Стихотворения
Стихотворения
***
Липли
усы вакханалий
к плохо
побритой щеке.
Рипли
из фильма «Чужой»
полыхала,
взяв огнемёт
из вещей
мёртвого астронавта.
Членистоногая
смерть
внутрь проникала
с азартом —
долгая-долгая,
как тень вокзала —
надо ж так было суметь…
Родина слышит
и знает,
родина знает
и ждёт.
Космос —
он где-то там выше,
там, где заря внеземная
красный
рисует кружок.
Всё, что добыто —
допито,
каплей на скатерти
брют.
В окна
стучится копытом
тот, кто помянут некстати,
если точней —
не к добру.
Щупальца
скользки и мерзки.
Титры должны
всех спасти.
К счастью, вот с этого места
фильм и смотрел пассажир,
выйдя из анабиоза.
Сколько же в слове
«The End»
как оказалось, воздуха
после чужих планет…
***
Абсурдный сурдоперевод,
но суд идёт,
но суд идёт.
Сурдинка судорожно дует,
судьба сама себе сдаёт.
Сыра земля,
сурово дуло.
Абсурд, абсурд…
Иди к отцу —
проси о сердобольной ссуде.
Но суд идёт,
да, суд идёт.
Как поседел судья за год —
дней триста шестьдесят пять в сумме.
Суда причалили сюда.
Стыда не ведают стада,
стада, покинувши суда,
что вновь причалили сюда,
давно не ведают стыда.
Ох, суд идёт,
эх, суд идёт.
Абсурден сурдоперевод,
а всё ж таки передаёт
страдания судьбы суконной,
хотя сыта
сыра земля
сынами скорби
станет скоро…
Абсурдный сурдоперевод —
так сурикаты
скачут скопом,
пока сюда к ним суд идёт,
как в кочевую степь сарматы,
но степь и тех сумела слопать.
***
Радио «Пули для Лорки»
прогорклой
пищей злых орков
кормит слепых котят,
а те уже не хотят.
Сварщик Евграф
давно уж не мальчик —
поэтому знает: игра
стоит заказчику
за каждый грамм
траченных свеч
электродных
чьей-то овечьей
почти что свободы…
Вспомнил: вчера
он был на рыбалке —
вдруг червячка
стало внезапно жалко,
а леща почему-то нет:
поймал и сварил на обед.
Вот она: русская литература
в миниатюре.
Сегодня на смене
пришлось высоко залезть,
а сверху такая прелесть:
жаль, на рассаду не было семени.
Радио «Пули для Лорки»
теряло калории
в беге на тридевять миль.
Евграф руки вымыл
чем-то хозяйственным
и, от Испании переключившись на Азию,
сел доедать леща,
поэзии в нём не ища…
***
Бьём баклуши,
околачиваем,
тянем резину.
Богу в уши
пытаемся
донести, довести.
Из магазина —
перебежками,
прячась за масками
с опаской
со съестным,
но как можно реже.
Жмёмся, прячемся,
за дверями-окнами,
за четырьмя,
шести, восьми
стенами,
мячиком
с отскоком
из угла в угол,
цепляемся за якоря,
чтоб течением не несли,
выходя из круга,
дни за предел вселенной.
Тень пала
на пол —
но на этом этапе
и так уже много проекций,
поэтому подними её —
верни за живую дверцу,
где ещё пандемия,
должно быть, пока не объявлена
кем-нибудь главным…
***
Отдельно лежали вилки,
отдельно лежали ложки,
отдельно ножи,
носочки, платочки,
маечки.
Отдельно лежали люди,
не состоящие в браке,
разлюбленные, не прощённые
или даже ещё не встреченные.
Отдельно лежали тропы,
тротуары, дороги
с «лежачими полицейскими» —
лежачими тоже отдельно.
Отдельно лежали слова
и целые предложения,
просящиеся в отдельные главы.
Отдельно лежали голова
и туловище,
руки и ноги.
Но, в то же время,
всё это находилось
как бы в одном неделимом
куске реальности,
который, тем не менее,
тщетно стремились
пристроить
на отдельную полочку.
