Стихи

Стихи

Бабушке

 

Незаметно, тихо и легко

на огне вскипает молоко,

шапкой пенной вылезает на плиту,

пока строчку я за строчкою плету.

С детства пенки ненавижу в молоке,

но люблю купаться в ледяной реке

с тех же лет… И до сих пор болеть

горло не отвыкло — значит, медь

меда с маслом добавляю я в питье:

это лучшее лекарство не мое —

это бабушка прохладною рукой

приносила мне к постели, и покой

разливался, вытесняя жар и боль,

когда лба она касалась: «спи, родной»…

И как прежде, от весны до октября

нагревается и стынет вновь земля,

чтоб укрыться белой пенкою снегов.

А под нею — ни дорог, ни дураков.

Там, под нею — наши судьбы. Глубина

промерзает. Но у самого у дна

наша память негасимая живет,

что весною в нас опять растопит лед.

 

 

* * *

 

Каждый сам себе раб и творец судьбы. Утешать не нужно, даже под звук трубы

Все равно всему на свете придет конец. Даже стены рухнут любые. Надев венец,

Человек сидит, глядит на сакуры лепестки, а в руках у него катана, мысли его легки.

Вот сейчас он встанет, перешагнет порог… То, что будет дальше, прячется между строк.

Он герой, возможно, в глазах у своих детей, он срубает головы ловко чужих людей —

Красоту летящих по ветру пустых голов, может быть, оценит его кровожадный бог.

Человек не думает, человека несет река. Замерзает совесть, становится, что шуга.

А на землю спускается черная немота. Лишь вода качает белые пятна льда.

 

 

Сны

 

1.

Я парю над домами в свете

бесконечной рекламной лжи.

Лучше быть одному, чем третьим,

лучше быть, чем совсем не жить.

В облаках растворился сразу

и выписываю виражи.

Резким криком, взрывая разум,

переругиваются стрижи.

А внизу подо мною улей

площадей и домовых сот,

и, подобно китайским кули,

мельтешит на земле народ.

Потягаться мне с Ариэлем? —

пусть не птица, не лайнер ТУ, —

кружит небо не хуже хмеля,

я летаю — и значит, верю,

если верю — значит, расту.

 

2.

Сказка не скажется, если рассказчик пуст,

лишь чернота ночная переполняет сны,

ширится вакуум — не размыкая уст,

мы растворяемся в тяжести той волны.

Грех бездуховности многим уже не грех,

в мире реальности лишь выгода на щите.

В поисках знания колем крутой орех,

только в итоге что же — не то, не те.

Мы на конвейере лжи винтиками лежим

и ожидаем молча гаечек поворот —

кто-то ключом здесь не гаечным ворожит,

а разводным разводит нас всех, урод.

Вот бы проснуться разом, заново все начать,

не уступив ни йоты чистой своей души!..

Горе-сказочник силится что-то свое мычать,

да только не слышим — вечно спешим, спешим.