Журнальный мир

* * *
какое-нибудь темное барокко
перерастающее в рококо
по веткам тихо прыгает сорока
жирнеет снег как птичье молоко

куда спешишь сорока-белобока
и как там каша мерзлая твоя
кому дала осталось тех немного
теперь сидим без хлеба и огня

погода здесь типа «займи и выпей»
дома растут в тумане нежилом
присох к газете «Труд» скелетик рыбий
и трудно жить на шаре голубом

* * *
Он сходит в него как ребёнок
Со страхом и любопытством
Он первый его насельник

Еще никого здесь нет
Пахнет стройматериалами
Только не разреветься

А это что за лестница
Понял, а почему наверх
Понял, больше вопросов не будет

Верх и низ здесь одно и то же
Правое левое одно и то же
Все здесь одно и то же

А можно задать последний?
Понятно но всё-таки задам
А Еву приведут сюда тоже?

В принципе он уже забыл
Кто такая была Ева
Но имя пока осталось

И немного тревожит
Как укол от кактуса
И ещё этот запах

Господи! начинает он свою последнюю песнь
Зачем оно так сложилось
Зачем в начале был Эдем

Зачем потом нас выгнали
Как из бизнес-класса в эконом
Я ничего не понял

И только наладилась жизнь
Вышел на пенсию стал нянчить внуков
Приручать дикую кошку

И теперь вдруг сюда Господи
Как трясется лестница
И всё жарче

Последний вопрос не знаю кому
Он садится на корточки и нюхает свои колени
Что мне теперь делать?

«Жди Иисуса», – отвечает знакомый голос.
«А он скоро придёт?» Молчанье.
Понял, буду ждать Иисуса…
Буду ждать Иисуса…

* * *
она могла обойтись без мужчины
но спать без него не могла
ей нужно было тепло дыханье
музыка мужского тела

в детстве спала с младшим братом
хотя он страдал недержаньем
ей было важно дыханье тепло
музыка при засыпании

когда его забирали устраивала истерики
ночью выкрадывала его из постели
клала рядом тогда засыпала
утром сама вывешивала мокрое одеяло

потом брат стал просыпаться сухим
потом вообще женился
и снова бессонницы страхи и
боль до утра в пояснице

тогда стала спать с больным отцом
объясняя необходимостью ухода
каждую ночь 20-граммовым шприцом
протыкала родную кожу

засыпала рядом он гнал её прочь
она всё равно засыпала
ей нужна была музыка дыханье тепло
табачный запах его одеяла

когда отец умер остались вдвоём
мать и она – спала никак
взяла из детдома назвала Игорьком
клала на ночь с собой Игорька

друзьям говорила: личная жизнь
это просто тепло и дыханье
остальное как рыбий жир
вызывает бээ содроганье

а сыну на ночь пела: бай-бай
медленнее мальчик мой вырастай
спи со мной рядом в мороз и жару
когда ты уйдёшь от меня я умру

* * *
Горя нет. Есть радость. Она не знает границ.
Загорается радуга на кончиках мокрых ресниц.
Загорается радуга над крышами мокрых больниц.

И веселые птицы глотают её семицветный свет.
Это для них как завтрак, а может даже обед.
Потому что есть радость. Только радость. А горя нет.

* * *
кричала когда родилась едва
кричала отчим когда отшлёпал
кричала когда получила два
впервые и билась затылком об пол

кричала зачинала когда Витька
кричала его же когда рожала
кричала не стало когда молока
и он ей сосцы изжевал в мочало

кричала когда схватил гнойный бронхит
кричала когда он посеял тетради
кричала наткнувшись на презерватив
выметая из-под его кровати

молчала когда он ушел Витёк
сперва в армию а потом к этой
молчала когда отматывал срок
на свиданья жарила ему котлеты

молчала когда пустила балда
Витькова друга на день сначала
молчала к ней ночью полез когда
и вынес мобильник потом молчала

потому что жизнь – молчанье и крик
крик и снова молчанье
перед смертью мастер её постриг
красиво как на венчанье

