Журнальный мир

Lisboa

Храни сей город, добрая Судьба,

Пусть держат мост твой стройные пилоны,

Недаром Всепрощающий Судья

Вознес свои ладони к Лиссабону.

Богатство, нищета и крутизна

Бессчетных улиц, вьющихся по склонам…

Здесь старина живет и новизна,

Вплетаясь в гобелены Лиссабона.

Помпезных зданий утренний фасад,

И в облаке проявлена икона.

Идут наверх, вперед, но не назад

Ступени улиц — скерцо Лиссабона.

Рука слепого тянется во град,

Звонит слепой, не слышат того звона,

Усиленного во сто тысяч крат

И тонущего в стенах Лиссабона.

Лежит в витринах снедь — о, плоти бред!

Плати эскудо, сняты все препоны:

Омары, крабы, фрукты на обед

В кафе и ресторанах Лиссабона.

Турист бомжу мороженое дал,

Тона размыв до розового тона…

Спешите, я, наверно, опоздал

На этот вечный праздник Лиссабона.

Средиземное море

Как все зыбко, мой Боже, на этой Земле,

Лунный лик из-за туч весь рябой,

И плыву я под ним на чужом корабле

Средь земель, освященных Тобой.

Зыбь на море, и горы по борту в зыби:

Вал за валом, гряда за грядой.

Мою душу тревожную ты усыпи,

Окропи ее чистой водой.

Подыми меня в горы на взлете крутом:

Как блаженна Земля с высоты,

И кругом ни души… я опомнюсь потом,

Но на миг дай забыться мне Ты.

А опомнюсь (сказал уже — это потом) —

Как утла наша лодка в ночи,

И не видно земли, будто всюду потоп…

Что же делать? Меня научи.

То ли ждать под луной, когда воды спадут,

То ли парус поставить тугой?

Гласа нет. Лишь ветра злую песню поют,

Помолись за меня, Ангел мой.

На Юг

Душа моя так просится на Юг!

Где нет зимы хладеющего лика,

Где круглый год работать может плуг,

И к солнцу все — от мала до велика.

Эх, оттолкнуться бы от вечных льдин!

Их светоч солнца плавил — не оплавил.

Ведь Север не отнял моих седин,

Да и годов так щедро мне прибавил.

Беру пример у перелетных птиц —

Тянусь в полет, как кто-то к райским вратам,

От северных сияний и зарниц

К тропическим рассветам и закатам.

Кавала

В лабиринтах смиренной Кавалы

От сует и от смуты вдали

Мне лимонная ветка кивала

Из времен Мохаммеда Али.

Над заливом прозрачно-зеленым

Древний храм и сосновая весь,

Строгий взгляд проникает с иконы

В мою душу, заблудшую здесь.

Кто я тут? Заплутавшийся странник

С европейских угрюмых низин,

Потерявшийся нищий и данник,

Оступившийся с торной стези.

И зачем в вертикальном раскладе

Этажей, палисадов, витрин,

В непонятном житейском укладе

Я без цели шатаюсь один?

Может быть, уже это бывало —

Воскресилась прапамять моя,

Я в старинных кварталах Кавалы

Возвращаюсь на круги своя.

В поезде

Погашен свет. Закат сползает с окон.

Вагон летит из сумрака во мрак.

Меж спящих тел, протискиваясь боком,

Я мыслью бился в темноте, что все не так.

«Да, все не так», — мне вторило из теми —

Колеса в стыках отбивали такт.

На полках спящие от духоты потели,

Прохрапывая дни, недели и лета.

«Не так!» — с платформ, как с эшафотов,

Летело рикошетом с полотна…

Когда был свет, я не сказал чего-то

И чаши полной не допил до дна.

Не так я делал дело в пересудах,

Гонимый спешкой, щелканьем хлыста,

Как будто это я, а не Иуда,

Подобострастно целовал Христа.

Пусть все не так. Но, улучив минуту

Между невидимых по слепоте потерь,

Я полным вдохом разрываю путы

И долгим выдохом реву, как дикий зверь.

И в плотном воздухе — в сивушных перегарах

С плацкартных мест все стронулось. Так муть

Из жидких сред, настоянных и старых,

Всплывает вверх, когда ее встряхнуть.

Скольжу меж тел, как в рубенсовских темах,

Как ясноглазый глупый херувим:

Здесь — толпы гуннов в жарких римских термах

Напились в усмерть выдержанных вин.

И нет здесь слов, одно воображенье —

Бесполый акт без стонов и без слез,

И нет борьбы, одно телоброженье

Под мерный стук расхлябанных колес.