Стихи

Стихи

Поэту

 

Совсем немного слов в твоем стихе,

Все остальное — там, за многоточьем…

Давай, поэт, присядем в уголке

И подведем итог бессонной ночи.

 

Скажи мне, из десятков тысяч слов

Как выбрать ты сумел одни лишь эти!

Каким чутьем перо твое вело,

На том ли ты бродил, на этом свете?

 

Ты не открыл законов красоты

И не придумал гениальных формул,

Но только ты в ответе, только ты

За сладкий ком, вдруг подступивший к горлу…

 

 

Я служу литературе

 

До бессоницы, до дури,

Вот уж скоро восемь лет

Я служу литературе,

Доморощенный поэт!

Не под чьей-нибудь пятою,

Не за Хенесси с Дор-Блю –

Нет, над каждой запятою

Добровольно я корплю!

Я котлетку разогрею,

Покромсаю помидор –

И скорее, и скорее —

К милым ямбу и хорею

За любимый монитор!

 

Что за мания такая —

Быть заложником пера,

Жить, бумаге потакая?

Ведь пора уже, пора

Научиться жить, как люди,

Млеть под пухом одеял!

Жизнь-то — вот она, на блюде —

Заработал, погулял,

Отдохнул, сходил в кинишку,

Посидел себе в пивной…

Ну, а тут ведь даже книжки

Не купили ни одной!

Вас спрошу, но ударенье

Можно сделаю на «ля»?

Почему за выступленья

Нам не платят ни рубля!

На бензин хотя бы было,

Уж не то что «наварить»!

А бумага? А чернила?

Эх, да что там говорить!

 

Бог с ним, с этим капиталом –

Не графья, попьем чаек!

Лишь бы души напитал он,

Стихотворный ручеек!

Лишь бы каждому досталось —

Где словечко, где строка,

Ну, а там, глядишь, под старость

И получится река!

И останется надолго —

Полноводна, глубока!

Ну, не как, конечно, Волга,

Но хотя бы как Ока!

До бессонницы, до дури,

Вот уж скоро восемь лет

Я служу литературе,

Доморощенный поэт.

В небо рвусь, срываюсь в бездны,

И слагаю, и пою!

И все это безвозмездно

Просто людям отдаю.

 

 

Слова гранились, как алмазы

 

Слова гранились, как алмазы,

И камнем падали в строку.

Не сразу понял я, не сразу,

Какое чудо я смогу

Создать сейчас, сие мгновенье,

Вот здесь, за письменным столом,

Когда явилось вдохновенье,

И я сказал ему: «Шалом!»

Слова лились, слова сверкали

Как водопад, как фейерверк!

Они — то небо опускали,

То поднимали землю вверх.

И гимном этого союза —

Небесной тверди и земной —

В мое окно влетела Муза!..

Она стояла предо мной

Простоволосая, нагая,

В расцвете женской красоты.

Не ты, какая-то другая,

Похожа очень. Но не ты.

А я спешил, ломая перья,

Я слову сердце отворил

И, словно жалкий подмастерье,

Ее творил, творил, творил!..

 

Уже б пора поставить точку,

И начала неметь рука,

Но вдохновенная река

Из глубины, издалека,

Еще текла, рождая строчки!

Она текла, как Божья милость,

Текла, как Божья благодать!

И вдруг река остановилась…

И потекла обратно, вспять.

И, истонченная, исчахла.

И все ушло. Закрылись чакры…

 

О, Ты, Всесильный и Могучий!

Чем мне тебя благодарить

За этот миг, за этот случай,

За эту тоненькую нить,

За эту связь с непостижимым,

За эти бездны и вершины?

О, Ты, Всесильный и Могучий,

Я не устану говорить:

Прошу: еще меня помучай

Великим счастием творить…

 

 

Посвящение Коктебелю

 

Воздух крымский, берег моря,

От шашлычных сладкий дым.

Путь сюда давно проторен

Поколением моим.

 

Сколько ж в огненной купели

Переплавлено руды!..

В каждой бухте Коктебеля

Мы оставили следы.

