Стихи

Стихи

***

Я узнала — у меня
есть огромная страна:
С красным снегом, с черным небом,
Там гроза и тишина.

 

Там покойный есть приют,
Там залечат и зашьют.
А внизу есть тополь старый,
Звёздный сумрак на краю.

 

Тлеет утро вдалеке.
Мы придуманы в тоске,
В Божьей скуке, в мёрзлой почве,
В древней ледяной реке.

 

Значит, нет в нас ни шиша,
Ржавь и горечь где душа
Быть должна и трепыхаться
Тельцем маленьким ерша.

 

Мимо сирых и больных,
Мимо слабых и кривых,
Мы бредём в такие дали,
Что не вместит этот стих.

 

Наблюдаю из окна,
Как живёт моя страна.
Беспощадна, бесподобна,
Безнадегою больна.

 

Я люблю её чуть-чуть,
Я мечтаю отдохнуть,
Перемучиться, засохнуть,
Затеряться где-нибудь.

 

Чтобы тополь и рассвет,
Чтобы падал с неба снег,
И никто не просыпался,
Словно нас в помине нет.

 

 

***

Опостылят однажды и радость, и боль, и дым,
Что клубится вдали над измученным жаждой полем.
Этот сон не про нас, но боюсь тишины за ним

Тишины, где мы все, как котята в ведре, утонем.

 

Не терять, не любить кем останемся на земле?
Если даже тоска застревает позывом рвотным.
От плиты до петли
много лет в разноцветной мгле
Городов и квартир,
Слов неласковых
Перелетных.

 

Оправдайте меня кто-нибудь, хоть на день, на час,
На секундную точку верните утробность плача.
Бога нет, силы нет, нет от этого «нет» врача
Только дым и закат, только черные окна дачи.
Только вечный маршрут к пункту А
из немой глуши,
Только холод такой,
что безвольно сидишь у края.
Ожидая, когда кто-то скажет «теперь пиши».
Умирая вот так
Или все-таки оживая.

 

 

***

Когда заката пролегла черта, 
И лес вдали был сумрачным и черным,
Мы хоронили местного кота 
В саду у школы, за цветущим тёрном.

 

Кот был ничейным, жил тут много лет, 
И жил бы дальше, но сожрал отраву. 
Егор нарвал взлохмаченный букет 
Из ноготков. Вся детская орава

 

Стояла полукругом в тишине. 
И смерть землёй укрытая сырою 
Гудела медью вязко, как во сне, 
Дрожала эхом сонным над рекою

 

Стояли тихо. Маялся, звенел, 
Набат тревожный, взрослый голос мира 
Где души не отбелит чистотел, 
Где нет ни карт, ни чёткого пунктира.

 

Засох букетик маленьких цветов,
В саду опять слышны раскаты смеха. 
И жизнь идёт. Но в поступи шагов 
Гудит 
Гудит 
Гудит 
Не меркнет эхо.

 

 

***

Упасть лицом на скользкую подушку,
Лежать всю ночь бессонно и легко.
С утра купить за сто рублей игрушку
У проводницы Ольги Волочко.

 

И прижимать к груди кота из плюша,
Пока в стакане тает рафинад.
Соседку, улыбаясь, слепо слушать,
И никогда не посмотреть назад.

 

На этот частокол московской чащи
На эту темень незнакомых мест.
Не спать. Дуть в чай пока ещё горячий.
Жить без причин,
Пока не надоест.

 

 

***

Какие странные снега
Идут себе над стройплощадкой.

 

Как время тянется нуга
В моей размякшей шоколадке.
Сижу в палате за столом,
Гляжу сквозь окон амбразуру
На мертвый сад, на серый дом,
На одинокую фигуру

 

Сутулой женщины вдали.
Учусь какой-то новой грусти.
Смерть из себя не удалить,
Жизнь вне себя не наизустить.

 

Не надышаться наперёд
Холодной речью здешних зданий.
А снег идёт, идет, идет…

 

Ну хоть чего-нибудь отдай мне!
Не так, потрогать
навсегда,
Наверняка впиши под кожу:
Пусть это будут провода,
Пусть голубь с крыши, пусть прохожий

 

Хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь,
Пускай останется со мною…
Пусть, тоже смотрит в снег и жуть
Земли, вдруг ставшей неземною.

 

Пусть, словно хлеб на два куска
Разломят жизнь мою и нежизнь…
Какая странная тоска
Снаружи снежит,
Снежит,
Снежит.

