Почва — галерея, Бог — есмь свет…

Почва — галерея, Бог — есмь свет…

Смещение

Тысяча девятьсот девяносто девятый:
Черное море – твоё первое море.

Холм Дарсан. Видна панорама Ялты,
окрестности двух долин; а кроме –
ещё два холма. Помнишь! был во рту виноград,
но это, увы, не рыбалка на Каме…

……………………………………
……………………………………

И гальку морскую – бросал наугад
он, ничуть не печалясь о камне.

 

* * *
… так время дарит и тебе – венок событий,
жизнь вовлекает в оборот земель.
Счастливый человек – он устроитель.
От рук его полуденный апрель

/сквозь тернии твои/ – на все предметы…
лелеет – в точь – цветная пыль.
Так – убедительнее – мертвые поэты.
Себе скажи заранее: «Я был».
Снегосложения зимы, сезон распада,
ряд букв, неуловимых в тираже,
перечеркни. Оставь друзей и падаль
склоняй в прошедшем падеже.

Ты напылил. И наследил. И сам попробуй
войну переживи, которую нельзя
пересчитать. Слова – слагаются до гроба,
пока снует дворовая ребзя.

 

Точное время

1
Все в порядке: цифры в сумме,
что случалось – Бог сложил.
Впрочем, я однажды умер;
на свету – однажды жил.

И, должно быть, с моря лепет
лишь во тьме придет туда,
где /откуда?/ виден лебедь,
но под лебедем – вода.

Испускает ткань и стронций
ставший почвой и травой.
Он на дне глазном. Вне солнца?
В голове твоей – живой.

Жизни собственной строитель,
ну, напой мне: «Чур-чура!»
Впереди – осенний Питер,
позади – степной Урал.

2
Заштрихованные буквы.
Цифр не вычесть, не сложить.
Кто из цикла навзничь убыл –
перешел в разряд «чужих».

Помесь неба и суглинка
движет мысль; и этот текст
позабудь посредством клика.
Кто-то – был, а кто-то – здесь.

Лишь воздействие излома
чувствуй. Помни. Ход недель –
это жизнь – законы Ома.
В постоянстве трудных дел

человек идет сквозь время;
набирается курсив:
«Верно, почва – галерея,
Бог – есмь свет. И он красив».

 

* * *
Суррогат библейского неба.
До последней затяжки смотри.
Опустишь глаза – дядя Гена
вновь заходит в подъезд №3.

Кружит снег. Дамоклово время.
Режет сеточкой луч темноту.
Согрейся настойкой апреля,
у соседа – за стенкой U2.

Калиспера, друг, калиспера!
Электричка. Вокзал. На «Стриже»
отправимся вдаль. Небо серо,
а земля и – неважно уже.

 

* * *
Все птицы мира летят на Родос,
к бухте Святого Павла.
Роняет солнце последний волос
в брешь крепостного вала.

<…> в России снег. Заметает волость.
Небо иного нрава.
Все птицы мира летят на Родос,
к бухте Святого Павла.

Они /тогда/ на огарке лета –
точь лепестки маиса.
Набрав тимьяна, гречанка Ледо
смотрит вослед туристам.

Мне было счастье, когда ты пела.
сам покупаю «Винстон».
Набрав тимьяна, гречанка Ледо
смотрит вослед туристам.

Не спят цикады. Ночная морось.
Помню, как ты молилась.
Все птицы мира летят на Родос,
точь лепестки маиса.

 

* * *
Пройти Литейный в январе
/за этот год – уже вторично/
с овчарой сумкой на бедре.
Изобретая в мыслях притчу,

достигнуть Кирочной оси,
черкнуть нелепое в блокноте:
«Здесь Петербург блаженно тонет,
а мертвеца не расспросить

мне о трамваях над Невой»…
И новым внемля децибелам –
умолкнуть бледной синевой
за тех, кто отплыл на Цитеру.