 

Пили солнечные вина,

Ели вкусных окуней,

И врезалась галька в спину

Юной спутнице моей…

 

 

Рисую по памяти

 

Рисую по памяти, набело,

Как волны в соленом ветру

Резвились и прыгали нА берег,

Как будто играли в игру.

 

Рисую и в облаке прячу я,

Пастелями холст голубя,

Как солнце вскипало горячее,

Едва я касался тебя.

 

По памяти, кистью промасленной

Скалистое небо граня,

Рисую, как были мы счастливы

Средь камня, воды и огня.

 

Рисую по памяти, осенью,

Последние вздохи любви —

Холодный вокзал Феодосии

И теплые руки твои.

 

А дальше всегда одинаковый

Рисую по памяти вид,

Как небо без удержи плакало,

И билась волна о гранит.

 

 

Любимым женщинам

 

В буквы превращаются чернила…

Я пишу об истинном, благом —

Как она, любя, меня кормила

Материнским теплым молоком.

Сколько солнца в этом человеке,

Тихого домашнего огня!

Господи, храни ее вовеки —

Женщину, родившую меня!

 

Мысли зреют и ложатся в строки,

В тоненькую синюю тетрадь.

Я как будто снова на уроке,

Жизнь учусь любовью измерять.

И она — мудра, добра, красива,

Из того сентябрьского дня.

Много тысяч раз тебе спасибо —

Женщина, учившая меня!

 

Строфы слиты, как стальные звенья.

Точно так же спаяны во мне

Те неповторимые мгновенья,

Что прожиты с ней, наедине.

Мчит Земля по Солнечной орбите,

И живу я, в памяти храня,

Словно драгоценную обитель,

Женщину, любившую меня!

 

Лей, душа, и музыку, и слово!

Размешай их в песню без конца!

Я спешу, чтобы увидеть снова

Очертанья милого лица.

Пусть наш день — и светел, и восторжен,

Длится, златом солнечным звеня!

Я тебе еще полжизни должен,

Женщина, простившая меня!

 

Скоро май осыплет снегом вишни.

Как же много хочется успеть!

Верю я, поможет мне Всевышний

Вас, мои любимые, воспеть!

И уж раз подумалось о Боге,

Попрошу я, голову склоня:

Дай, Господь, безоблачной дороги

Девочке, похожей на меня!..

 

 

Поколение войны

 

Неровным, размыкающимся строем,

В мир неисповедимой тишины

Уходит поколение героев,

Уходит поколение войны.

 

Не сетуя, по выдоху, по вдоху,

Слабеющей лучиною горя,

От нас уходит целая эпоха,

Вместившая войну и лагеря.

 

Но если жизнь на небе все же есть –

Там все готово к званому обеду,

Там ждут последних, чтобы вместе сесть

И выпить за великую Победу.

 

И там, где всем навеки хватит места,

Где незачем и не с кем воевать,

Отцов увидят дети наконец-то,

А вдовы станут женами опять.

 

Обнимутся солдаты и матросы —

Медаль, звеня, ударит о медаль.

И будут петь Шульженко и Утесов,

А Шостакович сядет за рояль.

 

И где-то там в рубахе деревенской,

Как на портрете — и плечист, и юн, —

Сидит мой дед, пропавший под Смоленском,

И обнимает бабушку мою.

 

Ее — того родного человека,

Что, в смерть не веря, в стареньком дому

Ждала его, ждала его полвека,

Не отдавая сердце никому.

 

Идут солдаты в небо тропкой узкой

И будто входят в свой родимый дом:

А ну-ка, где тут первый Белорусский,

Ну, где тут мой гвардейский батальон?

 

И тут же, сразу — все порасспросили:

Ну, что у нас? Какой теперь расклад?

А к ним прильнут: — Ну, как она, Россия?

А к ним прильнут: — Ну, как она, Москва?

 

Рассядутся за длинными столами,

И разольется песня, как река,

Аж колыхнется боевое знамя!

Но это будет после, а пока…

 

Задумавшись, в нетягостном молчанье,

На облако присев, как на топчан,

Дымят махрой и ждут однополчане

Оставшихся своих однополчан.