Журнальный мир

О книге Сергея Денисенко «И нет иных координат… Стихо­творения. Разные» (Омск, Издательство «Амфора», 2018)

«Только поверхностные люди не судят по внешности», – как остроумно заметил один знаменитый английский щёголь ирландского происхождения. Изящно оформленное издание – по фактуре, цвету – приятно видеть, в руки взять. И, конечно, замечательный портрет на обложке в разнородном обрамлении – рождает смыслы, наводит на мысли… Веер рукописей и кирпичная стена. Проступает образ или исчезает? Слово сказанное, написанное или немота камня – чья возьмёт? Или сколь долгим будет сопротивление всесильному Времени? Прочитать книгу – попытаться получить ответы. Вместе с автором. Сыну Павлу Денисенко (художнику и дизайнеру книги) надо сказать спасибо за такое наглядное введение в тему. Хорошо продумано и замечательно сделано. Отметим удачный семейный подряд. «Лазерный указатель» из одной крестовины буквы «Х» – как дань современным технологиям. И в то же время так великолепно «рифмуется» с той самой «диагональю», устремлённой в бесконечность, из, возможно, программного стихотворения «Про горизонт и вертикаль», про жизнь и судьбу.

…И точки ставлю – дат, событий, вех, –

и диаграмма мощная сложилась:

там – линия, диагонально вверх –

как будто в бесконечность устремилась.

Перед разделами книги – чёрно-белые фотографии, очень настроенческие, «атмосферные», словно визуальные камертоны, предвосхищают, настраивают на то, о чём будет сказано в стихах, что будет отмечено неповторимостью поэтического слова, которое на манер пульсирующей кардиограммы чутко фиксирует «даты, события, вехи», а в конечном итоге совпадает с линией жизни.

На этом пути много всего… В каждом разделе находил что-то «своё» – понятное, близкое, вызывающее непроизвольный отклик, со-чувствие. Думается, дело не только в возрастной близости, но более из-за сходства внутренних ощущений, которые переданы с предельной открытостью, искренностью. А самое главное – с элементом той сдержанной новизны, которая является не только признаком таланта (чувства меры, вкуса), но и обеспечивает «доходчивость» поэтического высказывания. Во многих стихах это чувствуется. Начиная с семьи… Недаром первый раздел (значимость уже подчёркнута открытым текстом названия книги, пересекающимся с заключительным стихотворением цикла). Несомненно, здесь начало координат. Здесь краеугольный камень, основная опора, фундамент: «…они хранят меня от Государства – СЕМЬЯ и СЛОВО, СЫНОВЬЯ и СНЕГ». Эти две строчки можно развернуть до философских трактатов. И, скорей всего, они уже написаны. Задача поэта сжать весь этот многословный опыт до максимально краткой и ёмкой формы. И он блестяще с этим справляется.

Во втором разделе особенно тронуло стихотворение «Средь золотолиственных осин…», чистотой звучания, прозрачностью напомнившее левитановский пейзаж. И в конце волнующая недоговорённость, «безответность»…

Запоздалый журавлиный клин

смотрит в небо, словно в паутину…

«Папа, я устал», – молчит мой сын.

Я не знаю, что ответить сыну…

Как это тонко и точно – в молчании собеседника («соавтора» по сути) услышать несказанные слова, почувствовать настроение родного человека, чтобы ещё раз напомнить нам о том, что помимо слов именно существование на одной волне – внимание, доверие, доброта составляют подлинный «золотой запас» человеческих отношений.

«Баллада о городе О.»… Всегда импонируют стихи, связанные с конкретным случаем, с заурядной на первый взгляд ситуацией. В обычном, будничном разглядеть поэтическое – уловить, извлечь… Здесь необходимо то самое «шестое чувство». Да, случается – оно и окрыляет, и возвышает, но, с другой стороны, его носителю не всегда комфортно среди нормальных людей, обременённых вполне земными заботами. Ведь всем не объяснишь, не растолкуешь, отчего и почему вдруг у этого гражданина на футболке необычная надпись («Заблудившийся трамвай»), да к тому же выражение лица какое-то странное? Поэтому можно понять, когда «Кому-то объяснял (себя кляня!): // мол, конкурс… Гумилёв, мол… это стих его // Но при этом – как на психа тихого // смотрели горожане на меня!..» Попутно отметив виртуозную рифму, напомним, что самое интересное в стихах, в поэзии то, о чём не сказано напрямую, когда недосказанность заставляет читателя «самостоятельно» совершать открытия, делает его полноправным со-участником творческого процесса, тем самым неизбежно повышая ценность прочитанного.

