Стихи

Стихи

При чтении стихов Виктора Есипова действительно забываешь, процитирую поэта, про тропы и стилистику, потому как совершенно растворяешься в живой авторской речи, в её неразъёмной полноте, естественности и прозрачности. В поэзии Есипова любая подробность узнаваема и достоверна. Так почему же она так трогает? Наверное, потому, что это подлинная поэзия.

 

О. Г.

 

* * *

 

Куст акации у магазина,

желтым цветом усеянный весь –

за машиной мелькает машина,

и снующих прохожих не счесть.

О, посланник далекого юга,

жарких полдней, раскатистых гроз –

не страшны тебе больше ни вьюга,

ни прессующий ветви мороз!

Как ты вырос в московских пределах,

наших будней шальных новосёл?

И пусть в жёлтых цветках, а не в белых,

как ты вовремя нынче зацвёл!

 

 

* * *

 

Воробьёв распугивая стайки,

мой щенок резвится на снегу,

он породы европейской лайки,

ну а я, отвлечься не могу –

мыслю у осевшего сугроба

на исходе зимней мерзлоты,

что удача странная особа,

вряд ли с ней получится на «ты».

Вмиг она счастливцев покидает,

напоследок дав ещё пинка –

так ворона весело взмывает

перед носом глупого щенка.

 

 

* * *

 

Можно рвануть спозаранку

к Боровску иль Верее,

видя, вращая баранку,

всё, что мелькает в окне,

словно листая невольно

мест и времён палимпсест:

избы, вдали колокольня,

тусклый на маковке крест.

То по прямой, то отлого –

рвётся пространство в окно,

и под колёса дорога

мечет своё полотно.

Словно с открытки пасхальной,

в куще берёз на просвет

небо – ожог моментальный,

этот щемящий сюжет…

 

 

* * *

 

Капель, потоп! Бывало хуже…

Вот от метро наискосок

затормозил автобус в луже,

и пассажиры прыг да скок.

Толпа, миганье светофора,

над сквером воробьиный гам,

в ушах обрывок разговора

двух зрелых, элегантных дам,

что счастья нет, но есть потреба…

Причудлив тополя скелет,

и перечёркивает небо

косой от самолета след.

 

 

* * *

 

Вот, вспоминаю словом добрым

среди домашних скучных стен,

как в переулках за Садовым

мы созерцали стиль модерн.

 

В овалах плавных рам латунных

была мысль зодчего жива,

и ветви клёнов в свете лунном

напоминали кружева.

 

Изыск архитектуры русской

воображенье поражал…

Померкло всё в метро на Курской –

ты уезжала на вокзал.

 

 

* * *

 

А этот с башенкою дом

у Маяковской на Садовой,

он был когда-то мне знаком,

я в нём встречал однажды новый

какой-то год: бокалов звон,

благожелательные тосты

звучали в такт, я был влюблён,

и отношенья с ней не просты,

пластинку патефон вертел,

бенгальские искрились свечи,

но танцевать я не умел

и просидел в углу весь вечер.

Москва светилась за окном,

недаром был этаж высокий…

А этот с башенкою дом –

он пережил такие сроки

и устоял! Прошли века

как будто с той пирушки дальней –

до «Голубого огонька»

ещё до «Ночи карнавальной».

 

 

* * *

 

В метро ещё книги читают,

хоть книжников мало таких,

они осторожно листают

страницы читаемых книг,

неясное мысли движенье,

по строчкам летающий взгляд –

и вдруг прерывается чтенье:

Смоленская или Арбат?

А рядом айпады, айфоны –

их столько, пойди сосчитай,

бегут по тоннелям вагоны

и в каждом вагоне вай-фай.

Их столько – айфоны, айпады,

Соцсети, рекламы – тщета!

Но с книгой сидящая рядом,

вы поняли, им не чета!

 

 

* * *

 

Расставшись с «Повестями Белкина»,

И дав отсрочку всем делам,

Возьму билет до Переделкино,

Где рядом – кладбище и храм.

Забыв про тропы и стилистику,

Про недописанный доклад,

Возрадуюсь любому листику

Из тех, что кружит листопад.

Галдят вороны? Или вороны

Ведут осенний разговор?

Теперь на все четыре стороны

Застройкой попранный простор –

Примета нашей современности!

Дни, чем насыщенней, тем злей!

Лишь облака в своей надменности

Плывут, не ведая о ней.

Едва ли дня предамся злобе я –

смотрю, ничем не знаменит,

на это скромное надгробие,

где сосны тянутся в зенит.

 

 

* * *

 

Так в тот день всё устроилось ловко –

повстречались, какие дела!?

В ослепительный день Третьяковка

нас под своды свои приняла.

Нить общенья – гитарная струнка,

на щеке твоей солнечный блик,

мы с тобою на выставке Мунка

гвоздь программы прошляпили – «Крик».

А потом переулки и зданья,

и куда-то по Пятницкой шли

в состоянье взаимопознанья,

знать не зная, что ждёт нас вдали…

 

 

* * *

 

С крыш покатых лёд сползает битый –

выхожу с опаской за порог,

чтоб щекою, только что побритой,

ощутить весенний ветерок,

вновь понять (какие наши годы!),

что не всё потеряно пока

и что к изменению погоды

перистые в небе облака.

Близ Ордынки, в городской закрутке,

под мостом увидеть – не в окне:

ниоткуда взявшиеся утки

плещутся в весенней полынье…

 

 

* * *

 

Старинный вальс на снежной вечеринке

метель танцует, щёки леденя, –

сугробы огибаю по тропинке,

протоптанной прошедшим до меня.

Густеют быстро сумерек чернила,

и на губах смерзаются слова,

как много за день снега навалило

на месяц с лишним после Покорова!

Как там во льдах Печорам и Онегам?

Я ждал привета с севера давно…

И кепочка моя покрыта снегом,

и пёс мой – чёрно-белый, как кино.

 

 

* * *

 

По первому снегу, по первому снегу

Пройдёмся вдоль Клязьмы по сонному брегу.

Здесь ели чернеют сквозь снег вековые

И к облаку тянутся сосны седые,

И дали заречные видно с обрыва,

Где дым над трубою как конская грива.

Ах, сани сюда бы, да лошадь с уздечкой,

Чтоб путь проложить над замёрзшею речкой.

Чтоб горечь развеять – тщеты городские.

По первому снегу … мечтанья пустые!

 

 

* * *

 

Радуюсь каждому случаю

выйти с собакой во двор.

Небо над крышами тучами

вынесло дню приговор.

Тучи, на сумерки хваткие,

стибрили солнца янтарь,

и над спортивной площадкою

тусклый зажёгся фонарь.

Тени крадутся как жулики

вкривь по земле и судьбе…

В эти январские сумерки

думаю вновь о тебе.

 

Анна Будина. «Варги 28». Акварель, бумага, 30,5х45,5 см. 2019 г.