Журнальный мир

Мусорные мысли

У мусора обнаруживается душа,
Когда на свалку является ветерок,
Горы зловонные вороша.
Спрашивается, кто же не предостерег,
Что жизнь вещей кончается так –
Бутылки, пакеты, но это пусть,
Но вон стоит железный как танк,
Трактор по имени «Белорусь».

Мы на свалке – тлетворный дух,
Здесь всегда, лет, наверное, сто,
Замысел демиурга почти потух
Все формы обращаются тут в ничто.
Здесь энтропия правит бал,
Время тянет гнилую нить,
Если брат ты сюда попал,
Вечно будешь здесь временить.

Очень сложный, густой замес
Всех элементов, и всех стихий,
Все соки жизни отчего замест
Вони и грязи должны быть стихи.
Цветущая сложность и падший люд,
По сути свалка – творенья венец,
Живущие здесь на себя плюют,
И свободны полностью, наконец.

Свалка есть свалка, сюда самосвал
Входит как галеон, от волны к волне,
Чайки толпой поднимают гвалт,
Приписаны к свалке, как вороны к войне.
А вообще символизируют океан
Бывшего бытия, отживших свое тел,
Дух тлетворный пьянит и пьян
И дышит там, где, подлец, захотел.

* * *
Лектор по гражданской обороне
Очень по-военному одет,
Если что, себя он не уронит,
Очень желчный и смешливый дед.

Курит в перерыве папиросы,
Выйдя из подъезда, на ветру,
Если задают ему вопросы,
Отвечает, хлопнув по бедру,
Где висела шашка, очевидно,
Или может даже кобура:
«По вопросу вашему мне видно,
Все что я сказал, для вас мура.
Враг заморский козней нам не строит,
И не хочет с нами воевать,
В случае чего он нас не тронет,
Для чего же нам переживать.
Открывай решительно объятья
И ракетный убирай забор,
Что тут скажешь, все народы братья!
А меж братьев не опасен спор.
От Москвы до самых до окраин
Ждем гостей в своем большом дому…
Только помнится заметил Каин –
Я не сторож брату своему».

* * *
Сатана родился в понедельник,
когда свет был отделен от тьмы.
Анархистский он напялил тельник,
И смутил нестойкие умы.

Ангелы рванули к нему тучей,
Что он им такое обещал?
Просто многим нужен был свой дуче,
А кого-то он и застращал.

День второй был, а потом и пятый,
Был седьмой, затем само пошло,
И с тех пор он гордый, но проклятый
Концентрирует вселенной этой зло.

Почему он вечно интересен?
Да, в душе ведь каждый – бунтовщик,
Добрый ангел, он, конечно, пресен,
и не носит черные плащи.

Дьявол он пластичен и с загадкой,
Как фонтан он бьет из мрачных недр,
словно домовой сидит за кадкой,
Вместе с тем, громаден будто кедр.

Симпатичен, как продукт Гознака
Отвратителен, как африканский гриф.
Пишет он стихи? Да, но, однако,
Не выносит совершенно рифм.

* * *
Какие могут быть сомнения!
Бог есть, и видит нас насквозь,
Мы тихо просим снисхождения,
Так уж от века повелось.

И вот допущены к причастию,
Как дети радуемся мы,
Но все-таки какой-то частью,
Остались мы внутри тюрьмы

Неистребляемых вопросов:
А вдруг? А если Бога нет?
И просыпается философ
Внутри и мечется поэт.

Не находя простой опоры,
Не зная веры и страны,
Мы все в метафоры и споры
Мучительно погружены.

Меж тем, рецепт спасенья ясен –
Молись, хотя который век
Без силлогизмов и без басен
Прожить не может человек.

* * *
Я буду долго гнать велосипед,
Он не уйдет, продолжит сволочь сниться,
Такой он уж навязчивый предмет,
Вот наяву он мог бы пригодиться.

Я б оседлал его и все, привет!
Погнал в поля, где и цветы, и травы,
Для милой бы нарвал большой букет,
У нас в селе такие, в общем, нравы.

Она мне скажет, что цветочки – класс!
Но лучше бы, платок или сережки.
И я уйду, не поднимая глаз,
В кармане не бывало больше трешки.

* * *
Молодость проходит очень быстро,
Старость пролетит еще быстрей,
Жалуясь, кряхтя, но в темпе твиста,
Все, мы воспаряем в эмпирей.

Почему тогда грызет досада,
Ты ведь попадешь куда хотел,
Предназначен был с времен детсада,
Только не свисти, что много дел
Не доделал, все они известны,
И не стоят, в общем, ни черта,
Просто холодом разит из бездны,
И желательно, чтобы черта
За которой ждет покой и воля,
Пролегала где-то вдалеке.
Побреду к ней с фляжкой алкоголя
В одиночестве и налегке.

* * *
Бог сочинил самый лучший устав
И ввел превосходный порядок,
Потом от занятий огромных устав,
Он лег отдыхать между грядок.

