Путь травяной да млечный
Путь травяной да млечный
СОН ТАМЕРЛАНА
Костями у русского Дона
Легла Золотая Орда.
Ни всплеска, ни крика, ни стона.
В улусах мертвы города.
А Дон, как огромная рана,
Резни замывает следы.
Так ярость эмира Турана
Крушит улусбеков Орды.
Здесь тумены сдал Тохтамыша
Коварный Ярык-бек оглан.
И в ночь, под шатровою крышей,
Ко сну отошёл Тамерлан.
Орда в Терек харкает кровью.
Доволен Железный Хромец –
Лишь вороны по Приднепровью,
Сожжён и разграблен Елец.
Туман расстилается хмуро
И стелется к северу страх,
И тёмные тучи Тимура
Жгут жертвы на чёрных кострах.
Смердит по-над степью насильем –
За вспольем уж – невдалеке.
Дружину собрал князь Василий,
С хоругвями встал на Оке.
И ужаса всходят посевы
Из многострадальной земли.
Владимирский лик Приснодевы
С мольбами в Москву принесли.
На бой с Тамерланом неравный
Острят топоры на Руси,
И верит народ православный,
Что помощь придёт с небеси.
А русское небо бездонно.
Клекочет во мраке орлан.
В шатре, над излучиной Дона,
Тревожно уснул Тамерлан.
Оставила что-то силёнка
И раны к рассвету болят.
Доверчивый, словно ребёнка,
Он в сон погружает свой взгляд.
Кто рвётся с ним в дикую сечу?
Эмир хочет знать наперёд.
Он видит – вся в белом навстречу
По берегу Дева идёт.
Совсем неземная походка,
Семь ангелов чуть позади,
Она говорит ему кротко:
«Тимур, ты на Русь не ходи!
Ты в путь не ходи неизвестный,
Не лей православную кровь.
У русских Правитель Небесный,
У русских всем правит Любовь.
Ты знаменем сделай улыбку.
Лишь добрый получит сполна.
Ты можешь исправить ошибку».
Исчезла. Как чаша полна
Туманом у Дона низинка.
Во сне побеждён Тамерлан.
И, выйдя из сердца, слезинка
На смуглой щеке замерла.
* * *
По пути травяному да Млечному
Я на очень большие дела
К незакатному свету Предвечному
Из медвежьего вышел угла.
На груди моей Богом наколото:
«Тот сильнее, кто первым простит».
Я привык, что молчание – золото,
А не то, что на пальце блестит.
Говорю я всё «акая», «окая»,
Да молитвою пробую высь.
А душа моя, вона, широкая!
Так что, злыдень, посторонись!
Я не чту ни Ярилы, ни Одина.
И живу я в степях и в лесах.
Вся Россия мне малая родина,
А большая – на небесах.
НА ТОЙ РЕЧКЕ, НА КАЯЛЕ
Под землёй воскресло семя.
Лета светится макушка.
Куковать уже не время.
И откуда ты, кукушка?
Отчего так многословно
Тишину заколдовала?
Ты кукуешь так, что словно
Тыщу лет не куковала.
Словно ты в печали жгучей
Горько плачешь на забрале,
Как за Доном злые тучи
Половецкие стояли.
Видно, с тучами нет сладу
Облакам на небосклоне,
Если Ярославны ладу
Крепко держат во полоне.
Кабы гоголем он в плавни
На той речке, на Каяле,
То б не плакать Ярославне
Во Путивле на забрале.
Кабы серым волком к Дону
Побежал он ковылями,
То б не быть в Путивле стону,
Мне не быть, как в волчьей яме,
На той речке, на Каяле
Там, где берег окаянный.
Ты ещё в моей печали
Омочи рукав бебряный.
Потому, как ночь, зегзица
Я хожу весь день в тумане.
Душу, душу, слышишь, птица,
Полонили басурмане.
У коня туга подпруга.
Тучи пусть не смотрят хмуро.
Из-за речки свистну друга,
Друга верного Овлура.
И втроём уйдём мы в плавни
На той речке, на Каяле,
Чтоб не плакать Ярославне
Во Путивле на забрале.
И широким полем к Дону
Мы помчимся ковылями,
Чтоб не быть в Путивле стону.
Нам не быть, как в волчьей яме!
