Стихи

Стихи

* * *

 

«Мужчина, у вас педаль застряла!». Из турникета Финляндского вокзала он пытается вырваться, хоть и потерей велосипеда, на электричку, которая увезет его к свету небесному, распыленному через хвою, к морю блаженному, чаячьему вою; хоть один выходной, хоть одно в пропадающей жизни оконце!

Бледный, словно моллюск, мужчина бьется в створках ракушечных сломанного турникета…

Тщетно. В Питере никогда не бывает лета.

 

 

* * *

 

Там, где море по колено, там, где сосны-великаны, ни гранатов, ни Шопена, только бульканье стакана, да обветренные чайки вечно начеку… Если там не полегчает — вырывай чеку.

 

 

* * *

 

Это мое мелкотемье — берег, залив,

вот я опять мягкотело бреду в заплыв,

довольно нелепый — руками касаясь дна,

песочные скрепы дарит неглубина.

 

Будет вода мутновата, тепла, пресна,

будто бы ванна, хоть и кругом леса.

Друзья усмехнутся, солнцу подставив бок:

«Пойти искупнуться? Слишком неглубоко».

 

А я, обругавши чаек, взметнувши рыб,

словно упав случайно, плещусь навзрыд.

Вниз устремляются тени, и кажется мне,

только в одном спасение — в неглубине.

 

 

* * *

 

Хочу с тобою на залив, жить на заливе,

не там, где росчерки олив, а где дождливей,

где навались валуны на пляж белесый,

где слезы долгие сосны, надрыв березы,

где ветер брызгает песком, окурок – пеплом,

где ты замерзнешь босиком, а я — под пледом.

Жить, всех на свете позабыв, как в глупой песне.

Пока в нас плещется залив — мы не исчезнем.

 

 

* * *

 

нет никаких глобальных тем,

я голем среди голых тел,

забывших облако-морале,

переплетенных, как плетень.

неотвратимо, на беду,

глагол и герл в одном ряду,

куда меня бы ни позвали,

я не приду к тебе, приду.

застыла глина в голове,

поэтому — еще плавней,

я не изведаю печали,

лишь стану старше и полней.

я известь, завязь или взвесь,

я не узнаю, кто ты есть,

красив, смешлив или отчаян,

меня не существует здесь.

я там, где яблок перестук,

где время стрелками на юг,

где память поведет плечами,

и где гончарный сломан круг…

 

 

* * *

 

она стареть не хотела, да и не старела, так и померла молодой

ее восьмидесятилетнее тело просилось на подиум, а не на упокой

подружки ее старушки в сердцах поджимали губы

замечали, что платья ее требовали утюжки

пироги подгорали, в сорняках погрязали клумбы

огурцы не солились — кисли; далеко, в общем, до идеала

она виновато, казалось, разговорам этим внимала

но не исправилась — гроб заколачивали с таким звуком

будто она спешила на свидание с очередным другом

цокая по мостовой подкованными каблуками

(а ведь для нее уже обтесали могильный камень)

напевая «кисти пальцы дождя струи — поцелуи»

вклиниваясь бестактно в «господи помилуй» и «аллилуи»

 

 

* * *

 

Надо все пережить, даже смерть,

лишь потом, лишь потом умереть.

Но на Невском проспекте нет смерти,

призрак Цоя и морок Кобейна

оглушают дома и кофейни,

Катерина с заносчивым личиком,

уходящим в мерцающий кобальт,

Зингер, Мертенс, Чичерин, Аничков

и в далеком изгнанье Некрополь.