Пальтишечка

Пальтишечка

Недавно нашла дома пуговицу: бежевая, с необычным геометрическим узором посередине. Эллипс, не доведенный до конца. Оставила когда-то как воспоминание о том удивительном светлом пальто. Как оставляют в память о давней любви засушенный цветок между страниц, или открытку, или какую-нибудь другую безделицу.

А ведь это пальто и было — как любовь. С первого взгляда. Оно было куплено вопреки: на улице стояла самая настоящая омерзительно-грязная осень (золотой сентябрь уже прошел, и начались бесконечные дожди с намеком на грядущий мокрый снег). Я увидела его в витрине, и не где-нибудь, а в дорогущем бутике ГУМа, куда вообще-то ходила даже без намека на возможную покупку. Оно было лаконично, это пальто, прямое, мягкое даже на взгляд, с хлястиками на манжетах и воротником-стойкой. В нем не было ничего лишнего и вызывающего. Пожалуй, только цвет — такой праздничный и сдержанный одновременно, что навевал мысли о Елисейских полях и кофе с пенкой за маленьким столиком. Вместо московских опавших кленов — золотистые вязы, вместо мокрого ветра — солнечные лучи. И я, красивая и недоступная, немножко загадочная, в этом пальто. И в красном шарфе. Светло-бежевое бесподобно сочетается с темно-красным. Классика жанра. Пальто звало меня и манило картинами солнечного парижского дня. Я просто должна была его примерить. Все равно не подойдет — на мой маленький рост такое пальто просто не могло подойди идеально. Но вдруг?

— Я бы хотела померить бежевое пальто с витрины… — проблеяла я.

— Бежевое?! — Продавщица окинула меня возмущенным взглядом. — Это цвет «шампань».

Цвет «шампань» добил меня. Равно как и то, что пальто оказалось будто шито на меня: и размер, и длина…

— Катя, ты сошла с ума? — ошарашенно спросила меня мама. — Куда такое светлое? Посмотри, грязь-то на улице какая. Каждую неделю будешь в чистку отдавать…

Но мне было все равно. В ту осень я и пальто стали неразлучны. Оно воплотило мои самые неприличные фантазии о том, как должна выглядеть успешная современная женщина. Осень в стиле шампань, — пожалуй, так. Моя возросшая самооценка давала свои плоды. Мужчины уступали место в транспорте (дама!), нищие толпились, дергая за рукав.

Пальто излучало благополучие и достаток. Даже машины сбрасывали скорость, проносясь мимо остановки, где стояла я. Обдать жирной московской грязью такую красоту было бы преступлением. Во всяком случае, испачкалось пальто не через неделю, как предрекала мама, а только к концу осеннего сезона, когда запорхали белые мухи. Может, дорогая ткань как-то впитывала все эти капельки и грязинки? Но тем не менее сезон закончился, и пальто отправилось в химчистку.

Я ждала встречи с ним, как ждут возвращения домой близкого родственника. И вот сотрудница химчистки перебросила через прилавок мое пальтишко и приподняла целлофан. «Смотрите: пятна отошли, и здесь, и здесь. Как новое!» — сияла она.

И я тоже засияла.

«А это вот… пуговицы», — протянула мне девушка пакетик. Улыбка сползла с моего лица. Пуговицы?! Да, это были они, «родные» пуговицы с моего пальто. Пластмассовые ушки расплавились, остались только деформированные блинчики, обтянутые пальтовой тканью. Я чуть не заплакала. О Пари, о Пари…

Правда, голь на выдумку хитра, и за зиму мне удалось подобрать пуговицы — другие, но подошедшие и по цвету, и по форме. Это было непросто. Ведь они должны были быть благородными, как само пальто, и без всяких золотых излишеств, и без лишних вульгарных дырок, и вообще… если вы подбирали когда-нибудь пуговицы к любимой вещи, вы должны меня понять. Это так же трудно, как огранить алмаз. Как не испортить рамой картину.

Но к весне пальто было опять в строю. И я вместе с ним. О, я могу вспомнить много, много забавных и трогательных историй, связанных с этим пальто. Однажды я двумя руками держала его полы и ногами отбивалась от хулиганов в автобусе (остальные пассажиры потрясенно смотрели со стороны и не вмешивались). Однажды мой крошечный сын на санках вез сверток с пальто (мы возвращались из химчистки — походы туда с пальто были все-таки частыми) и в темноте уронил драгоценный пакет. Дошли до дома в зимних сумерках, — а пальтишечки-то и нет! Бегом возвращалась, как хаски, запряженная в санки, и, о радость, пальто отыскалось.

А еще один раз большая собака-дог доверчиво поставила мне свои передние гигантские лапищи прямо на плечи. «Ой, вы ему понравились!» — умилилась хозяйка. А я чуть не грохнулась в обморок от страха и возмущения — на светлой ткани остались, как медали, два отпечатка дожьих лап…

Пальто служило мне верой и правдой и закончило свою жизнь, как часто бывает с вещами, на помойке, — его место заняло новое, винно-красное. Оно тоже было роскошно, но совсем другой, порочной красотой. Уходя, я оглянулась на пальто цвета «шампань». Оно висело на дверце помойного закутка. Через пять минут я вспомнила, — не проверила, осталось ли что-нибудь в карманах? Спешно вернулась, но его, моего пальтишечки, уже не было. А я другого и не ждала.

И вот — пуговица. В ней целая моя эпоха. Странно, но не осталось ни одной фотографии, на котором я была бы в том своем любимом пальто. Хотя, наверное, это правильно. Прекрасное живет в наших воспоминаниях, и ни одна, самая лучшая фотография, не сможет отразить его в полной мере.