На той речке, на Каяле,
Там, где берег окаянный,
Ты поставь моей печали
Крест высокий деревянный.
В ДОРОГЕ
В стране, где каждый век – пролог,
Где трое – это уже Троя,
Всегда найдётся уголок
Для современного героя.
Судьба Отечества в дыму.
Он и зловещ, и необъятен.
Но, современному ему,
Другой дым сладок и приятен.
Любил он доппио с утра
Из молотых калёных зёрен.
Во всём ни два ни полтора
И, уж конечно, не Печорин.
Всю жизнь привык считать игрой.
Чтоб всюду и во всём движуха.
А в мире суетном порой
И на старуху прёт проруха.
О том не знал он отродясь,
Что на Руси одна есть мерка,
Что не движение, а грязь
В дороге лучшая проверка.
Он рос балованным дитём.
Он видел небо всё в алмазах.
Но вот онегинским путём
Ещё не ездил на КамАЗах.
Его в ночи сорвал звонок.
И весть была звонка короче –
Что не на шутку занемог
Отец его за краем ночи.
Он год не появлялся там.
Он добирался на попутке
Отдать поклон его летам,
Пока тот был ещё в рассудке.
Лежал во мгле кусок пути
Большой империи осколком,
И грязи жирные ломти
Блестели щедро по просёлкам.
Он ехал, молод и здоров.
Он верил бредням Керуака.
И фары парой оперов
В карманах шарили у мрака.
Водитель с ним не говорил.
Видать, поколесил по свету.
Молчал угрюмо и курил
За сигаретой сигарету.
А он без устали ругал
Ухабы, грязь и всё на свете.
Водитель гнал КамАЗ в прогал,
Лишь доверяя сигарете.
Он жизнь свою сжигал дотла.
И только раз ответил строго:
«Какие, стало быть, дела –
Такая, стало быть, дорога».
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Скрываясь в кустах краснотала,
В лесной потаённой глуши
Когда-то оно здесь блистало,
Как зеркало чистой души.
И в небе оно ненароком
Собой отражалось стократ,
И в лодке в раздумье глубоком
Сидел деревенский Сократ.
Теперь же над берегом тряско,
Воды не коснётся весло,
Высоким рогозом и ряской
Всё озеро то заросло.
Как будто терпя пораженье,
С худым, помрачённым лицом,
Без синих небес отраженья
Лежит оно здесь мертвецом.
Никто теперь сердца трущобу,
Рукой раздвигая листву,
Не носит уж через чащобу
Тропинкой к его врачевству,
Душой у него отогреться.
Оно потому и мертво,
Что некому больше глядеться
В глубокие воды его.
ХАН САРТАК
Как у Богородицы под сердцем
Тихо проплывают облака,
Неясна, опасна иноверцам
Тайна сердца хана Сартака.
Над Итилем берега крутые,
Жаркие над ним горят костры,
Сына хана грозного Батыя
Белые распахнуты шатры.
А в шатрах задумкою высокой
Хан родню собрал на курултай,
Не заметив, как речной осокой
Пробежал измены горностай.
Флаг Орды качался на стропиле,
Белые качались ковыли
И шаманы щедро окропили
Молоком все стороны Земли.
Ели степняки баранью тушу,
Слушали, как с ханом Сартаком
Побратался, открывая душу,
Князь, что приходил за ярлыком.
Скажет хан, глаз чуть прищурив узкий,
Как зажёгся, словно береста,
В день, когда ему поведал русский
Проповедь Нагорную Христа.
Что уже подумал, не пора ли
Прекратить меж братьями вражду,
Как в Днепре, в Итиле да в Арале
Окрестить Великую Орду.
Юрта христиан широкопола.
Хан Сартак ведь знает – неспроста
Нет ни славянина, ни монгола
В искреннем учении Христа.
Он учил врагам прощать обиды,
Он во чреве Девы был зачат.
И, внимая хану, чингизиды
Вежливо на это промолчат.
Неясна, опасна иноверцам
Тайна сердца хана Сартака.
Как у Богородицы под сердцем
Тихо проплывают облака.
Друг-Берке лишь ухмыльнётся лисом
И в Орде, как лисы – ястребят,
Чашею с отравленным кумысом,
Все надежды хана истребят.
г. Вологда