Стихотворения

Стихотворения

Перевод с немецкого Евгения Витковского

Элизабет Ланггессер

(1899 – 1950)

Клингсор

I
Он порою ладонью к моей щеке
прикоснется, и станет тепло.
Словно ветер, придет, пропадет вдалеке,
только напишет на зыбком песке:
«Кондвирамур, тяжело!»

Бывает, что лето подходит к концу,
медный замок вдали встает;
но подсолнухи-стражи, лицом к лицу,
оберегают дорогу к дворцу,
замкнувшему створки ворот.

Меж георгинов и темной листвы –
путь: горящая полоса.
Что же, феи, со мною наделали вы:
что за шум мне мерещится – звон тетивы
иль волшебного колеса?

Парсифаль, неужели потерян твой след,
неужели забыт, как назло?
Машут крыльями окна и множится свет,
но зеркальная мощь возрастает в ответ…
Кондвирамур, тяжело!

II
Замок мой маленький гордость хранит:
целься, вращаясь, в надир и в зенит,
ярче сияй на орбите;
ну-ка, к работе,
духи без плоти:
льните друг к другу,
мчитесь по кругу,
пряжу труда берегите!

Древним созвездьям тесны небеса:
вижу Большого и Малого Пса
полные магией взгляды.
Ранее срока
чахнет осока –
блещет звериной
песьей уриной,
но убегают Плеяды.

Бремя страдания не упусти:
кольник с метелицей в жгут заплети,
истину вызнаешь скоро,
нынче – в скарлатных
жабах отвратных,
завтра же – в юных
золоторунных
пленницах стада Клингсора.

III
Распускается лилея,
рвется в жизнь и в рост,
ослепительно светлея,
то робея, то смелея,
пенится врасхлест.

Небосвод угрюм и хмур, –
не страшись, Кондвирамур!

Пусть сорняк гнилые остья
тянет от земли;
жертвам лжи, обмана, злости –
башня из слоновой кости
светится вдали.

Лес печален и понур, –
но смелей, Кондвирамур!

Шлемник с таволгою строго
восстают стеной.
Не слышна ли песня рога,
не намечена ль дорога
тропкой просяной?

Повторяй же, трубадур:
«Парсифаль, Кондвирамур!..»

 

Дафна, летний солнцеворот

I. «…UT ERUAM TE» *

Бога молитва не тронет,
бог распалился вконец.
Не через миг ли догонит,
в ноги беглянке уронит
руту и колкий волчец?

Спрятаться в зелени сада,
низкий забор одолев, –
в дикой листве винограда
есть для погони преграда:
львиный разинутый зев.

Яблоки зрелости ранней
юную грудь выдают, –
скройся от силы желаний:
есть меж Деметриных дланей
синий волшебный приют.

Верно ль, что дверца открыта?
Там ли мерцают крыла?
Здесь, только здесь и защита,
коль годовая орбита
год в этот миг привела.

Дни чередою горошин
сыплются: жидкий огонь –
зелен, прохладен, непрошен –
как подаяние брошен
зрелому лету в ладонь.

 

II. «JOANNES EST NOMEN EIUS» **

От врага избавясь,
в тот же самый миг
в воздухе, как завязь,
зреет звонкий клик:
не жалея блесток,
щедро, без числа,
стая вилохвосток
вскинула крыла…

Стеблей светловласых
ноша так легка,
стражи в медных рясах –
слуги старика,
чье жилье – пшеница;
о Мелхиседек!
Превращенье длится,
завершен побег.

Между изобильем
и бесплодьем рощ
к ласточкиным крыльям
приливает мощь:
крепнет неуклонно
яростный порыв,
очи Аполлона
перьями закрыв.

 

III. «…ET ERIT GAUDIUM TIBI» ***

Трижды Дафной бог отвержен,
клич гремит в груди:
спящий в каждой розе стержень,
тот, что был доселе сдержан,
ныне – в рост иди!

Трижды звук плывет во тьму
в пылевом дому.

Дрожь металась в доме пыли,
как в живой горсти,
клики счастья вдаль поплыли,
ибо нынче им по силе
эхом в жизнь войти.

Эхо в пылевом дому –
но к чему, к чему?

Рвутся птицы-нелюдимки
дымкой в небосклон;
прикасанья к невидимке,
полувздоха, легкой дымки
алчет Аполлон.

