Журнальный мир

* * *

То тюркская, то скифская царевна…

Две крови древних напитали вены,

Сражаются, вращая жизни ось,

В них страсть и нежность, доброта и злость.

Две стороны одной луны мерцают.

И я за обе, как могу, молюсь…

Когда клянут друг друга Золотая

Орда – беда и грусть – Святая Русь.

Наследье предков – роковая мета!..

Не потому ль характер мой суров?

В нём царствует татарин Сейдаметов,

И властвует казак Пономарёв?

Правители судьбы моей строптивой,

Два рода: кочевой и боевой –

Кресало и кремень, а я – огниво

Фамильной жгучей связи родовой…

ВОЛЬНИЦА

Ясному солнышку в пояс поклонится

– Здравствуй, родна сторона! –

Вольница-воля, степная бессонница,

Заревом алым пьяна.

Только подмога царю, не поклонница,

Вихри в шальной голове.

Скачет твоя оголтелая конница

И атаман во главе.

Это тюльпаны горят или кровушка

Светит в степях-лихачах,

Где казаченьки, лихие головушки,

Солнце везут на плечах.

Где ж эта конница, где ж эта вольница?

Канула в вечность стремглав?

Иль обживает первопрестольницу,

Шалых коней расседлав?

Ты и раздольная, ты и раскольная!

Шашки рядить наголо,

Чтоб на форпостах небес, своевольное,

Русское солнце взошло.

* * *

Этот ветер не сдержит никто!

Он корёжит родимые ветки,

И на пугале треплет пальто.

И ревёт над могилами предков.

Он деревья от века ломал,

По дорогам пускал чернозёмы,

У Господнего древа дремал,

И снега раздувал до позёмок…

В малых весях, в больших городах,

От кочующей ярости светел,

Обрывая листву на ветвях,

Голосит и бесчинствует ветер.

Пальтецо продувая насквозь,

Он пугает понурых прохожих,

Разоряет рябинную гроздь

И озноб разгоняет по коже.

Одичалому ветру хлестать

И заламывать ветки до хруста…

Ведь ему никогда не приять

Чувство родины – тихое чувство.

Потому в человечьих дворах

Кровь рябин и кропит бездорожье,

Что живём не на стылых ветрах –

Что согреты дыханием Божьим!..

* * *

По птичьему лёту, по зыбкому льду

Весне первоцветной навстречу иду.

Ветра прилетают

И лёд подъедают,

И дуют в шальную дуду.

И голуби мнутся у кромки пруда,

И смотрят, любуясь, как дремлет вода

До майского срока,

В предчувствии рока –

Могучего таянья льда!

С Господних и горних поющих высот

Нисходит сиянье на тающий лёд.

По лужам весёлым,

Взметая подолом,

Весна мне навстречу идёт.

ВЬЮГИ

Лютуют свирепые вьюги,

Гуляя в родной стороне.

Ответствуйте, верные други,

Сие не почудилось мне?

Могло ли такое присниться:

Иду вдоль Кремлевской стены,

Где эхом надменной столицы

Шаги мои отражены.

Сверну наугад по Арбатской –

В простор, как в небесный глоток:

Навстречу мне бросится адский

Машин и прохожих поток.

Скажите мне, милые други –

Возможно, то чудится мне?

И эти московские вьюги,

Что в русской летают округе –

Лишь зимний подарок стране?

Москва бьет своих, чтоб чужие

Боялись – я в доску своя!

Мне – взоры Москвы ножевые,

И матерна ласка ея.

* * *

На столе букет из сухих цветов

И рябина… рябина – в глазах рябит!

Эта комната помнится нам без слов,

От того и кажется – без обид.

И покуда никто ещё не привык –

Хорошо бы не приходить тебе.

Если говорю, то без закавык.

Да не думай, не думай, не по злобе!

Так бывает: нельзя ничего спасти,

Эта комната нам, что казённый дом…

Эта кисть рябины в моей горсти

Поцелуйным пылает твоим огнём!

Паутины много наплёл паук…

Всё осенний дым от костра, всё тлен.

Не боюсь к разлуке привыкнуть вдруг –

Я боюсь непрошеных перемен!

На столе букет из сухих цветов

И рябина, рябина – в глазах рябит…

Эта комната помнится нам без слов,

От того и кажется – без обид.

В КАФЕ «МАЯК»

На Большой Никитской, в кафе «Маяк»,

Где соперник ночи – табачный дым,

Разливают пойло с клеймом «коньяк»

Разливанно хабалистым, молодым.

И забыв, что страшного ничего

Нету в жизни, имя которой – ложь,

Ты сидишь и ждёшь только одного…

Впрочем, ничего ты уже не ждёшь!

