общежитии.

И потом пусть у тебя будут неприятности, как-то: неудачная женитьба или алименты, служба в Тмутараканье или понижение в должности, бесконечные кредитные обязательства или оленьи рога на голове – пускай всё это будет потом. А сейчас ты в статусе студента – самый счастливый на свете человек, и длиться этому счастью целых пять лет!

 

* * *

Володька Корсаков, уроженец деревни Наумовка Томского района, после окончания средней общеобразовательной школы поступил на геологоразведочный факультет политехнического института. Койко-место получил в общежитии по улице Пирогова, 3.

Своему счастью Володька долго не мог поверить, а потому из комнаты общежития выходил лишь в нескольких случаях: на занятия, покушать, в туалет. Курить Володька ещё не научился.

Товарищи по комнате, все из благополучных семей, и все – родом из города Новокузнецка – не понимали Корсакова и не принимали его как молодого человека, адаптированного к проживанию в городе. Впрочем, Корсаков им не мешал, и это – главное!

А город Томск – манил и привлекал: Дом культуры политехников предлагал концерты бардов, артистов, выступления молодых поэтов, танцы под «живую» музыку; кинотеатры («Темп», «Октябрь», «Максима Горького», «Родина») предлагали увлекательные фильмы; в самом кинозале, на последнем ряду, можно было даже целоваться со своей девушкой. Студенты, которые посмелее, осваивали окраины города Томска: Дом культуры шпалопропиточного завода и лесоперевалочного комбината, ГРЭС-2 и карандашной фабрики, завода измерительной аппаратуры и железнодорожный вокзал Томск-второй… Везде студентам были рады, особенно – девушкам…

Но всего этого был лишён Володька Корсаков: мало что деревенский, так ещё и одежда на нём была… некрасивая и – на вырост.

 

* * *

Первую для себя сессию – зимнюю – уроженец деревни Наумовка Томского района сдал без троек, чем крайне поразил своих одногруппников.

На каникулы в родную деревню Володька не поехал: а зачем?.. Снег бросать да назём таскать?

Сожители его отправились в Новокузнецк, к родителям, и Володька остался один в комнате общежития. Денежек немного было: на хлеб, на чай, на сахар, а что ещё студенту надо? Будет сытно есть – учёбу бросит!..

В конце недели, в пятницу вечером, Володька надумал сходить в Дом культуры «Политехник» на танцы.

Володька шёл улицей Усова и радовался жизни. Радовался тому, что живёт в студенческом городе, который ему ещё предстояло познать.

Вообще-то Томск удивляет своей красотой обывателей и гостей города трижды в год: поздней весной, ранней осенью, поздней зимой.

Поздней весной проспекты города – в зелени: длинными фронтонами высятся красавцы-тополя. В самом конце мая месяца расцветают кусты черёмухи, и все томичи несколько дней любуются белыми и нежными лепестками, аромат которых так кружит головы. А следом – пронзительное благоухание распустившейся сирени и – яркие цветы декоративного шиповника…

Ранней осенью Томск наполняется… добротой, тишиной, лёгкой прохладой, золотом опавшей листвы, красивыми закатами, грустью об ушедшем лете.

По утрам много-много красивых девушек и юношей спешат в учебные корпуса вузов. А что девушки несомненно красавицы, факт: ведь со всей страны и ближнего зарубежья едут они в Томск, чтобы – вдали от родителей – порадоваться жизни, до обеда просидеть на лекциях, а затем – отдыхать!

А поздней зимой наш Томск особенно красив на выходе солнца, когда белые снежинки – украшение крыш домов и маковок стареньких церквушек, низкорослых кустов и вздыбившихся деревьев – вспыхивают маленькими блёстками в первых солнечных лучах.

 

* * *

В Доме культуры «Политехник» при ярком электрическом освещении жизнь била ключом: группа джаз-блюз «Парадиз» исходила интимом, и даже работал буфет.

Ну что ж! надо было с чего-то начинать, и вскоре Володька Корсаков оказался в руках энергичной и кряжистой девицы с тяжёлой грудью и мясистым задом.

– …Меня зовут Аглая! – верещала девица. – Я учусь в университете на филологическом факультете, живу в общежитии по проспекту Ленина, 49… Расскажи немного о себе!

Да ничего интересного, – ответил Володька, – родился и вырос в деревне. Кроме меня у мамки ещё трое – две сестры и брат Парамон. Отец четыре года тому назад уехал «собакам сено косить», да так и не вернулся.