Дело в том, что кроме упомянутого «Заблудившегося трамвая» в этом стихотворении вполне явственно возникает другой трамвай-призрак. Друг и ученик Гумилёва однажды прокатился в том вагоне, оставив ещё одно гениальное свидетельство «инородности» поэтического избранника, его несовместимости с окружающими людьми как раз в наиболее яркие и полные минуты своего существования: «…Боже! И глаза я закрываю // от невыносимого огня. // Падаю в него и понимаю, // что глядят соседи по трамваю // странными глазами на меня». Обнаруживая эту «трамвайную» перекличку, с радостью отмечаешь неразрывность поэтической традиции, понимаешь – насколько едино поэтическое пространство независимо от временных и географических координат. А если вспомнить связь «города О.» с городом на Неве, к  примеру, через «последнего из царскосельских лебедей» и добавить личные обстоятельства автора, то единство поэзии и жизни будет выглядеть ещё более впечатляющим.

Стихи на общественно-социальные темы по определению стоят в стороне от того, что принято именовать «чистой лирикой». Но с годами понимаешь, что без них не получается, они нужны. Они сами собой выговариваются, вырываются. Даже без надежды на действенность. Автор прекрасно это сознаёт. Недаром одно стихотворение так и называется «Мелочи (ДОН-КИХОТ – XXI)», где недвусмысленно сказано: «И чего ж тратить свой запал // на скрипёж этих крыльев мельничных, // коль и ветр дуть на них устал? // Мелочи…». Да, житейский опыт и трезвый взгляд на вещи убеждают, что эффективность некрасовской «музы гнева» в современном обществе практически равна нулю. Но, к счастью, она жива и на пенсию не собирается. Здесь вступает в силу всё тот же присущий поэтическому слову иррациональный фактор. Во что бы то ни стало – надо высказаться, поскольку задело, зацепило, достало! Поскольку – «не могу молчать». Знаю (не только по этой книге), что это направление необходимо и органично вписывается в заявленную систему координат автора. Поза «небожителя» не для него. Поэтому понятны и оправданы – и горькая ирония, и гнев, а порой и крепкое словцо… Оправданы, поскольку все эти «мелочи» в конечном итоге оказываются отнюдь не мелочами, а той вездесущей коростой, ржавчиной, которая покрывает не только ландшафт любимого города, но и разрушает его культурную, духовную ауру, затемняет умы и разъедает души: «Это что-то творится неладное с нашими душами, // Застилает сердца и глаза, червоточит в судьбе…» Хотя это строки из стихотворения другого раздела, но здесь те же несогласие и боль, вызванные теми же убийственными «мелочами», которые со скрежетом режут по живому, превращая дорогой сердцу город в зловещий, мертвенный «город-зеро, город-ноль, город-круг». И тут уже нет места маске иронии, театральному гриму, бутафорским декорациям, поскольку всё по-настоящему, всё всерьёз. Грань между поэзией и жизнью стирается. Но остаются вопросы: где спасение? в чём? На них необходимо дать ответ. Прежде всего самому себе.

Город О!.. Проходя сквозь твою

полнолунную мертвенность,

Знаю я, почему так к тебе

неизбывна любовь:

Сделай шаг лишь один, –

та любовь превращается в ненависть,

Но – по принципу круга! –

любовью становится вновь.

От любви до ненависти… эти мучительные качели. С них не соскочить, пока жив. Да, рецепт не нов – спасение в любви. И  здесь нет смысла гнаться за новизной. К этому приходишь в своё время. Простая истина становится истиной, когда добывается собственным нелёгким опытом. Как правило, через боль и слёзы, сквозь горечь потерь. Автор прошёл этот путь. Кому-то ещё предстоит…

Настроив мысли на высокий слог,

Услышу вновь задумчивую лиру…

Жизнь каждого по сути монолог,

С которым обращаемся мы к миру.

И часто – без надежды на ответ.

И «глас в пустыне» стал уже привычен…

Читателю ещё предстоит подключиться к этому непростому поэтическому монологу. Пусть без права голоса, но зато на правах неравнодушного молчаливого собеседника, который, в свою очередь, собственной жизнью ищет ответы на вечные вопросы. И  это круговое движение в системе выбранных координат служит залогом того, что даже голос, отбившийся от хора, не останется одиноким.

январь 2019