Ты давненько про всё рассказать хотел.

Вот, мол, был Маяковский чудной мужик!

От идейных тем до лилейных тел,

Маяковский был из чумных прожиг.

Да, видать, притвора ты из притвор.

Лжи прилежно талантливый ученик.

Расскажи мне, как дружат с тех давних пор

Маяковский, Ося и Лиля Брик!

В закоулках бесятся сто чертей,

Потеснив этот дымный ночной приют.

Мне твой мнимый праздник осточертел,

Не чужой, но чуждой была я тут!

И досада жгуче внутри горит.

Мне сей привкус с недавних времен знаком.

Мне забавно от выпитых «Маргарит»,

Опрометчиво смешанных с коньяком.

Это чёрно-белое домино,

Форте-пьяных клавиш ночной расклад.

В нашем времени всё предрешено –

Перепито и спето на разный лад.

* * *

Ты снишься, как черёмуховый ветер.

По-майски ясно и светло в саду…

Любовью дышат душные соцветья,

И я по саду, юная, иду.

Несмелая, иду под вздох черёмух,

Себя на «до» и «после» не деля.

Мой самый точный, самый важный промах –

Жить начинаю набело, с нуля.

Пусть запах той черёмухи ознобкой,

Гонимый ветром, вскинется в окно,

И я поверю в суть примет народных:

Не всё ли жизнью определено?!

Фасонится черёмуховым платьем

Княжна-весна, не ведая, зачем…

Цветущая у юности в объятьях

Влюблённость – вот поэма из поэм!

Весенний мой, стремительно-рассветный,

Влюблённо-юный невозвратный май,

Не устрашись безудержного ветра,

Черёмуховых судеб не ломай…

СНЕГ

Всё-то ты приемлешь,

Русский человек!..

…Снег целует землю.

Белый, белый снег.

Почитай, всю зиму

Он идёт, идёт,

Неостановимый

Белоснежный лёт…

Вдоль домов высотных,

Вдоль озёр и рек…

Вот и ты – босота –

Божий человек

В тот ноябрьский вечер

Белым снегом став,

С ним ушёл далече,

«Смертью смерть поправ».

Ты теперь прохожий,

Ты теперь – снега…

У тебя под кожей

Колкая пурга.

Ну, а если в зиму

Снега намело –

Это, чтоб могли мы

Просто и светло

Вспоминать, приемля

Грусть земных сердец:

Снег целует землю.

Снег… и мой отец.

* * *

В бренном мире подлунном – но лучшем из всех миров!

Между призрачных целей, как истинную отличить?

…Он, рождённый казачкой Анной, не лучшим был из отцов,

Он навеки меня оставил, а ему б ещё жить да жить!..

Но даровано Господом ему было лишь шестьдесят –

Шесть десятков шальных, но громко прожитых годов.

Так уходят мужчины, покидая житейский ад,

Оставляя навек безутешных детей и вдов.

Наш отец, кем ты был для меня, срезанный в поле мак,

Исполинскою силой, что недругам не одолеть?

Будто вышел из прошлых веков атаман Ермак

И давай свои ратные песни во поле петь?..

…Как в холодные ночи в верховьях подмёрз Иртыш

И не пахнет уже увядшей травой в лесу,

В грешном мире подлунном (к войне ли?) настала тишь

И багульник отцвёл неизвестно в каком часу…

* * *

А я развеян ветрами…

Гарсия Лорка

Обещанья мужские недорого стоят –

Легковесней пуха, прочней пера!

Ничего, мой хороший, ломать – не строить,

Знать, боярышнику вызреть пришла пора…

Правды – ни на грош: не сентябрь – истома.

Драгоценный мой, не продешеви:

Увлечениями ветреными влекомые

Недалече бегают от любви!

Не случайно сказано: «смерть – полушка»,

Отцветает и отгорает влёт!

И зардевшейся барынькой-хохотушкой

Осень (царственная побирушка!),

Все плоды пособрав в подола, придёт

И упрямо посмотрит – молча, мороча,

Обметая равнины красой-листвой.

Мокнуть под дождём нету больше мочи,

…Раскидал боярышник своё узорочье –

Раскидало по осени нас с тобой.

Оправдаться неужто достанет духа?

Но, не веря обещаниям и дарам,

Пожелаю себе ни пера, ни пуха,

А тебя посылаю ко всем ветрам!

* * *

Уехать в город светлых фонарей,

Вдыхать всей грудью воздух влажный невский,

Где в стылой неизбежности ночей

И засыпать, и просыпаться не с кем.

Мы просто стали старше, не старей –

Не разучились ни мечтать, ни мчаться.