***
Гуляй, абитуриенты!
Обито и это
кресло кожей
лакированной пустоты
и пылится в прихожей,
где все ответы просты,
если при входе разуться.
Садимся, два.
А откуда-то с улицы
кричат, что взошла трава.
Ворон учёный,
кричи — не кричи.
Жив Алексей Кручёных,
красны в стене кирпичи,
и вся эта алгебра
интуитивно — заумь,
у которой имеется алиби —
занималась подсчётом сумм.
***
И потому на память обо мне…
Николай Рубцов
Мы будем долго гнать велосипед.
Мы будем долго гнать весь этот бред.
Мы будем долго-долго или нет.
В глухих лугах или в углах глуши
мы остановим, остановят нас.
Мелисса с кофе, с бастурмою квас.
Не Мефистофель Фаусту указ,
когда слуга слагает скарб души.
Нарвём цветов или наврём в цветах.
Нарвал китам неровня, не овца.
Во рву — венок, у рва — стена цела,
но слышен хруст, фонетика трещит.
О наших встречах позабыли мы.
Окрашен вечер в сизые дымы.
Где раньше свечи — нынче свет взаймы,
всю ночь в окне горит рекламный щит.
И мы пройдём, не поднимая глаз.
И сны про то, что тьма — вода и газ.
И мир — наш дом, но удивляет нас.
Не улыбнувшись даже… Ну и пусть.
Возьмём вот эти скромные цветы.
Назло стилетам скоро снимут швы.
Озон планеты — чистый, как листы,
хоть здесь туман сгущается и грусть…
***
Падает яблоко —
бум-бум, тук-тук —
будто с облака
из божьих рук.
Лопухи дремучие
спрячут плод,
чтобы с общей кучей
не слёг в компот.
Сад-огород обнесён
забором: бац-бац.
Дым из трубы — змеёй,
или копчёных колбас
кольцами поднимается.
Экая пастораль.
С краю у леса заяц —
знамение, не стреляй.
Падает яблоко.
Ветка не удалась,
не удержала за руку —
чадо шлёпнулось в грязь.
Дождь по стеклу —
динь-динь, дон-дон.
Этому ль пустяку
всюду готовили дно.
Рядышком с яблоней —
за поговоркой балл.
Пальцами дряблыми
кто-то нас перебрал.
Ножиком кожицу —
голое, а не боясь стыда.
Впрочем, тут всё уже —
сад продаёт Адам…
***
Пожалуйста,
не прислоняйтесь к стеклу —
поезд едет во тьму,
и выпасть сквозь ржавые
блики заката
в бездну открывшихся
вдруг дверей
на полупустой платформе —
это эквивалент растраты
данного свыше
поверх рублей,
что на счетах априори…
Громыхает
старая электричка —
внутри и постаментам бы
не устоять.
Поручни кое-как
привинчены,
но в нужный момент
выдерживают, местами
глухо кряхтя.
Молю, молю тя:
не отпускай,
не отпускай
из рук, как дитя.
***
Голова лошади,
нога судьбы.
Нет бы попроще,
для красоты,
для антуража,
под цвет и тон,
и так в продаже
опять не то.
Но нет же — узлами
затянут смысл:
огни вокзала,
как компромисс
с железом станций.
Подлунный вой
не стал цепляться
за хвост трубой.
Впрочем, а стали бы
петь-плясать
дети костлявые
под горн опять,
если б на площади
не взбили пыль
голова лошади,
нога судьбы.
***
Амурский тигр —
закладка меж страниц —
колючих, хвойных.
Рыжее в полоску
тугое тело в один прыткий миг
достигло места, где срослись
тропинки, что нащупывал охотник,
как фитильки в оплавившемся воске…
Тигриное рычание извне
похоже на порывы ветра,
блуждающего в поисках себя,
но находящего лишь застоялый воздух
в повисшей простыне
меж двух столбов шаблонного ответа,
хоть смыслы ждали горсти серебра,
а не вот этой ткани плоской.