Прыжок в бездну

Прыжок в бездну

(о романе Киры Грозной «Мертворожденные дети Эдит»)

Есть романы, которые уже вскоре после напечатания несмотря на явный талант их создателей, прекрасный литературный язык, положительные отклики в прессе и даже премии моментально теряют свою актуальность. Политические и житейские события, описываемые в них, уже не волнуют «новые поколения» читателей, так как оные просто перестают понимать, о чем в тех романах идет речь. Подобные произведения «стареют» вместе со временем, которое они описывали, и, как это не жаль, невзирая на все свои явные достоинства, забываются весьма скоро…

Увы, уже сейчас окончательно ясно: наркомания — есть кара божья, которая будет преследовать человечество, пожалуй, до конца его существования. Поэтому предложенный Кирой Грозной роман «Мертворожденные дети Эдит», как бы ни критиковали его дотошные знатоки современной литературы, как бы они ни придирались к недостаткам, которые в нем, разумеется, присутствуют — просто обречен на то, чтобы быть постоянно «современным», вне зависимости от каких-либо политических и социальных изменений в человеческом обществе. Ибо и через двадцать, и через тридцать, и через сто лет тема человеческой деградации, звучащая в нем, будет все такой же животрепещущей, а описываемые судьбы — схожи с судьбами тех, кому еще предстоит познать на себе действие героина или иного средства, уводящего от нашей (не такой уж, честно признаться, и веселой) действительности — в мир еще более дикий, жуткий и страшный, в место поистине адовых страданий.

Почему человек так жадно, так неостановимо рвется к наркотику (кокаин, алкоголь, пейотль — суть неважно)? Что заставляет его менять существование, стать «иным», выпасть из социума, распрощаться с прошлым, да и с будущим тоже? Ответ прост. Для многих так называемое обыденное человеческое существование (в Америке ли, в России — суть опять-таки, неважно), так называемая «обыкновенная жизнь» настолько невыносимы, их так давит собой «окружающий мир», зачастую однообразный и попросту, с их точки зрения, скучнейший (а скука есть первый посланник дьявола, за которым, стоит только принять посланца, неизбежно последуют остальные гонцы преисподней), что в погоне за некоей сказкой, за волшебством, за так называемым счастьем, за взрывающими изнутри, словно невиданные по мощности бомбы, ощущениями, которые позволяют забыть и обыденность, и страхи, и докучливых родственников, и приносят, пожалуй, самое главное (к чему, что греха таить, стремится большинство из нас) — удовольствие, удовольствие, удовольствие — всеобъемлющее, сладострастное, охватывающее собой всю Вселенную, удовольствие, отключающее проклятый разум (который вечно переполнен сомнениями и, как следствие, своими тоскливыми умозаключениями) — эти самые многие решаются на прыжок… Желание бежать, бежать, бежать от подобных умозаключений, от тягостных мыслей, которые разум щедро порождает, от серятины собственного существования, от скуки, от разнообразнейших забот за невиданным ранее наслаждением! — вот основной посыл, приводящий и к наркомании, и к банальному алкоголизму. Непреодолимое желание обремененного тоской и скукой человека забыться и наслаждаться — тот самый безотказный крючок, на который сатана ловит (и, что самое очевидное, будет ловить до Второго пришествия) все новые и новые души.

Мы ведь знаем, какова плата за это. И, тем не менее, удивительна природа человеческая. Именно об этой природе и идет речь в «Мертворожденных детях»…

По большому счету, автор предлагает исповеди тех, кто бежал от «обыденности мира», кто рванул за тем самым наслаждением, за тем самым всеобъемлющим удовольствием, кто спрыгнул — и теперь сполна расплачивается за полет (на мой взгляд, стоит обратить особенное внимание на исповедь девицы Валерии, в которой опять-таки, как мне кажется, наиболее полно отображен тот самый роковой прыжок).

Вообще, что касается исповедей: с первого взгляда «Мертворожденные дети Эдит» представляют собой ряд новелл, распадаясь на зарисовки характеров, на жизни тех самых несчастных прыгунов. Но за кажущейся пестротой их бытия, его хаотичностью, не связанностью сценок проглядывается строгая фабула, которой все и подчинено. Благодаря двум героям — доктору, пытающемуся излечить своих подопечных, и бизнесмену-наркодельцу, из-за делишек которого несчастные и попадают один за другим на прием к наркологу — роман удивительно точно выстроен. Опасность распасться на ряд отдельных историй ему не грозит, ибо он обладает одной из главных особенностей крепко выстроенного повествования. Автору хочется сделать респект: Кира Грозная не только хорошо знакома с классикой, но и не боится брать на вооружение ее самый безотказный прием. В «Мертворожденных детях», как во многих классических романах российской и мировой литературы, очень хорошо проглядывается категориальная пара «добро-зло». Сразу скажу: без этой категориальности, которая лежит в основе и «Дон Кихота», и «Войны и мира», и «Гамлета», замысел бы не состоялся. Именно противостояние доктора и негодяя-наркобарона (назовем главных героев именно так), на которое нанизывается повествование, составляет тот самый хребет произведения: на нем-то все держится. Классическим является и прием, показывающий в конце расплату за «зло» — неизбежную деградацию того, кто ради собственной выгоды осознанно убивает других.

Описанный в романе (и, на мой взгляд, весьма правдиво) негодяй по-своему симпатичен. Поневоле втягиваешься в его аферы. Вообще зло зачастую (что и страшно!) весьма обаятельно — достаточно вспомнить фильм «Адвокат дьявола». Положа руку на сердце, кого из нас, зрителей, по крайней мере, в самом начале фильма, не очаровывал герой Аль Пачино? Да и булгаковский Воланд, что греха таить, у многих тоже вызывает симпатию — это, скорее, строгий куратор, прибывший с ревизией на нашу планету, чем «царь тьмы». Но, тем не менее, внимательный читатель, конечно же, не попадется на удочку — в основе жизни дельца (роман это очень хорошо показывает) есть одна отталкивающая и страшная черта — поистине дьявольская его тяга к богатству и власти. Она, конечно же, не остается без внимания ангела, объявившего себя «князем мира сего» (мы видим явную помощь с его стороны). Но вся история человеческая вопиет лишь об одном: тот, кто навязывается дьяволу в адвокаты, заканчивает неизбежной гибелью. По сути, отрицательный герой сам давно уже совершил прыжок в бездну (не случайно писательница Елена Тюгаева назвала полет дельца «стремительным и красочным падением в Ад»).

Можно упрекать его антипода — нарколога — в излишней мягкости, проглядывающей слабости, чисто интеллигентской рефлексии, которая скорее мешает в жизни, чем помогает. Но хочется похвалить автора в главном — несмотря на всю очевидную слабость положительного героя, некую его мягкотелость, кажущееся слабоволие (вот где уж воля к действию, так это у наркобарона!), роман показывает: правда и сила жизни все же остается за этим умным, тонким, сомневающимся человеком, пытающимся помочь. И чем ближе к концу повествования, тем более громко звучит в «Эдит» мелодия сострадания и любви к «падшим», к «прыгнувшим», к отчаявшимся и обезумевшим. И что самое важное (опять-таки классический прием, подхваченный автором — все-таки хорошо заучила Грозная классическую литературу!) — остается надежда.

«Мертворожденные дети Эдит» — книга, которая дарит нам надежду, невзирая на весь ужас происходящего, на, казалось бы, явную и полную безнадежность борьбы с всесильным чудовищем, затягивающим в свою пасть все новых и новых «прыгунов».

Этой-то надеждой и жива еще и наша литература, да и сама жизнь — тоже.