Ужели нежность светлых фонарей

Закончилась, едва успев начаться?

А что в душе – надрыв или надлом?

Порушены извечные устои.

Дом обветшалый обречён на слом,

А новый дом доселе не построен.

След в след по снегу ярому идти

Туда, где очертанья наши парны,

В ночь, где ещё не поздно всё простить,

В свет переливчатый, ночной, фонарный

Идти, не поворачивая вспять

И вспоминать, как мы друг другом жили,

А посветлевшим фонарям сиять

Над всеми, кто друг другу не чужие.

Над этими дорогами двумя,

Что в спешке разошлись поодиночно

Струится свет фонарного огня

И утопает в звёздном многоточье…

СОН-ТРАВА

Близко к сердцу ретивому! Ближе – не принимай:

Вертопраховы правды, речей леденистый наст

Промелькнут по весне, убежав из апреля в май,

Прорастёт сон-трава через почву и через нас.

Чернозём пробивая велением высших сил,

Нам неведомых до холодов затяжных остуд,

…Небесами, наверно, что Бог на руках носил,

Были эти цветы, а теперь на земле растут.

Из-под снега, что землю нагую собой укрыл,

Выйдя к солнцу на свет из погибельнейших тенёт,

Сон-трава лепестками похожа на росчерк крыл

Серафимовски хрупких – в поклон до земли согнёт!

И, немолчны, услышишь пророческие слова:

«Не грусти… Отпусти… Жить позволь, и сама живи».

…Сон-трава прорастает, всегда и во всём права,

Сон-трава прорастает во имя земной любви.

* * *

Многотрудное счастье моё!

Поднимается солнце с востока

И природа себя узнаёт –

Узнаёт в сыновьях ненароком.

Среди сутолок будничных дней,

Среди призрачных дум о высоком,

Кроме сказок, светлей и ясней

Мы согреты лучами востока.

Ну, а если покажется мне,

Не жена я, а только невеста –

Где-то мальчик заплачет во сне,

И опять не найду себе места.

Жизнь рассветные гимны поёт,

День взмывает в лучах исполином.

Многотрудное счастье моё,

Нареченное ласково – сыном.

* * *

Век мой китежный, отражение

Бела-облака в озерце…

От искристой воды свечение,

Отсвет радости на лице

Углядеть я пытаюсь истово.

Обмануться боюсь стократ.

Лишь вода золотится искрами…

Кто ты мне: ни отец, ни брат?..

На твой берег пришла смиренная,

Зорким солнцем всплыву со дна.

Будет истина сокровенная –

Преднабатная тишина.

Обниманья – рассветы ёмкие,

Целованья – денниц пожар –

Нам, земным, поднебесной кромкою

Улыбается Светлояр.

И сокрытый до дня заветного

Предо мной – триедино свят! –

Ты откроешься, семиветровый,

Мил-сердечный мой, Китеж-град.

Стон набатный как сон срывается,

С колоколен струит вода,

Когда с веком своим встречаются

И прощаются навсегда.

И на крыльях стрижей возносится

Зримый, видимый за версту,

Свет от встречи до неба с проседью

Из отверстых вод в высоту.

* * *

В воздухе пахнет дождём,

Преодолением зноя.

Если чудес мы не ждём,

Что же приходит весною?

В душный полуденный зной

Жажду дождя да обрящешь!

И над тобою и мной

Ливень пройдёт настоящий.

Бойся желаний своих,

Молниеносных свершений.

Розговых струн дождевых

В сладком удушье сирени…

Зной над тобою и мной

Грезит полуденным ливнем,

Пьяным сиренью, весной

И поцелуем наивным,

От непогодных угроз

Силы непреодолимой,

Яростный ливень возрос,

Ливень неостановимый,

Что застигает врасплох

Майской грозой громогласной,

Где ты – хорош или плох –

Просишь спасенья напрасно.

* * *

В метельной запредельной замяти

Любви положено случаться!

Спешите жить! Духовный маятник

Сначала должен раскачаться…

Спешите жить… И пусть отчаянно

Цветущим вишеньем ворвётся

В квартиры к вам не ночь-печальница –

Но утреница званым солнцем!

Затеплит в окнах ожидание,

Качнёт цвет вишенный любовно

От исповеди к покаянию

Незримый маятник духовный.

И вспомнится земная истина

Назло метели запредельной,

Что этот маятник таинственный

И есть несомый крест нательный!

В метельной запредельной замяти,

Когда и слов уже не надо

Из детской белопенной памяти

Взрастёт душа вишнёвым садом!

С метельным солнцем легче дышится

Душе влюблённой и смятенной…

Спешите жить в цветущем вишенье,

Под белокипенным цветеньем!

г. Москва