 

 

***

Все реже грусть, все чаще пустота.
Прямая рта, отсутствие креста
Нательного, который год пошёл.
Мне плохо так, что в общем хорошо.

 

Смотреть на распластавшийся закат,
На магазинной крыши ржавый скат,
И апатично думать ни о чем,
И никого не задевать плечом.

 

Не задевать, но проходить насквозь.
Жить без любви, на ощупь, на авось,
Кивать фонарной тени на стене,
Кому-то петь беспомощно во сне.

 

Не заходя за выбранный пунктир,
Не выходя под солнце из квартир.
Ботинки, шарф, ключи и телефон,
Кривая чёлка, плотный капюшон.

 

Так все пройдёт, так смерти не бывать,
Так падать каждый раз в свою кровать,
И складывать ладони на груди,
Не вслушиваться в шёпот и шаги…

 

Как здорово, что можно не о том.
Пустом, как в шкаф запрятанный альбом,
Что я сама — пустышка, голь и пшик,
Скрип половиц, таблетка под язык.

 

Будь проклят кто-то — я первее всех.
Мне снится снег, все время первый снег.
Нательный крестик,
Ветер сквозь окно…

 

Ни дать, ни взять,
И тошно,
И смешно.

 

 

ЗАВЕЩАНИЕ

 

Здесь молитвы немые черны как мазут,

И как строки скрижалей ветхи.

Если чудища плакать к порогу придут

Им отдай мои сны и стихи.

Их впусти обогреться, налей кислых щей,

Покажи небом пахнущий дом:

Здесь вползал сизый мрак из оконных щелей,

Здесь сидел мертвый дед за столом…

Проведи их по саду, нарви бурьяна,

Птичью тень примани на ладонь.

Все со мной хорошо.

Я брожу здесь одна и смотрю
на подземный огонь.

Надо мной только сводит громадой гранит,
и звенит подо мной пустота…

Но зато ничего не болит, не сбоит,

Ни Христа во мне нет, ни черта…

Этот поздний закат в нашей сонной глуши

Будет твой — безголос и горяч.

А меня не жалей, не кляни, не ищи,

Понапрасну на кухне не плачь.

Здесь никто не клеймит исступленной грозой,

Нас Господь позабыл, позабыл…

Мне стоять в темноте

Ждать трубы золотой

Хватит сил

Хватит сил

Хватит сил.

 

 

***

Прикормила голубя в больнице —
Пусть глядит со мной в темноту,
В жуткую земную заграницу,
В человечью злую пустоту.

 

Страшно так, что режет между рёбер
Жалобным предчувствием теней.
В коридоре кашель, грохот вёдер,
Голоса невидимых врачей.

 

Скоро год закончится, прозреет
Спелым солнцем, снежной тишиной.
Кто вздыхает там, за батареей?
Воет кто в метели ледяной?

 

Голубь, голубь, прилетай под вечер,
Или нет, лети в такую даль,
Где дышать бесстрашнее и легче,
Там, где никого уже не жаль.

 

Пусть Господь приманит тебя, птичка,
Крошек даст за долгий перелёт…
Голубь смотрит в небо безразлично,
Темнота ползёт,
Ползёт,
Ползёт.

 

 

СУББОТНИК

 

Не убивай, — говорю, — букашку.
Пусть проползёт себе, пусть живёт.

 

Женя — курносая первоклашка — делает
робкий шажок вперёд. И на ладошке уносит
в траву, смятую ветром сухим, жука…

 

Дети играют, я мою раму.
В стёклах проносятся облака.

 

Время бессвязно плетёт сюжеты:
книжные полки, гортанный плач, мамино
«Боже, за что мне это? Не человек ты,
а звонкий мяч. Пусто внутри, как в сгоревшем
доме, бейся о стенку, стучи-кричи»…

 

Кто бы унёс меня на ладони?
Кто бы в душе меня уличил?

 

Не убивай, пусть живёт, пусть дышит,
Господи Боже, оставь такой…

 

Божья коровка взлетает выше,
Женя ей машет внизу рукой

 

 

***

Да будет свет,
Вода,
И ржаная корка,
Кусачий ветер,
клочья небесных штор…

 

Закоченела ночью крутая горка,
Бери ледянку, и выходи во двор.
Пока соседи греют свои перины,
Пока собаки ловят котов во сне…
Пойдём смотреть, как нянчится жизнь
с другими,
Как ночь рисует сажей глаза луне.
Сегодня будет проще сорваться с краю,
Глотнуть лиловой траурной мерзлоты.