Дымкой греза льнет к нему
в пылевом дому.

* …чтобы избавлять тебя. – Иер 1:8.
** Иоанн имя ему. – Лук 1:63.
*** И будет тебе радость. – Лук 1:14.

 

Поль Хенкес

(1898–1984)

* * *
В прошлом цель была у вас благая:
жить, священный факел сберегая,
где частица вечности цвела,
но властитель, пьян своею силой,
не прельстился искоркою хилой
и огнище вытоптал дотла.

Вы теперь – жрецы пустого храма,
мнетесь у треножников, упрямо
вороша остылую золу,
на бокал пустой косясь несыто,
слушая, как фавновы копыта
пляску длят в ликующем пылу.

Мчится праздник, всякий стыд отринув…
Так лакайте из чужих кувшинов,
дилетанты, уж в который раз –
каплям уворованным, немногим
радуйтесь – и дайте козлоногим
в пляске показать высокий класс!

Посягнув на творческие бездны,
мните, что и вам небесполезны
миги воспаренья к небесам, –
зная пользу интересов шкурных,
в гриме вы стоите на котурнах
и бросаете подачки псам.

Вы стоите, сладко завывая,
плоть же ваша, некогда живая,
делается деревом столпа –
тумбой, чуть пониже, чуть повыше;
и на вас расклеены афиши,
коими любуется толпа.

Не пытаясь вырваться из фальши,
вы предполагаете и дальше
сеять в мире лживую мечту –
что ни день смелея и наглея,
прикрывая при посредстве клея
вашей нищей жизни наготу.

 

* * *
Сброд хихикает и зубоскалит
и глаза сквозь щели масок пялит:
что-то воздух слишком чист вокруг.
Полубог, не вычистив конюшен,
вдруг становится неравнодушен
к. прялке женской – и ему каюк.

Клык уже наточен вурдалачий,
книги изувечены, тем паче
что и время книг давно прошло!
Сквозь ячейки полусгнивших мрежей
рвут венок, еще покуда свежий,
увенчавший мертвое чело.

Живодерни, свалки – в лихорадке,
чудеса, виденья – все в достатке,
есть жратва для волка, для свиньи.
Нет у мертвых на защиту силы,
и они выходят из могилы,
чтоб живым отдать кресты свои.

 

* * *
Терпишь ты, чтоб человечья сволочь
на тебя лила то яд, то щелочь –
новый жрец у старых алтарей, –
в тайных клеймах огненного знака
ты, Земля, становишься, однако,
только терпеливей и мудрей.

Отдавать приказы – наше дело:
вот машина тяжко загудела,
сотворить, отштамповать, спеша,
чашку, плошку, миску или блюдо –
но иного, дивного сосуда
втайне алчет жадная душа.

Но следишь ты, чтоб железный коготь
тайн твоих не смел вовеки трогать,
ты караешь нерадивых слуг,
в грубом коме проступает личность,
глина признает души первичность,
и покорствует гончарный круг.

Мощь бойцов, чьей жизни песнь допета,
слезы страсти, от начала света
почву орошавшие твою,
девушек тоскующие взоры –
все вместится в контуры амфоры,
дивно возвратится к бытию,

чтобы даже нищие могли бы
хлеба досыта вкусить и рыбы,
и вина любви испить могли,
чтоб святыней стал кувшин невзрачный,
воссиял бы в лаврах полог брачный
в миг слиянья неба и земли.

 

 

Зигфрид Фегер

(1901–1989)

Снежная мышь

Едва ли в Альпах жить благорассудно,
…..И все же вы избрали путь сюда:
…..Здесь велики ветра и холода,
Дышать непросто и кормиться трудно!..

«Проходит за эпохою эпоха,
…..Сугробы прячут нас от чуждых глаз;
…..Коль скоро летом сделаешь запас –
То зиму проживешь совсем неплохо.

Осокой, камнеломкой, горечавкой
…..Набором полным сладких клеверов
…..Прокормят Альпы: так что будь здоров!
Сиди весь год да корешками чавкай.

В разнообразье ощутив потребу,
…..Дождись-ка, и беги на сырный дух:
…..Поскольку отлучившийся пастух
Не жаден к пирогу, тем паче – к хлебу».

