Стихотворения
Стихотворения
ВЕНЕЦИАНСКОЕ
В Серебряном веке, коротком и ярком,
поэты любили в Венецию ездить
и с чашечкой кофе сидеть на Сан-Марко
и в небе полуночном трогать созвездья.
Венеция рядом с времён Сансовино:
крылатые львы и певцы-гондольеры.
Поэты пируют, поэты пьют вина,
поэтов ещё не ведут на галеры.
И Блоку покуда не снятся двенадцать,
и пуля не скоро убьёт Гумилёва.
Поэты ещё не отвыкли смеяться
и верят в могущество вещего слова.
Не пахнет войной голубая лагуна,
собор византийский с квадригой прекрасен,
ещё не задёрнули занавес гунны
и хмель венецийский ещё не опасен.
И можно до слёз любоваться Джорджоне
и долго бродить по Палаццо Дукале,
стихи посвящать беглым ветреным жёнам,
катать их в гондолах, купать в Гранд-Канале…
Поэты в Венеции пьют на пьяцетте,
война мировая вдали, как цунами.
Запомните лица их в огненном цвете!
Всё кончится с ними. Всё кончено с нами.
НОЧЬ
Ночь морозная, грузная, грозная,
полусны пограничные розданы,
догорает окурок в ночи,
заговаривай боль, не молчи…
Предают, привирают предания,
до свиданья, двойник, до свидания,
нет уже ни воды, ни вина,
я на ведьмином спуске одна…
На краю, на ветру, на ристалище,
в ритуальном прокуренном залище
херувимы хреново поют
про любовь, про последний приют…
Гарь такая, что рвётся дыхание
от убийственного полыхания,
никого не обнять, не спасти,
лишь зола золотая в горсти…
Не ищи меня в римах, лютециях
и в оврагах да прагах, венециях –
я уже далеко от земли,
огонёк дотлевает вдали…
Дряхлый мир, на крови обустроенный,
обветшавший до дыр, грубо скроенный;
беспробудно ваятель был пьян,
налепив, как блины, поселян…
Мы теряем, теряем, теряемся –
и уходим и не возвращаемся…
Равнодушно глядит Он с высот
на погромный программный исход…
ЛУНА И ГРОШ
Мы родились в двадцатом веке,
совки, поэточеловеки,
и пьём, не чокаясь, до дна
за участь, что на всех – одна…
Эпоха нас не закалила,
кровь ближних не опохмелила,
стоим на ледяном ветру
у края в чёрную дыру…
Повремени ещё, мгновенье,
покуда догорят поленья
всех наших помыслов и слов,
летучих золотых ослов…
Куда нас молодость водила,
каким залётным был водила!
Кто ляжет рядом – тот хорош,
вся наша жизнь – луна и грош…
Свеча горела, до упаду
плясали мы свою ламбаду
и гибли в долбаном бою
за рифму – родину свою…
В конце времён мы дали слово,
что сочиним многоголовый
молитвоблуд – наш пропуск в рай.
Пётр, кого хочешь, выбирай…
НА КРАЮ
Сирота – вот и найдено слово,
сирота среди мира пустого,
позади – разноцветный обман,
впереди – только чёрный туман…
На краю провороненной жизни,
в эпицентре бродячей отчизны
сердце реже и глуше стучит,
дней, часов не осталось почти…
Я тебя никогда не забуду…
и никто не увидит оттуда,
как моя погорелая жизнь
на промерзшей дороге лежит…
И не встать, и не выразить боли
в бесприютной сиротской юдоли,
не нащупать у пропасти дна…
пей до дна… жизнь одна… смерть одна…
Я – невидимый призрак, когда-то
сочинявший плохие баллады
о безмерной бессмертной любви
на ветру… на краю… на крови…
Я неслась по болотистым кочкам,
чья-то жёнка, любовница, дочка,
и летела сквозь небо звезда
в никогда, никому, никуда…
***
Последнее пристанище – стихи:
приют, надежда, гибель, воскресенье,
отмоленные, наконец, грехи
и чьё-то безымянное спасенье…
Я – каторжник, я – полупроводник,
такая вот сизифова работа:
услышать звон и записать в дневник
потерянные разумом частоты…
В такую ночь ты с Богом визави
и тет-а-тет передаёшь молитвы –
и храмы вырастают на крови,
и перемирье дольше длится в битвах…
И можно, наконец, уже уснуть
и видеть сны, по-гамлетовски, в лицах,
и все долги, и всю вину вернуть,
и вовремя с ушедшими проститься…
Почто живу и что такое жизнь,
кого люблю, когда уж нет любимых?
Какие на рассвете миражи
неузнанные проплывают мимо?
Мне снится мама в ледяном гробу…
Нет, это я – и сон всё длится, длится…
Кому повем свою тоску-журбу?
Я просыпаюсь… иней на ресницах…