Стихи

Стихи

* * *

 

Мне повезло, дела мои неплохи,

я на ногах уверенно стою,

и поздний яд сомнительной эпохи

ещё не тронул молодость мою.

 

Ещё горит в груди огонь желанья,

и я не сожалею ни о чём –

я испытал любовь и расставанье,

и смерть стояла за моим плечом.

 

Я разлюбил бездушных и строптивых,

похожих на холодную зарю,

я счастлив был недавно в этих ивах,

а нынче с равнодушием смотрю.

 

Ушла вода, и обнажились мели,

притихли у причала корабли,

и всё, что в этой жизни не сумели,

мы словно крошки со стола смели.

 

* * *

 

Дождя глухие переливы,

в сознанье – вспышка и обрыв.

Мне снятся атомные взрывы

и ты, похожая на взрыв.

 

И я от страха просыпаюсь,

и сердце ёкает в груди,

потом тебя найти пытаюсь,

но ты осталась позади.

 

За что мне это наважденье?

Скажи мне, Господи, ответь!

Зачем я должен жалкой тенью

на преисподнюю глядеть?

 

Я в темноте ищу одежду,

совсем не нужную сейчас.

Не забирай у нас надежду,

когда любовь уйдёт из нас.

 

* * *

 

Этот город похож на наркотик,

мне уже не уйти никуда.

Я бросаю с моста вертолётик,

и его забирает вода.

 

Наша жизнь далека от кошмара.

Над рекой расстилается смог.

На перила влюблённая пара

прицепила амбарный замок.

 

Гаснет день и кончается лето,

холодок продирает насквозь.

Никогда я не верил в приметы,

потому ничего не сбылось.

 

Собираются птицы к отлёту

на юга в дармовое тепло.

Зря я выбрал трагичную ноту,

но иначе и быть не могло.

 

8 МАРТА В КАФЕ «СПУТНИК»

 

Чего со мною только не бывало,

но я прошёл по жизни налегке.

Однажды я работал вышибалой –

охранником в районном кабаке.

 

Начало нулевых. Ещё стреляли.

С работою напряг и денег нет.

Я согласился, мне на смену дали

наручники, дубинку, пистолет.

 

Я заступил, сперва всё было чинно –

восьмое марта, девушки, цветы,

но быстро накидались их мужчины,

и начались разборки и понты.

 

 

Дебют удачный – скорая, ментовка,

кабак гудел и на ушах стоял,

а почему всё вышло так неловко,

я после в объяснительной писал.

 

Я, к счастью, там недолго продержался,

я дольше бы не выдержал, не смог.

В Москву искать признания сорвался,

поэзии приметив огонёк.

 

Так жизнь спасла меня от соплежуйства,

но для меня отраднее всего,

что за мои недолгие дежурства

там всё же не убили никого.

 

ПРОБУЖДЕНИЕ

 

Природа, сжатая в кулак,

в апреле разжимает пальцы –

ликуют птицы и скитальцы,

и у поэтов всё ништяк.

 

Об этом после как-нибудь…

Апрель – и лопаются почки,

и дышат клейкие листочки

во всю распахнутую грудь.

 

Земля – как смятая постель,

пока на ней не вырос клевер.

И, как по компасу, на север

идет вприпрыжку коростель.

 

Снег тихо прячется в лесу,

готовый превратиться в воду,

трава выходит на свободу,

услышав первую грозу.

 

Природа празднично-светла

и улыбается спросонок,

она беспечна, как ребенок,

не знающий добра и зла.

 

НА МОГИЛЕ БАТЮШКОВА В ПРИЛУКАХ

 

Неудачный любовник,

Городской соловей,

Папоротник и шиповник

На могиле твоей.

 

Твой талант – дивный корень

На глухом пустыре,

Ты не зря похоронен

В дальнем монастыре.

 

Так писал ты туманно,

Что не каждый поймёт,

Стих твой – рваная рана,

Перевязка и йод.

 

У ворот монастырских

Инвалиды стоят,

Просят деньги настырно

На закуску и яд.

 

Лишь случайный прохожий

Да заезжий поэт

Твой покой потревожат:

«О, коллега, привет!»

 

Так судьба повелела,

Отпусти и прости.

В землю спрятано тело,

Чтоб стихами цвести.

 

И совсем неподвластны

Пересудам толпы

Выпирают бесстрастно

Ягоды и шипы.

 

* * *

 

Меня б ты из армии не дождалась:

два года – не шутка.

И снова петляет сквозь прошлую грязь

чужая маршрутка.

 

Подумаешь, как это было давно –

и в сердце заноза.

Вот так умирает в забытом кино

хорошая проза.

 

И бледное солнце подарит объём,

как будто в насмешку.