Боже мой, – закричала Аглая. – Как интересно, необычно, в то же время – по-деревенски просто: «собакам сено косит»… Между прочим, этот сюжет полностью совпадает с темой моего курсового реферата: «Славянофилы – кайма русской классической литературы».

– …А я-то здесь при чём? – успел вставить вопрос бесхитростный Володька. – Я учусь ведь в политехническом, на геологоразведочном факультете.

«При чём»! – воскликнула энергичная Аглая. – Ещё как – при чём! Давай отойдём в сторонку… Итак, напоминаю: только – и только! – славянофилы идеализировали старую, допетровскую Русь и триместник: вера-царь-Отечество.

– …Да, но это когда было-то, – попытался возразить Володька.

Не перебивай! – властно заявила Аглая. – Так вот, основной упор славянофилы делали на деревенского мужика от сохи… Ты, Володька, от сохи?

Да, я от сохи, – вынужден был согласиться Володька Корсаков. – Но это ещё ни о чём не говорит!

Это как раз и говорит о многом, – подхватила Аглая. – Кто, как не ты, может понять – и принять – мятежные страдания членов семьи Аксаковых о судьбе простого русского мужика!

(Пауза)

Да ты читал ли повесть Сергея Тимофеевича Аксакова, дворянина и отца большого семейства, под общим названием «Детские годы Багрова-внука»? – обратилась Аглая к Корсакову.

(Пауза)

Пойдём! – решительно заявила энергичная Аглая. – Ты меня проводишь до общежития, а по пути я поведаю и о славянофилах, и о семействе Аксаковых.

А оно мне надо? – попытался возразить Володька.

Ты Родину любишь?

Люблю… очень люблю!

Тогда молчи и слушай!

Так уж получается в жизни, что наивность ассоциируется с беспомощностью, отсюда в отношениях между людьми выстраивается определённая доминанта – «ведущий», то есть лидер. Женщины нутром вычисляют слабаков-ведомых.

Володька Корсаков, один из таких дураков, плавно перешёл из мозолистых рук матери-доярки в ухватистые руки студентки-«ведущей».

 

* * *

Вечерний Томск был хорош: небосвод сплошь усеян блескучими звёздочками, народившийся месяц своим золотым рогом уставился на землю, сверху тихо падали мягкие снежинки. На раскрытой ладони снежинки моментально таяли…

По дороге от Дома культуры до общежития филологов, что в доме № 49 по проспекту Ленина, Аглая всё несла и несла ахинею: про мужичьи кафтаны с кушаками, и про лапти с онучами; про дворянина Аксакова Сергея Тимофеевича, сына прокурора суда города Уфы, женившегося на Ольге Семёновне Заплатиной, дочери генерала, про русского мужика, сохой поднявшего землю-матушку…

Попрощавшись с Аглаей возле общежития университета, Володька не спеша отправился к себе на Пироговку.

На душе как-то… хреново: и не отдохнул толком, и не поговорил толком, и чувствовал себя дураком. А виной всему – энергичная и нахрапистая Аглая.

«Стоять, зорька! – дал самому себе команду Володька. – Я же ведь не спросил, во сколько завтра мы с Аглаей встречаемся в Городском саду».

Он развернулся, зашагал обратно.

Старик вахтёр отказался пропустить Володьку: поздно уже!

Да ты пойми, – внушал он старику, – мне только спросить и – всё!

Не положено! – стоял на своём вахтёр.

Сидишь тут с пегой бородой и прокуренными усами, – зло пыхтел Володька в адрес старика, – а того не осознаёшь, что человек – существо мыслящее.

А я вот сейчас в милицию позвоню, – пригрозил вахтёр, – она, милиция­­-то, тебе человека и вправит!

Володька Корсаков вышел во двор: окон – тьма, а за каким его Аглая? Володька подошёл к проржавевшей водосточной трубе, укрепившейся на углу здания снизу доверху.

Встав на колени, Володька заорал в жестяной раструб:

Аглая! Аглая! Эй, Аглая, я пришёл, Володька из Наумовки!!!

Жутким эхом отозвалась водосточная труба. В некоторых окнах общежития погас свет. Но студента-политехника уже нельзя было остановить.

Аглая! – орал он, обхватив руками трубу. – Я к тебе лезу! Сподвижник твой, Володька-славянофил!

Между вторым и третьим этажами колено трубы оторвалось. Вместе с Володькой.

Работники «Скорой медицинской помощи» грузили носилки с Володькой Корсаковым в машину.

Спёкся, сердешный! – пожалел его старик вахтёр.

Да это синтез хамства и полового вожделения! – раздался звонкий девичий голос из форточки.