Журнальный мир

Нет на картах, нет на планах: ни деревни, ни погоста.

Нет и тех, кто мог бы плакать – всё так просто и непросто.

И за них теперь берёзы плачут утром светлым, ранним.

Вниз к земле стекают слёзы и болят на сердце раны…

Жизнь это совершенно необъяснимое и непонятое состояние души и тела, данное нам Господом в подарок. Но мы, как правило, начинаем об этом задумываться только тогда, когда белеют от седины волосы, а прожитые годы переваливают далеко за черту пенсионного возраста. Когда, однажды вдруг с удивлением, не находим рядом с собой друзей и ровесников по причине их преждевременного ухода в мир иной. А до этого момента живём и живём, ничего не замечая, преодолевая встречающиеся на пути трудности. Радуясь всем сердцем успехам, и плача всей душою от горестей, выпавших на нашу долю, в конце концов, приходим к выводу, что жизнь - Подарок Судьбы, а не скверная привычка! Всё окружающее нас со слезами и скорбями, радостями и улыбками, расставаниями и встречами - Дар Божий! С горечью теряем тех, что нам дороги, а разве лучше, если бы их просто не было? И не о ком вспомнить? Может, надо благодарить Господа, что он позволил нам быть рядом с ними и тем порадовал нас.

Виктор Михайлович, был именно в таком возрасте, когда начинают задумываться на эти темы. Он стоял на остановке, изредка поглядывая в направлении проспекта, откуда должен появиться трамвай. Время неутомимо бежало вперёд. Остановка наполнялась людьми, желающими продолжить свой путь в качестве пассажиров этого чудесного средства передвижения, громыхающего железом и стучащего колёсами на стыках рельсов.

Но чудо откладывалось и откладывалось. Трамвай, как в воду канул. Выждав ещё немного, особо спешащие, один за другим, покидали остановку. Они, без особого удовольствия, переходили на параллельную улицу к автобусу.

А ему - Виктору Михайловичу спешить было незачем, да и не куда. Так уж сложилось, что после тридцати лет службы в армии, в звании полковника, обучая курсантов в Бакинском общевойсковом училище, дожил до развала родной и могучей державы. Пришлось уволиться и вернуться туда, откуда начинал свой жизненный путь - в Алтайский край.

Вспомнил, как получив квартиру в престижном районе любимого городка, всего в пятидесяти километрах от своей малой родины, очень обрадовался. Хотя и от деревни осталось всего три двора, и родители умерли, и город уже не тот, что был раньше с заводами и комбинатами, с профессорами и доцентами. Когда-то, зелёный, утопающий в цветочных клумбах. Пусть не тот, но родной и душевно близкий, хранящий в себе тепло воспоминаний детства и юношества.

В набитый до отказа пассажирами, трамвай садиться не стал. Дождался следующего подошедшего через две минуты – ярко-красного, весело позванивающего, полупустого. С огромным удовольствием оттолкнулся от подножки и оказался в вагоне. Сидячие места были все заняты. Свободным оказалось лишь одно сдвоенное.

У окна сидел довольно упитанный гражданин в широкополой соломенной шляпе. Ни дать ни взять – ковбой из американских боевиков! Он расставил колени так широко, что на соседнее с ним место вряд ли кто мог примоститься. Уткнувшись в книгу, просто наслаждался жизнью, ничего не замечая вокруг, находясь в гуще происходивших событий печатного мира на страницах захватывающего детектива. Шнурок от развязанной кроссовки тянулся серой змейкой до самого прохода.

Виктор Михайлович не был любителем посиделок в транспорте. Эта давняя привычка, сохранившаяся ещё с тех времён, когда он носил на плечах погоны. И если бы не этот грязный шнурок и развалившийся « ковбой», и в мыслях не было бы сесть. А тут как будто внутренний голос твердил: «Присядь! Присядь!» Вот он его и послушался. Весело с улыбочкой, громко извинившись: « Я, Вас мил человек, слегка потревожу! Не могли бы Вы сдвинуть ноги!», и… Присел так, что у «ковбоя» колени резко сдвинулись вместе, а книга от неожиданности громко захлопнулась. Возмущенный такой бесцеремонностью взгляд, готовый испепелить всё вокруг, столкнулся с глазами Виктора Михайловича. Громкий крик разнёсся на весь трамвай, заставив всех вздрогнуть: « Горелов Витька! Это ты что ли!» Через секунду «ковбой» уже обнимался со своим старым одноклассником.