«А хищникам известна ль к вам дорога?»
…..«Да что вы, здесь любой бы мигом сдох!
…..Найдете разве что ледовых блох,
Да вот еще орлов… Но их немного».

«Но ваш портрет – надеюсь неослабно –
Я напишу средь исполинских гор?»
«Большой портрет альпийской мыши? Вздор:
Сие смешно, сие – разномасштабно!»

 

Осень в Валорше*

Осенней краской окроплен
…..Клен посреди зеленых елей;
Но сгинет ельник, сгинет клен
…..С приходом первых же метелей.

Газету на альпийский луг
…..Забросило. Весь мир в дремоте.
Смерть над горами, смерть вокруг.
…..Смерть на дороге, смерть в полете.

Копыта след и стар, и сух,
…..Ночь все длинней, день все короче;
Кто вскрикнул? Птица или дух?
…..Иль это просто свист сурочий?

Потом зима пойдет в разгул:
…..Что ж, ночь проспать – отнюдь не плохо.
Туман завесы натянул
…..От Фюркле вплоть до Маттлерйоха**.

* Долина в Лихтенштейнских Альпах .
** Вершины в Лихтенштейне возле австрийской границы: Фюркле [1785 м.] и Маттлерйох [1867].

 

Зима на Наафкопфе

Ужели здесь и вправду было лето?..
…..В снегах и кряжи-то видны с трудом.
…..Столб водопада скрылся подо льдом
Альпийский луг забыл о днях расцвета.

Тирлич-трава, иначе – вероника,
…..Вся высохла: и до весны сурок,
…..Душистым сеном обеспечен впрок:
Все спать хотят – от мала до велика.

Спят грызуны: как сладок промежуток
…..Отдохновенья от альпийской мглы;
…..Им не грозят ни совы, ни орлы,
И уж совсем не важно время суток.

На севере светлеет склон Шварцхорна,
…..На ледники ложится синева.
…..Придет весна, взойдет тирлич-трава,
Для грызунов опять созреют зерна.

* Наафкопф – гора, входящая в состав Горного хребта Ретикон. Расположена на границе со Швейцарией, Австрией и Лихтенштейном. Высота – 2570 метров [если точно, то в Швейцарии, невдалеке от южной границы Лихтенштейна] Шварцхорн (здесь) – горный пик в кантоне Граубюнден (свяше 3 тысяч метров.

 

Компенсация

Закрыт молочный луг для тёлок:
…..Ушел на фабрику пастух:
…..Здесь – пропадешь ни за понюх,
А там – ученья срок недолог.

Наверное, погода виновата:
…..Но пять коров за лето – нет как нет.
…..Тогда инспектор наложил запрет
На здешний выпас: чай, дороговато!

У стариков – извечные тревоги:
…..Сколь ни живи – а бедам нет числа.
…..Сорвется ствол, иль упадет скала –
Для человека здесь конец дороги.

Развалины стоят взамен конюшен,
…..То оползень, то грязевой поток,
…..То снег всю зиму, и такой итог,
Что путь на пастбище вконец разрушен.

Закрыт молочный луг для тёлок:
…..От человека только вред.
…..А хижины пастушьей след –
Уж он-то и совсем недолог.

 

В последний миг

В повторах мы не чувствуем вины:
…..Проклятый круг, а в нем – за веком век:
…..Приходит осень, расстилая снег –
По образу могильной пелены.

Великой тишиной полны снега,
…..И спит под ними странная толпа:
…..Трава и камень, бревна и щепа –
И этот сон нарушит лишь пурга.

Ко встрече с ней альпийский луг привык;
…..Он тоже спит за горною грядой.
…..И только серны темною чредой
Промчатся по нему в последний миг.

 

Примечание:
Витковский Евгений Владимирович – росиийский писатель-фантаст, литературовед, поэт, перводчик. Переводил Рембо, Валери, Китса, Рильке, Камоэнса. Пессоа и др. Составитель антологий «Семь веков французской поэзии и семь веков английской поэзии» (1999 и 2007). 35 лет работал над переводами стихотворений Теодора Крамера, собранных в итоге в книгу – Т. Крамер, «Зеленый дом». В 2003 г. создал сайт «Век первода», на форуме которого ведутся занятия поэтическим перводом. Лауреат нескольких литературных премий, эксперт Союза Переводчиков России, член Союза писателей с 1983 года. Живёт в Москве.