 

Да будет тьма,
Хрустящая соль земная,
И лёд некрепкий,
И над водой мосты.

 

Бери ледянку. Круг размыкают после,
Когда теряют смысл и вкус слова.
Наш Бог он взрослый,
Он безвозвратно взрослый.
Его не вместит детская голова.

 

Да будет мир,
Зелёная вязь созвездий,
И гул подъезда,
Речь без гортанных фраз.

 

Да будет жизнь,
Без золота и без меди,
Без слез,
Без смеха,
Без перемен.

 

Без нас.

 

 

***

Не обманули. Здесь легко
И пахнет зимней стужей.
Стучат.
Но в окнах ни-ко-го,
Никто уже не нужен.

 

Вскипает чайник на столе,
Часы стучат.
Семь тридцать.
В осенней мгле, к чужой земле,
Летят, горланя, птицы.

 

А здесь ни спячки, ни черта
От холода и стужи.
Когда закончилась черта
Итог уже не нужен.

 

Зато не обманули, нет,
Здесь верить можно в сказки.
В ничейный стук, в нездешний свет,
И что не все напрасно.

 

 

***

Обещала выбраться к субботе,
Отзвонилась в среду — не смогла.
Вечное «конечно, я не против»
бьет дождем по плоскости стекла

 

Я не против тополей за домом
В траурных одеждах. Ничего
Не имею против гастронома
«Ольга»
с навсегда погасшей «о».

 

Пусть мигают лампы и витрины,
Пусть соседка ждёт у фонаря
Мужа или сына.
Только мимо
Хочется мне жить на свете.
Зря

 

Выходить на лестницу в час ночи
И бесцельно пялиться во тьму.
Хорошо без лжи и проволочек
Оставаться в мире одному

 

Чтобы только снежные перины,
Чтобы только тени от домов,
Чтобы повод был, была причина
Уходя не оставлять следов.

 

 

***

Дед ничего не видит, и я боюсь,
Что и меня не помнит. Стоим вдвоём

В гулком подъезде — в лифте на стенах гнусь,
Кнопки оплавлены. Мы никого не ждём.

 

Но почему-то, когда я тянусь нажать
Первый этаж, дед хватает моё плечо.
Я едва слышно мямлю, что мне так жаль,
Так бесприютно, гадко и горячо,
Что не могу здесь быть и уйти хочу.
Деда, скулю, поехали поскорей…
Больно шепчу, тяжело моему плечу.

 

Но он сжимает руку ещё сильней.

 

Так мы стоим и смотрим на грязный пол,
Пахнет морозом и воском, землёй сырой.
— Дед, — говорю, — я знаю, ты очень зол,
Но я ведь правда очень хочу с тобой.

 

Он никогда и слова не даст в ответ,
Он их забыл, наверно, давным-давно…

 

Я просыпаюсь, включаю настольный свет,
И ещё очень долго смотрю в окно.

 

Смерть не выходит дымом в трубу —
отнюдь.
Смерть остаётся в сердце, врастает в жизнь,
Это не сон, не тьма, не далекий путь,
Это беззвучный оклик — держись,
Держись.

 

 

***

Хотя бы в грусть свою меня втрави.
Жизнь это путь — к любви от нелюбви
Полынный сок, упорство сорняка…
Моя любовь — усталая река

 

Забытая людьми давным-давно:
Раскисшее от долгой спячки дно,
Густые тучи мошкары с утра,
Осоки скрип, зуденье комара.

 

Чем дальше в лес, тем тоньше наша связь,
Да и зачем тебе речная грязь
И пресные слова под языком?
Моя любовь — сгоревший ночью дом

 

Благополучно выбрались на свет,
Живущие во мне десятки лет.
Уехали в далёкие края,
Меня оставив в темноте стоять.

 

И я стою — обугленный каркас
Ты дал мне шанс, но шанс меня не спас
От красного огня, от тишины.
Пустые окна, паутина, сны.

 

Моя любовь… Забудем про неё.
Все это чушь, увертки и враньё,
Желание вдохнуть чуть-чуть тепла,
Поверить, что хотя бы вдох жила.

 

Пусть не тобой — желанием пустым
Тебя объять, раздуть горчащий дым
Того, что раньше билось в глубине.

 

Жизнь это путь от звука к тишине.