Солнце падает вверх
Солнце падает вверх
Разорённое сердце
Разорённое сердце тоскует, зовёт, волочится
И хватается за руки, пуговицы теребит.
Принимаю за страсть безысходность его одиночества,
За любовь принимаю его ошалелый вид.
Разорённое сердце – иссохший родник, безумие,
Оскорблённая чистота, парадокс, бастард:
Это будто мы оба давно и напрасно умерли,
Или типа колечко мамино сдать в ломбард.
Разорённое сердце – глотка его лужёная.
Прожуёт, не подавится, песни твои и сны:
Так становятся хрупкие девочки злыми жёнами,
Так на месте фиалок крапива растёт и сныть.
Будет клясться – не верь, будет плакать – гони бесчувственно:
У него сорок жизней, но в каждой оно мертво.
И алмазные слёзы – подделка, и боль – искусственна.
Не жалей, не корми. Не давай ему ничего.
Рукописи
Рукописи твои так себе: не греют и не горят
Что русскому хорошо, то и немцу, и негру – яд
Я без тебя поправилась, стыдно сказать, душой
Классно, что ты ушёл
Год или десять, кажется, плакала у станка
Горе моё огромное, грусть моя велика
Но поразмыслив, сделала личико кирпичом
Мальчик-то ни о чём
Вышито в подсознании крестиком: берегись
И потому казалось мне: всюду одни враги
Страшно, как страшно, мамочка, стой, не ходи туда
Это всё ерунда
Это не кровь, а солнышко в речке стальной живёт
Это проросшим зёрнышком радуется живот
Рукописи твои глупые не греют и не горят
Не прокатил обряд
Я помашу веточкой типа прости-прощай
И в боковом зеркале хлястик скользнёт плаща
Дернётся так таинственно. Впрочем, уже плевать
Это как зубы рвать
Пасхалка
Неоткрытой пасхалкой в забытой игре
Я осталась в две тыщи восьмом сентябре.
Я сижу на «Динамо», боюсь высоты:
Люди, церковь, машины, кусты.
А внизу под навязчивый писк светофора
Не хватает дыхания для разговора.
В золотом Китай-городе, в синем метро
Ты меня называешь сестрой.
На бензиновой Курской, в Садовом кольце,
Помнишь, ливень – не выдал, но взял на прицел.
Осторожно, ведь дальше – секретный объект:
Перекрыто, ищите объезд.
Перекличка вконтакте, плохое вино.
В промежутках я сплю, а ты женишься, но
Это тоже – такое подобие сна:
Вперемешку вина и весна.
Я запуталась в чёрных твоих проводах,
Я с тобой потерялась на Чистых прудах.
Эта память – пещера дракона, острог:
Десять лет и три тысячи строк.
Выборг
Что ж, такой эпизод (раз уж мы тут ноем)
Мы поехали в августе в маленький Выборг
Монрепо обошли раза три, по-моему
Разумеется, это был мой выбор
Ты – красивый, как ангел, и только голос
Выдавал, что в груди – ледяная глыба
Я любила твои кудрявые волосы
Разумеется, это был мой выбор
В общем, мы обнимались с бутылкой виски
Виски жёг: словно воздух, а я – рыба
Неотрывно смотрела в глаза василиска
Разумеется, это был мой выбор
Валуны, скользкий мох, облака над заливом
Был спокоен и строг неразгаданный Выборг
Но и он под конец отвернулся брезгливо
Потому что он знал, это – мой выбор
Фея августа
Ты бросаешь звёзды на мой порог,
Словно посеребрённый бисер:
Вот тебе созвездие Козерог,
Вот держи созвездие Рыси.
Нервно осень в сумерках сторожит,
Караулит тепло – добычу.
Ты танцуешь в рыжем тумане ржи,
Кувыркаешься и курлычешь.
Две недели – много ли, мало ли –
Всё равно мне тебя не хватит.
Сколько яблок – рано попадали
На твоё зелёное платье.
Не спеши прощаться, побудь пока.
Прикоснись рукою прохладной,
Отгони тяжёлые облака,
Чтобы не было им повадно.
Листья
Все листья жёлтые – поди, не май.
Так что ж я маюсь?
Меня, пожалуйста, не обнимай –
Не то сломаюсь.
Я не должна винить, но я виню
Тебя невольно
За то, что бисером вчера июнь
Рассыпал зёрна.
И проросло одно в моей тоске,
В моей печали.
Все листья красные. Ты здесь? Ты с кем?
Не отвечай мне!
Все листья чёрные. В моей груди
Свинцовый камень.
Не обнимай меня, не повреди
Меня руками.
Москва