* * *
О Боже качаются ветви
О Боже блеснёт вдалеке
О Боже вдруг выскочил заяц
О Боже и скрылся в листве

О Боже но пчёлы и осы
О Боже рассыпан имбирь
О Боже потрогаешь сосны
О Боже и дивен Твой мир

* * *
он любил её как
любят собак
гладил дрессировал
иногда целовал

швырял апельсин
кричал принеси

а она его любила
как мать-одиночка
сына-дебила
надевала носочки

покупала фарш
пеленала в шарф

когда они вдвоём
сквозь микрорайон
одним казалось идёт
дед с дворняжкой
другим наоборот
шкет с мамашкой

так и жили
в конце концов
она поставила его на ноги
и он сдал её в собачий ящик

* * *
спит Адам – над ним как эфа
поднимается Ева

Адам речет она проснись
я уже сотворена пора женись

не открывая глаз
Адам говорит сейчас
переворачивается на другой бок

а вокруг райский сад – снималось в гаграх –
лев с ягненком лежат занимаясь чем-то
Ева ходит взад-вперед застывая в кадрах
раннего кватроченто

Адам не прерывая сна
говорит жена?
накрывается подушкой

и так хорошо что заплакать и слёзы
по траве так вот так растереть моргая
но поют цветы сирины стрекозы
и змея нет ещё не та а другая

Адам поднимает голову
видит себя голого
кто с ним не понимает
засыпает

* * *
свет опускается в лужу
она его обтекает губами коленями
прячет в углу телевизор квадратную тушу
сам себя смотрит – и видит просторы с оленями

если в них бросить камень пойдут круги
только кто без греха? истекая миром
свет опускается ниже – ешь и не лги
тише идет сканирование

возле мусорных обелисков часовые бомжи
лица наполнены солнцем – значит дошел он
свет – выйдешь из лужи горячий тяжелый
если тебе что-то нужно – не бойся скажи

* * *
зло нависло крылом
…поделом…
…поделом…

зло проходит двором
…поделом…
…поделом…

поднимается в дом
в темном лифте пустом

и сидит за столом
…поделом…
…поделом…

и стучит топором
…поделом…
…поделом…

поделом!

…только вдруг
прекращается стук

растворяется зло

…отлегло…

…отлегло…

тбилиси

улица имени неизвестно кого
серых камней волшебство
серых камней волшебство и еще
две-три пеленки
всё

выйду на улицу гляну на село
медленно кружится шар голубой

в воздухе больно плывёт голова
жизнь многослойна как пахлава

* * *
жизнь исчезающее хороша
тянется лента душа шурша
проступают очертания улиц лиц
каких-то девиц

нет не кино а если кино
то непонятно где тут смешно
договориться что это сон
шёпот сырой зонт

или подняться шагнуть в экран
в поезд какой-то рвануть стоп-кран
но это не поезд а кухня зал
ты не узнал

этот вот тающий свет в окне
выстрел рождающий в тишине
что-то вроде кругов на воде
складок на простыне

как бы то ни было дальше жить
надо лекарство вставать и пить
кухня трясётся летит в окно
в горло течёт кино

* * *
я не зову её привык стерпелось
и видеть всё могу уже могу
достоинство что просит подаянье
и что там дальше тоже да угу

и даже больше потому что время
такое что глядишь и ничего
на глупость в маске мудреца пророка
видали что там и не одного

а если и зовешь её то не от-
того что видеть это невтерпёж
а что внутри вот здесь потрогай слышишь
распалось больно и не соберёшь

но но живешь в окне и куришь вдаль
и нет тебя чтобы оставить жаль

* * *
Птицы не хотят умирать
Какой холодный день
Вот она идет кормить птиц
Скорлупа ледяных облаков
Желток заката

Как бы это перевести? Как бы это
скопировать на холодную мову
засохшую мальву лета
торопливую трапезу ветра

горячие горячие живые
движенья птиц

она стоит и кормит
в платке
кругом вырастают и гаснут
хлеб в полете

небо покрывается трещинами (ветви)
улицы наполняются движением (фары)
птицы удлиняются (флейты!)
как бы это перевести
никак никак