Прогулка с Кушнером

Прогулка с Кушнером

Легендарные авторы журнала «Аврора»

Я знал нескольких замечательных писателей и поэтов — и все они были удивительными людьми! Чем же еще писать, как не душой?

Вспоминаю международный писательский круиз по суровой Балтике. Оказавшись вдруг в одиночестве, под холодным дождем я грустно гулял по верхней палубе, вглядываясь в бесконечную тьму. Зачем ты здесь? Кому ты нужен? Вдруг я увидел, что издалека, по мокрой сверкающей палубе, ко мне бежит человек. Когда он подбежал, я увидел, что это Саша Кушнер, замечательный петербургский поэт. Он протер круглые очки, потом сорвал кепку. С головы его буквально повалил пар!

Ну наконец-то! — проговорил он. — Куда ты пропал? Всюду тебя ищу! Я там с одним шведом разговаривал — он хочет с тобой познакомиться, насчет перевода твоих книг!

Спасибо, Саша! — я обнял его, под дождем. Жизнь уже не казалось мне пустой и бессмысленной. Какая же пустота, когда есть такие люди!

Я не помню, что было потом, не помню никакого шведа… или он все же был? Но всегда буду помнить Сашино волнение, азарт, его страстное желание помочь, не жалея сил. Кто-нибудь другой, более молодой, стал бы так бегать в качку по кораблю? Другие так не волнуются… поэтому они не поэты.

Однажды мы с Кушнером и примкнувшим к нему стихотворцем «новой волны» гуляли по Вашингтону. Был сентябрь, стояла невыносимая жара. После того, как мы три дня парились на какой-то нелепой конференции, созванной, как неожиданно выяснилось, каким-то местным проповедником, пропагандирующим что-то эзотерическое, я вдруг почувствовал свою вину перед моими коллегами, хотя и не я их сюда приглашал… но все-таки надо попытаться что-то сделать. Вашингтон оказался однообразным, с домами в духе наших пятидесятых, причем чуть в стороне от исторического центра улицы не имеют уже названий, а лишь буквы и цифры… И — жара! Я хотел отыскать богемный вашингтонский пригород Джорджтаун, где, как я слышал, деревья и река. Точного пути я не знал — с моим убогим английским добиться я ничего не мог — знал только направление. Саша, конечно, понимал всю рисковость этого приглашения, но, однако, пошел: товарищ хочет сделать всем что-то хорошее — как же его не поддержать? Он, терпеливо улыбаясь, шел со мной по очередной раскаленной улице. Толпа на улицах становилась не богемной, а какой-то бомжовой… старик, скрючившись, спал в картонной коробке… Александр терпеливо шел рядом.

Зато уж наш молодой друг «оттягивался по полной». Он презирал мой маршрут с самого начала, как презирал почти все, используя лишь высокомерные интонации. Ну как же: «небожитель!»

Вы разве не понимаете, Александр Семенович, — говорил он, усмехаясь, — что Попов сочиняет очередной свой абсурдистский рассказ с нашим участием! Какой может быт тут Джорджтаун? — он с презрением огляделся.

Ну… еще пару улиц пройдем? — обратился я к Саше.

Конечно — почему же нет? — Саша реагировал весело и даже как-то удивленно. Что за проблема? Только нашего юного друга — корежило: как ему хотелось, унизив меня в Сашиных глазах, самому подняться. Но не такого напал! Великий поэт — великая душа. Отнюдь не гигант от природы, навсегда сохранивший облик очкарика-отличника, Александр был спокоен и доброжелателен, зная из предыдущей жизни: только так и создается что-то хорошее. А наш спутник… он тоже шел с нами — но лишь чтобы доказать нелепость моих усилий и торжество своего высокомерного скепсиса… Ну что тут может быть? — говорил его взгляд. Так он бы ни за что и не нашел! Как-то наглядно все проступило: кто будет всегда любим читателями, а кто — никогда. Тщетны попытки обойтись без души, без любви к людям и желания помочь — и никакие модные выкрутасы тут не помогут. Ты никого не обманешь. Получишь столько же, сколько отдашь. И будешь «своим» только среди таких же, как ты!

А мы с Сашей нашли Джорджтаун — хотя пота пролили немало. И вот — речная свежесть после каменной раскаленной духоты, склонившиеся к воде ивы, прелестные маленькие домики, увитые плющом. Наш спутник умолк… а что, вообще-то, он мог сказать? Все ведь видно. Ты никого не обманешь.