Вспомнили многое. Лешка – одноклассник Виктора Михайловича, с которым они делили между собой одну парту в школе, рассказал о себе многое: что живёт сейчас в Томске, на пенсии, приехал в гости к матери, которая из райцентра перебралась в город.

«А помнишь, а помнишь» - то и дело вырывалось то у одного, то у другого.

«А, как ты Витёк каждый день в нашу школу за восемь километров из своей деревни ходил! Сейчас скажи современной молодежи – не поверят!» Маленькая была деревушка, но славная! Один только ваш знаменитый колодец с ключевой водой чего стоил! …

Где сейчас та деревня! Где тот колодец! Недавно с матерью за грибами ездили. Считай, нет деревни и пруда нет! Вместо воды ключевой - болото заросшее камышом. Колодезный сруб завалился совсем, и запах от воды болотный! Ну да ладно! Расскажи, ты-то как? Родители? Дети? Супруга? Ведь мы с тобой лет тридцать не виделись»

Виктор Михайлович услышав, больной для него, вопрос отвернулся, и тихо хриплым, голосом промолвил: « На сегодняшний день – один как перст!» Помолчал немного и продолжил: «Родителей похоронил давно. Несколько лет назад супругу – пролежала в онкологии, полечилась, в надежде на спасение, и тоже меня покинула. Дети выросли. У них свои семьи. Живут далековато. Дочь в Подмосковье – два внука. Сын на Дальнем Востоке служит. Зовут к себе, но куда мне уезжать, когда здесь и супруга и родители лежат на кладбище.

Как сюда приехали, устроился в школу. Проработал десять лет, но годы своё берут. Не тот я, нынче мушкетёр. Полгода назад уволился и отдыхаю – нахожусь в свободном полёте»- с горечью усмехнулся и сменил тему: « А шнурки то ты, Лёшка так завязывать не научился! Помнишь, как я твой шнурок от ботинка к парте привязал, а тебя к доске вызвали?» Посмеялись от души. Виктор Михайлович пожав на прощание руку, вышел из трамвая. Улыбающийся «ковбой» из окна вагона приветствовал рукой. Виктор Михайлович махнул ему в ответ, а потом зачем-то показал рукой на свой левый ботинок. Трамвай тронулся. Остановка медленно проплыла мимо окна. Леша посмотрел на ноги. Шнурок от кроссовки был привязан к ножке сидения. Он широко улыбнулся и, кряхтя, полез развязывать узелок.

Встреча с одноклассником заставила Виктора Михайловича вспомнить многое. Воспоминания как морская волна захватили и не отпускали. Целый вечер, да и половину ночи он никак не мог успокоиться. Думал о супруге, о выросшей на его глазах ребятне. Вспоминал ласковые материнские руки. Отца - инвалида Великой Отечественной войны. Неунывающего, постоянно весёлого с гармошкой, песнями. Как раз в два года вместе с отцом чистили колодец. Спускаться вниз батя никому не доверял. Всегда сам, и только сам. «Уж очень я люблю оттуда на звёзды смотреть, да и мне копать удобнее - места мало занимаю. Нога то одна. А было бы две - простора для работы не было б!» - шутил и спускался вниз. Потому и вода в колодце была всегда прозрачной как слеза, ключевой и удивительно вкусной. Вспомнился дом - пятистенок с верандой и широким крыльцом.

Отец вернулся с войны без ноги – инвалидом. Женился, устроился работать плотником. Лучшего мастера в районе было не отыскать. Трудился и день и ночь. Жили они с матерью душа в душу, а тут ещё и Витька появился на свет божий. Вот и решили всем селом помощь оказать – так и появился добротный дом из лиственницы с широкими половицами и большими светлыми окнами.

