Стихотворения

Стихотворения

Перевод с норвежского Александра Панова

В настоящую подборку включены стихотворения из второго поэтического сборника автора – «Игра и молния» (Leiken og lynet), увидевшего свет в 1947 году.

 

Гагары летят на север

Высоко, точками под облаками,
одиноки, хотя их двое,
летят на север гагары
и исчезают.

Только холодный вскрик
доносится сверху –
туда, где мы застыли
в диком смятении.

Но, скрывшись из виду,
они ринутся вниз
в студёное озеро,
где, проснувшись, раскрылось тепло.

И мы радостно слышим
одинокое буйное сердце,
что в бескрайней свободе
всё же отыщет нас.

 

Весенний дух

Сырое дыхание подвалов –

Всё околдовано
духом весны?
Поневоле смеётся сердце,
и видят глаза, верь – не верь:

Эти ивы, знакомые с детства –
нынче венчают громадные кроны,
кроны кружат, сотканы из аромата,
одни над другими,
– крона листвы, различимая глазом живых,
это только ядро.

Иссиня-серый туман
над полями в дурмане.
Волны над тонущими домами.
И чернозём, спрятанный в солнечной дымке,
пронзаемой пением птиц,
как сито в сиянии – каждое утро.

Бурёнки на склоне холма
блуждают туда и сюда
в дивном невинном покое,
хрипло мычат,
а над ними растут купола –
тёплый запах скотины.

А юные люди
в летучих сферах фантазий,
что сладостней ивовых крон,
спешат на свидание с чудесным.
И аромат
тела, волос, льна и грёз,
является, тает
в эти мгновения,
когда никому не до сна.

 

Слово об осени

Вот и пришёл
сентябрь.
Настал лучистый сентябрь.
Тихо и ясно в горах
и в вышине.

Ясная бездна пространства
отправилась в путь,
и в её глубине
часы сентября прозвонили
к тяжёлым трудам.

Мы шли на землю.
На землю для всех.
Стеснялись
назвать её тем,
чем она нам была.

Мы страшно потели
на солнце.
Земля нам сказала по-братски:
«Ты и я» –
мы не могли дать ответ.

 

Поздний час во дворе

Тёмный, туманный, дождливый
сентябрьский вечер,
и свет фонаря во дворе окружён, он сражался за жизнь,
но отступил, в бессилии сдвинул границы,
и стало словно в громадном разбойничьем логове
из детской книжки.

Навсегда он останется просто знакомым двором,
где мерцает трава, когда поздно приходишь,
в раме домов, – в этот час их едва разглядишь,
но о них знаешь всё.
Тяжёлы, как предчувствия, стали
те же дома, – деревянные, добрые днём.

Славно спится за деревом стен.
Стоя в сыром дворе, понимаешь, о чём говоришь.
Ниоткуда не слышно ни звука,
сейчас здесь, внутри, сон бездонный.
Малыши и большие лежат, погрузившись
в уставший от лета сон осени.

 

Среди синих теней

Высокий осинник,
но ни движения
в застывшей листве –
так тихо здесь стало.
Низкий кустарник –
и тот шелохнуться
не смеет,
когда старший брат,
что шелестит в вышине,
смущённо застыл или просто устал.

Так тихо здесь стало.
Но вот
человек появился,
страдая от ран,
причинённых недобрым словом –
острым, разящим,
будто удар топора
или хребты западных гор
после заката
– совсем, как теперь.

Как далеко ты колышешься, луг!
Множество мыслей смешалось
– не думай о ней.
Нынче сюда опускаются синие тени.
Птицы умолкли.
Тени являются с миром.
И среди них
больше не знаешь,
значит ли что-нибудь то,
от чего ты страдал.

 

Мгновение марта

Как лето за вырезом
платья из ситца,
снежный пригорок на солнце
искрится –

Как то, чего парни
коснуться не смели,
но видели в снах,
и глотки немели.

 

Мы с тобой в полном покое

В вечер дождливый
пылающим летом –
что-то случилось.
И пробуждаются к жизни
опалённые
листья манжеток.
Небо, земля –
что есть одно и другое?
Они наполняют друг друга.
В этот час,
у такого потока добра.

Аромат, что не постичь за все годы учения.
Он здесь –
у моей щеки.
И пока сгущаются сумерки с влажным туманом,
черты на воде пропадают, словно дороги,
по которым уходят в конце.
И прибрежное дерево деревом быть перестало,
но мы с тобой в полном покое.
И берег – граница земли и воды –
исчезает.

 

Мёртвое озеро

Раньше здесь
озеро было, –
ленивые волны,
согретые солнцем,
возле колен.
Наш сладостный плен.

А нынче – гляди –
ледяная равнина.
Ни точка не двинется с места.
Вот и я неподвижно стою
на побережье.
Вижу –

Никто не мешает уйти, далеко-далеко.
Крепчает мороз, трещит
по застывшим равнинам,
в застывшей душе.
Потому я и здесь.
Больше всего пугают
каменные черепа,
лежащие на берегу.

В беззвучной мольбе
они высятся из-подо льда
колдунами со дна.

Но не пускает,
держит
только надежда
на перемену погоды:
теплые
новые волны.

 

Возница

Снаружи:
Звон по морозу льётся, –
длинные брёвна везут.
С горки тяжёлой рысцой
мимо дома да вдаль.

То были звучные ноты:
брёвен распев
на мёрзлой дороге.
Зычная песнь о зиме
и работе мужской.

А внутри – тихо:
последняя в жизни минута
старого возчика леса.
Споро бежит секундная стрелка –
черта за чертой.

Пару секунд
он видит жену, как в тумане,
силится что-то подметить.
Хочет припомнить.
А чудо блекнет в ладонях:
много всего миновало с радужных пор.

И грянула песня снаружи –
привет
из знакомого мира.
Длинные тяжкие брёвна.
Песнь его силы мужицкой
суровой зимой.

 

Молния

Молния в чёрных тучах таится
в пронзительной спёртой тиши,
готовая хлынуть на землю
горящей змеёй.
Тот, кого она ранила в сердце,
о ней не расскажет:
одно попадание слепого луча
несёт одинокую смерть.

– – –

Да и не будь облаков, молния,
в пламя и синь облачившись, ждёт,
чтобы, мысль обогнав, рухнуть в белёсую
вечную явь.
Скрыты небесные ветви,
всегда наготове
в свет воплотиться,
вширь раздаваться,
землю разить.

Молния с облака словно бессильна, –
все её сполохи слепы.

 

Примечание:
Александр Панов, родился в Вологде в 1983 г., переводчик.