Сначала мир стройно и радостно рос,
Тот век золотым мы назвали,
Шипов было меньше, чем всяческих роз,
И ангелы почивали.

Потом новый век засиял на дворе,
Он холодом души нам выел,
И даже деревья стоят в серебре,
И только стихи золотые.

Затем загремел и кровавый металл,
И век разразился железный,
Тогда человек уже возроптал,
Конечно, два шага до бездны.

Проснись, полюбуйся отравленным днем,
Суровым стань вновь и упертым,
А то мы, наверное, скоро заснем,
Сном вечным, а главное мертвым.

* * *
Очередной каприз природы,
Тепло, а время для дождя,
«Там» кто-то перепутал коды
Машину времени крутя.

И все-таки мне мысль приятна –
Не всё везде предрешено,
И лето можно взять обратно,
Когда закончится оно.

Вторая может быть попытка,
И в целом, общем, так сказать,
Мир заново быть может выткан,
Тем, кто горазд миры вязать.

Один вопрос – а это надо ль?
Конечно, как не помечтать.
Мне кажется, что даже падаль
Желает снова зеброй стать.

* * *
Опять гляжу в толпу созвездий.
Такая ширь, такая мощь
Пылают над моим предместьем,
Уже остыл вечерний борщ,
И стынет рюмка, я взираю
не в силах взгляда отвести.
Мысль не банальная, сырая
Пытается в мозгу цвести:
А в небе все так живо, густо,
А я там кто? А я там, где?
Я со своим моральным чувством
Не нужен этой красоте!

* * *
Зачем от всяческих иллюзий
Освобождает жизнь меня,
Вот начитался я Маркузе,
И сколько нервного огня
Ушло задаром и без мазы,
Хоть опускайся до газет;
Расстраивают Хабермасы,
Юлят Ортега и Гассет.
Одно немеряное горе,
И мир неумолимо сер,
Не говорю о Кьеркегоре,
Не говорю, что Хайдеггер
Нам доказал – прямой дорогой
Идем; там смерть нас ждет давно,
И утешенья кроме Бога
Еще не изобретено.

* * *
Дождь льется тихий словно лирика,
Он длится долго, испокон.
И капель мокрая эмпирика
Забрызгала глаза окон.
Сочится время, ощущается
Что время с вечностью вась вась,
И кошка тихо умывается,
Стараясь лапой в глаз попасть.
Намыла гостя; в гости то еще,
Придет оно по кличке Кать,
Четырехлетнее чудовище
За хвост чтоб киску потаскать.

* * *
Имеют ли ко мне касательство
Слова – живите не по лжи!
Ведь обусловлено писательство
Не только свойствами души,
Но и игрой воображения,
А значит, выдумкой, враньем,
И помогает прегрешение
Придать истории объем,
И глубину, очарование,
А сочиненный эпизод,
рождает сопереживание,
и правду вдруг воссоздает.

* * *
На конференции по реализму
Вдруг кто-то спросил: а что такое реальность?
Тут же предложено было поставить ему клизму,
А еще лучше – сменить специальность.

А если и правда, задаться вопросом,
Что мы по этой проблеме знаем?
Глазами реальность исследуем, носом,
Ушами, кожею, к тому ж уплетаем.

Все эти чувства всего лишь маски,
А что за ними, кто нам подскажет!
Не жизнь наблюдаем, а лишь гримаски,
Что строит нам всевселенский гаджет.

Поскольку мы не святые, не йоги,
И нам не откроются главные двери,
Оставим сетования и упреки,
И станем вовсю укрепляться в вере.

Какое мне дело до нуклона с бозоном,
До всех галактик, не этим бредим.
Главное свое имя не покрыть позором,
Никого не убить, и не съесть вслед за этим.

* * *
Читал «Войну и мир» я в годы юные
И про любовь все сцены пропускал,
Любил как пушки ухают чугунные,
И штыковой решительный оскал.

Прошли года, теперь военной кашею
Меня увлечь уже нельзя всерьез.
То как Андрей обходится с Наташею,
Вот что меня встревожило до слез.

Года идут и замечаю жжение
В душе такое точно, как давно,
Меня волнует войск передвижение:
Аустерлиц, Смоленск, Бородино.

* * *
Я разлюбил совсем поездки
По всяким разным городам.
Да, нужен повод очень веский
Чтобы я к транспортным трудам
Вдруг приступил. Диван мне дорог,
Библиотечный полусон,
Мне двадцать лет уже за сорок,
Страниц листаемый озон
Почти единственная пища
Питающая бедный дух.
А водка, «боинги», бабищи?
Нет, к ним мой интерес потух.

Одна загвоздка, Дон-Кихота
Я не могу никак понять,
Как на него нашла охота
Сесть на коня и погонять?
Как эту разрешить интригу,
Как он таким безумцем стал.
Какую этот старец книгу
Неосторожно прочитал?