Неожиданно в сознании всплыла картина, как он молодым лейтенантом получил задачу изучить маршрут запасного выхода из пункта постоянной дислокации, с целью проверки соответствия данных топографической карты действительным реалиям жизни. Как на боевой машине пехоты пробирались по едва заметным признакам дороги, среди таёжных, обросших мхом величественных сосен и разлапистых елей, до населенного пункта с названием толи Вороново, или Воронино расположенного по карте в шестидесяти километрах. Как неожиданно попали в зону сплошного бурелома, и двигаться дальше по дороге стало невозможно. Всего - то километрах в двух от этого Воронино. Подумали и решили обойти. Взяли немного левее и уже минут через двадцать вышли из тайги к широкому песчаному оврагу. Быстро вдоль ручья добрались до того места где затерявшаяся дорога переходила на ту сторону . Справа, среди заросших деревьев и кустов вырисовывались кресты заброшенного сельского кладбища.

Деревни Вороново, хотя на карте и обозначено двести пятьдесят дворов просто не было. Жителей всего двое - старый дед, ровесник века и его супруга. Дом большой, добротный чем-то напомнил ему – молодому лейтенанту, родной на Алтае. Стали расспрашивать, что с деревней случилось. Ведь на карте она отмечена как большой населённый пункт. Для чего сваи забиты в землю на краю оврага как поднимаешься вверх по дороге с правой стороны?

« Какие сваи? Те что – ли?»- уточнил дед. «Так это пристань для парохода!»

«Какого парохода? Когда здесь реки то нет?» - удивлялись солдаты, с недоумением переглядываясь между собой: « Ручеек, какой- то течет!»

«Это сейчас ручеек, а когда-то река была. Честь по чести и с рыбой и с пароходом! Мой отец на войну с этой пристани в четырнадцатом году на пароходе ушёл и не вернулся. Тогда была река. В сорок первом я вместе с земляками своими поездом из райцентра уезжал. Парохода уже не было. Ушло тогда нас сорок восемь, а вернулось одиннадцать. Река обмелела, и деревня зачахла. Стали люди уезжать семьями. Одни старики и остались. А вот теперь мы здесь вдвоём с Петровной и остались. Летом, правда, внуки не забывают, навещают нас, а всё остальное время вдвоём. Раз в месяц лошадь запрягу, за нашей с бабкой пенсией съезжу. Муки куплю спички, соль или ещё чего. До райцентра от нас дорога хоть и просёлочная, но неплохая всего километров двадцать будет»

«Вы - то я смотрю, через тайгу добирались. По той дороге уже лет десять никто не ездил» Дед сдвинул на затылок старую потёртую временем кепку и долго с удовольствием рассказывал о своей деревне. Он видимо давно хотел выговориться, и был очень рад гостям.

Виктор Михайлович смотрел тогда на деда, на заброшенную, заросшую бурьяном в рост человека деревню. С болью в сердце вспоминал своего отца, мать, родительский дом. « Не дай Бог, чтобы это случилось с нами!»

А вот случилось. Первое время, пока были живы мать и супруга ездили в свою родную деревню под красивым названием Берёзовая роща. Умудрялись даже засаживать огромный огород. Правда, тогда уже в деревне постоянно проживало всего лишь человек восемь. Оставшись один-одинешенек, Виктор Михайлович взвесив все «за» и «против», пришёл к выводу, что нет никакого смысла в наличии деревенского дома. И огород засаживать не для кого. Вот и запала ему в голову мысль продать свою малую родину в виде, отчего дома и участка двадцать соток. Но как он не старался, а продать не мог. Нашёл одного покупателя, цену предложил «смешную» – тот согласился. Подъехали к дому. Как увидел – сердце ёкнуло! Кто-то рамы с окон поснимал. Стоит дом красавец, не единой червоточинки в брёвнах, а окна как глазницы чёрные смотрят с укоризной! Остановились.

