Стихотворения

Стихотворения

* * *
Всё повторяется – смоковница не плодоносит.
Времени не хватает. И не хватает труда.
И подступает сомненье. И наступает осень.
И нависает небо. На дереве ни плода.

И не хватает света. И между строк листопада –
Сколько еще мне осталось? Может, остался год.
И подступает трепет, что думает виноградарь:
Надо срубить смоковницу – зря лишь она растёт.

 

* * *
Пустили слух, что умер Бог. В восторге
Десятки независимых газет
Об этом пишут. И сказал Георгий
ИвАнов: «Хорошо, что Бога нет»

Забавно это модным менестрелям
И разным социальным докторам.
Нет больше Бога. В Бутове расстрелян.
И продан за границу, как уран.

Волнуются московские предместья,
Алтайский край, Владимирский централ.
Чего шумят?! Мы знаем, Бог воскреснет.
Он для того всегда и умирал.

 

Кожаное пальто

Когда я был студентом – как давно! –
Писал конспекты, часто пил вино

И модное хотел купить пальто.
Казалось мне, я без пальто никто,

Какой-то недалёкий обыватель.
Грустит никто! Никто лежит в кровати.

Одет никак. Точнее, как дурак.
Никто спешит, скучая, на филфак,

Когда кругом свобода и весна.
Где денег взять?! Мне премия нужна.

Литературная! Любая будет кстати.
Которой на пальто и джинсы хватит.

Хотя бы на пальто. Всё подойдёт!
Допью вино. Сдам наконец зачёт.

И напишу ещё одну главу,
Как без пальто на свете я живу.

Меня поймут, пройдёт немного лет,
Страна иль Нобелевский комитет.

Поймут-поймут…
Прошло почти лет сто.
Висит в прихожей модное пальто.

Его я надеваю и ношу
И премии у неба не прошу.

Не потому, что вовсе не нужна:
Проходит мода. И прошла весна.

 

* * *
Солнце споткнется о времени край, как об порог.
Март остаётся зимою. Сон не найдёт покой.
Вижу во сне, как падает птица, вянет цветок.
Вижу ночное небо и звёзды над головой.

И мать умерла. И умер отец. И умер сын.
Ляжет на память снег и на улицы путь кривой,
Чтобы понять, никого нет рядом – и я один.
Только ночное небо и звёзды над головой.

Время споткнётся о солнце – снова придёт весна.
Встанут отец и мать. И сын возвратится живой.
В это поверить сможет лишь память вечного сна.
Только ночное небо и звёзды над головой.

 

Владимир Кемецкий

Не жилось во Франции поэту,
Захотелось посмотреть на снег,
И уехал он в страну Советов,
Где так вольно дышит человек.

Где растёт на кочках тундры ягель
И где дышит почва, а не блажь.
И пошёл он по этапу в лагерь
За любовь к стране и шпионаж.

За любовь и странные оттенки
Той любви.
Поди предугадай,
Что тебя за них поставит к стенке
Трудовой народ, любимый край.

Не рыдала скудная природа,
Расстреляли – да и все дела,
Около Кирпичного завода
Воркута поэта погребла.

Замели январские метели
Узника и смыслов жизни путь.
Он совсем не думал о расстреле,
Не просил во Францию вернуть.

Не хотел судьбу менять – и умер…
В Воркуте живу который год –
Я бродил по тундре и подумал,
Глядя на заброшенный завод,

Что Россию власти не согнули,
Что никак не понимает власть:
Если честно до последней пули
Жизнь прошла, то значит, удалась.

Удалась, хоть гении ГУЛАГа
Не нашли в ней никакой цены.
Что же мы меняем честь на благо
И порой, как Франция, скучны?!

 

* * *
Мне ничего не надо от страны,
Я и жена привыкли ко всему.
Мои стихи…Кому они нужны?!
Да никому, пожалуй. Никому.

Зачем ищу слова, не зная сна,
Как костыли безногий инвалид?!
Привыкла ко всему и спит жена.
И, как страна, с ней рядом кошка спит.

 

* * *
Глухое раздражение времён,
Что от небесного не скрыться взора,
Что постигает каждый Вавилон
Безумие Навуходоносора –

Когда царят война и произвол,
Когда встают народы на народы,
Когда траву забвения, как вол,
Они жуют на пастбищах свободы.