Мой грустный соперник смахнул королём

отставшую пешку.

 

И хочется как-то быстрей завершить

все эти мученья

и белыми нитками рот свой зашить

без права отмщенья.

 

Не зря я учился смотреть во всю ширь

на вещи реально.

За мною никто не поедет в Сибирь,

и это – нормально.

 

В МУЗЕЕ

 

Мне в музее выдали автомат,

Не стрелять, конечно же, так, для фото.

Мне в плечо упёрся его приклад,

Будто это с детства моя работа.

 

Старый добрый дедовский ППШ,

Сплав смертельный дерева и железа,

Ты, наверно, в юности не спеша

По фашистам трели давал из леса.

 

Как кузнечик смерти носился ты,

Враг, тебя услышав, на землю падал,

Разлетались головы и цветы,

Если ты плевался свинцовым ядом.

 

Не стрелял по людям я, не пришлось,

Но знаком плечу жёсткий вкус приклада,

И когда нагрянет незваный гость,

Я умру за Родину, если надо.

 

Застрекочут пули, рванёт фугас,

Пулемёт ударит с небес по тверди.

Дай мне силы, Господи, в этот час

Не бояться крови и близкой смерти.

 

* * *

 

В этот год обмелела река,

От воды отодвинулись зданья,

Стали ближе её берега,

Так что впору бежать на свиданье.

 

Снова тучи над лесом сошлись,

Никакого на них угомону,

В самый раз оглянуться на жизнь

И держать до зимы оборону.

 

Я иду по дождю и тоске,

Вдалеке черной точкой собака

Изучает следы на песке,

Как астрологи круг зодиака.

 

Ветер к берегу гонит волну,

Он не ведает страха и горя,

Я ползу как улитка по дну

Пересохшего моря.

 

Как безвольно душило меня

Тридцать третье опальное лето,

Порох есть, не хватило огня,

Кисти есть, недостаточно света.

 

И любовь, что рябиной горит,

Не утешит в осеннюю слякоть,

Недозрелая горечь обид

От её поздних ягод.

 

Впрочем, хватит уже о больном,

И без этого грусти хватает,

Дома встретят привычным теплом,

И душа отойдёт и оттает.

 

А потом снова выпадет снег,

Белый-белый, пушистый-пушистый,

Чтобы горя не знал человек

После осени мрачной и мглистой.

 

И деревья оденет зима

В небывалый наряд подвенечный,

Не иссякли её закрома,

Их запас бесконечный.

 

И иду я, дорогой влеком,

Открестясь от унынья и грусти,

Эта жизнь нам далась нелегко,

И легко мы её не отпустим.

 

* * *

 

Солнечный день – и Москва ожила,

Будто заново всё разукрасили,

В жёлтом наряде берёзы и ясени,

Зелень ещё до конца не сошла.

 

Ветра порыв нагибает кусты,

Листья слетают и падают в воду,

Детство всегда выбирает свободу,

Не опасаясь её пустоты.

 

Скоро закончится весь этот блеф,

Осень взяла уже город на мушку,

Фотолюбитель, прогноз посмотрев,

На фотосессию выгнал подружку.

 

Смотрит с улыбкой она в объектив,

Кадр остановит болтливое время,

Мимо пройду, их оставив не в теме,

В эти стихи невзначай поместив.

 

Утки подняли детей на крыло,

Скоро отправятся в теплые страны,

Чувства запутались, как партизаны,

Бросив без боя родное село.

 

А за спиной полыхает костёр –

Жёлтые полосы, красные пятна,

И невозможно вернуться обратно,

Выйдя однажды за этот простор.

 

* * *

 

Я уйду, ты меня не неволь,

смоет прошлое дождик московский.

«Наша жизнь – взбаламученный ноль» –

очень точно сказал Циолковский.

 

Долго в прошлое смотрят глаза,

ожидая в развинченном быте

разглядеть, что скрывается за

горизонтом событий.

 

Это старт, это спад, это всплеск,

это встречи, разлуки, тусовки,

это сердца влюбленного треск

и его упаковки.

 

Как студент, проваливший зачёт,

я прошёл мимо вечного храма.

жизнь проходит – и в этом вся драма,

а любовь никогда не пройдёт.

 

* * *

 

Она ушла, какая жалость,

Зато расстались без обид.

Любовь как лампочка взорвалась

И сердце больше не болит.

 

С утра погода никакая

И на окне завял цветок,

И я уже не пропускаю

Через себя смертельный ток.

 

Один стою на остановке,

Один ложусь по вечерам,

Стреляю монстров из винтовки,

Не доверяю докторам,

 

Отчаянье, а не свобода

Со мною на ночь говорит.

Но вот проходит два-три года –

И снова лампочка горит.