Пока Виктор Михайлович дом обходил покупатель открыл багажник машины, достал острый топор. Решил проверить, не гнилые ли брёвна сруба. И ахнул со всей дури топором по нижнему венцу брёвен. Топор от удара зазвенел, а дом возмущенно загудел. Такое ощущение было, что железо по железу ударило. В результате топор – тупой, на бревне лишь царапина.

Покупатель спросил: «Слушай, а из чего это такого дом сделан?» Узнав, что из лиственницы, а свойства её таковы, чем дольше брёвна лежат, и дождь их поливает, тем крепче они становятся - от сделки отказался.

Сознался, что хотел дом на дрова приобрести, но в данном случае это будет не совсем правильно. Так и не удалось полковнику Горелову родину продать. Как он тогда в шутку сказал: «Слава Богу, что не получилось! Если бы дом на дрова пошёл я бы себе этого простить не смог! Полковники родину продавать не умеют, и не будут!»

Только под самое утро удалось уснуть Виктору Михайловичу… Резко зазвенел будильник в телефоне. Он вспомнил, что обещал сегодня бывшему коллеге по работе в школе свозить, его с супругой, по знакомым с детства грибным местам. Умылся, побрился, позавтракал. Выглянул из окна, а внизу уже стоит машина Валеры Кузнецова. Пока добирались до родной деревни, Горелов рассказывал смешные истории из своей прожитой жизни. Добрались до леса. Грибов оказалось много. Вовремя успели приехать до местных жителей. Насобирали полные корзины. Днём позже можно было бы и не ехать. На обратном пути завернули к родному дому. В него не заходили. Устроились на лужайке. Пока расстелили одеяло, пока супруга товарища доставала продукты Виктор Михайлович завернул за угол дома в заросший малинник.

Вдруг, захотелось ему как в детстве лечь на землю, раскинуть руки и смотреть в синеву пронзительного неба с белоснежными облаками…

Долго, но напрасно, звали, искали, кричали…

Так и нашли его лежащем в малиннике, со счастливой улыбкой на посиневших губах, и широко распахнутыми руками. Остановившийся взгляд был направлен вверх, где высоко-высоко у самых облаков пел свою волшебную песню жаворонок. Он старался изо всех сил. Неизвестно что ожидает завтра. Будет ли ещё такая возможность. Осень – она всегда непредсказуема!

БЕЛЫЙ ХРАМ НА ДРУГОМ БЕРЕГУ

Белый  храм на крутом берегу, словно крылья расправила птица,
перед взлётом на полном бегу, прежде чем оторваться и взвиться.
Ивы смотрят на ласковый плес, наклонив свои головы нежно.
И кудрявятся листья берез, не теряя на счастье надежды.
В легкой дымке седая трава замерла  в предрассветном тумане…

Ты права! Ты конечно права,- сердце скажет – оно не обманет.
Ключевая вода холодна, а родник так пронзительно звонок.
Для меня ты, навеки, одна среди многих забытых девчонок.
За годами уходят года. Вспоминаются  дальние дали.
Тот же самый рассвет как тогда, что с тобою вдвоём мы встречали.

Белый  храм на другом берегу, словно крылья расправила птица,
перед взлётом на полном бегу, прежде чем оторваться и взвиться…

БЕЛОВОДЬЕ

Утро радужно-искристое от росинок – божьих слёз,
Соловьино-голосистое - всё в ромашках вдоль берёз. 
Сторона моя, сторонушка – край сибирских горных рек! 
В родниках, на самом донышке каждый камень – оберег. 
Словно бабка - богомолица притулилась, на скале-
день и ночь берёзка молится, может даже обо мне.
Ты  своей молитвой праведной разгони тоску,  печаль.
Может, делал что неправильно,  а того не замечал.
Нынче я счастливый вроде – всё нашёл, хоть не спешил.
Понял сердцем Беловодье – состояние души!
Состояние, не место, где росинки божьих слёз, 
где Белуха как невеста и ромашки вдоль берёз.