Когда глядят на полную луну
Потеряно, испугано, устало,
Чтоб промычать забытую вину,
Не понимая, как начать сначала…

 

* * *
Смерть не верит слезам.
Как положено зверю.
А пути просчитала мои наперёд.
Но весной я не плачу.
И смерти не верю.
И в неё я не верю – весной.
Подождёт.

Всё вернётся…
Февраль хоть и хмур, да не долог.
Я в весеннее утро открою окно.
И услышу, что в сердце смеётся ребёнок.
Или в доме моём.
А иначе и быть не должно.

 

Наводнение в Бангладеш

Что нам ближние люди?! Томимся в тоске,
О любви говорим непонятно и грустно.
Человек просит помощи, тонет в реке,
А у нас на устах: «Как сказал Заратустра…».

Помоги, если можешь, а то и утешь,
Полюби, если можешь, без всяких резонов.
И не мучай других: – Как дела в Бангладеш?
Сколько там утонуло от южных муссонов?

Каждый год то же самое – снова ко дну
Чьи-то судьбы идут вместе с рисом и просом.
Жизнь течёт, человек в ней от слов утонул,
Захлебнулся он в ней от дежурных вопросов.

Только что нам течение жизни и рек?!
О себе сочиняем красивые сказки,
И любовь умирает – и с ней человек.
А у нас на устах: «Как сказал Станиславский…»

Он сказал: – Я не верю!
Как можно ни с кем
Не делиться внезапной сердечною раной?
Человек просит помощи – тонет в тоске
От того, что в дождях тонут души и страны.

 

Из книги Иова

похули Бога, и умри.
Иов. 2, 9

Чищу черепицей тела язвы,
Соскребаю верой тьму внутри.
А жену мне слушать стоит разве?!
Похули ты Бога, и умри –

Так мне говорит она от горя,
С ветром, что приносят декабри,
С жизнью, что не получилась, споря:
Похули ты Бога, и умри –

Но счищает язвы черепица,
И от тьмы пока не изнемог.
Ничего со мною не случится.
Всё уже случилось…
С нами Бог.

 

Божий человек

На северном просторе,
Где каждый день зима,
С себя он сбросил горе
От гордого ума.

Он может спать в трущобе,
Раздеться догола,
Оставил он в сугробе
Разумные дела.

Нет больше ни полушки
За странною душой.
Расстроились в психушке –
Неизлечим больной.

Такому по природе
Помочь нельзя уже.
Он чокнулся – юродив,
Безумен…и блажен.

Не соблюдает правил,
Чужие знает сны,
Молитвою избавил
От ядерной войны,

От сбоя генотипа,
От уличной пивной,
От мирового гриппа
И язвы моровой

И всем сказал: –
Молитесь!
Молитесь посильней!
От яростных событий
И от трагичных дней.

Иначе возвратится
Великая беда,
Молитесь, психбольница,
Сбербанк и Минтруда.

Не то увидим вскоре,
Что мир ревнив весьма
К живущим на просторе,
Где каждый день зима.

 

* * *
Прочтут стихи, что ничего не значат,
И некролог,
И кто-то нерешительно заплачет
В цветной платок.

И вытирая чувственные слезы
И сняв берет,
Начнет рассказ высокопарной прозой,
Что жил поэт.

Я это «жил» услышу, напрягая
Посмертный слух.
И я воскликну, что душа живая,
Что жив мой дух.

Что вижу вас – всех, кто пришел проститься –
Простить меня.
Но зря, друзья, унылы ваши лица,
Не умер я.

Не умер я, поверь мне, брат мой лирик,
Что я живой!
Поверь мне, завсегдатай поликлиник
И сын пивной.

Оставим несчастливые глаголы –
Слова, слова…
Я вижу вас! – воротники, подолы
И рукава.

Я вижу вас! – носы, усы, бородки,
Разрезы глаз
И складки губ. Как явственно и четко
Я вижу вас!

И так милы мне чувственные слезы,
И мил сюжет,
Изложенный высокопарной прозой,
Что жил поэт.

Касаюсь плеч и трогаю за руки,
И в этот час
Осознаю всю трогательность муки,
Что вижу вас.

Осознаю, никто мне не ответит,
Вздохнув: «Привет!» –
Когда я рядом с вами, словно ветер.
И словно свет.