Третье зло

Третье зло

(фантастический романc)

АНОНС

Полевой агент Комитета по этике и культуре Федерации Терры Алексей Татаринов находится на службе уже несколько лет безо всяких перспектив служебного роста. Его методы работы, при всей их эффективности, отличаются, однако варварской грубостью и неизощрённостью, что постоянно скандализирует Отдел и, до некоторой степени дискредитирует его самого.

Однажды обнаруживается, что в похищении некой знатной особы королевской крови задействованы силы, противостоять которым можно только с помощью активного противодействия, и выбор падает на Татаринова.

Книга легкочитаема, наполнена расследованиями, схватками, погонями, любовными интригами, одним словом – фантастический романс.

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Вмешательство третьего порядка

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

Сядь и помалкивай! – Дед неохотно оторвал недовольное лицо от трёхмерки голоэкрана, мазнув по мне хищным многообещающим взглядом, и сразу уткнулся обратно. Был он, как обычно, монументален и неподвижен, словно статуя Командора, и только сухой узловатый палец время от времени подёргивался в синеватом мерцании сенс-поля, листая страницы очередного сверхважного документа, вне всякого сомнения внесённого в архивный реестр под грифом «Перед прочтением уничтожить». Собственно, с приказом он запоздал, так что мог бы и вообще ничего не говорить, – я и без того сидел и молчал уже добрых пять минут. За это время я успел вдоволь наёрзаться и навздыхаться, в очередной раз переменить вид с виноватого на независимый и обратно, безнадёжно оглядеть голые стены Дедова кабинета и снова подивиться его спартанской обстановке. Кроме рабочего стола с мастерсервером, и пары очень неудобных, футуристического дизайна стульев для посетителей, одним своим видом способных вызвать у чувствительного человека идиосинкразию к мебели, в нём, как будто, ничего не было. Типичный кабинет типичного чиновника среднего звена.

Это на первый взгляд.

Мне, впрочем, было известно, что в стене прямо за спиной Деда имеется супер-пупер сейф, доверху набитый папками, бумагами, шифрокартами, ЭМ-и лазер-дискетами, флэш-кристаллами, и прочими допотопными и суперсовременными носителями, наполненными всевозможной секретной информацией такой мощи и в таком количестве, что Дед, не сходя с места, запросто мог устроить государственный переворот на любой среднестатистической планете Федерации – лишь бы тамошнее правительство пробыло у руля достаточно долго, чтобы дать возможность собрать на себя компромат. Поэтому всякий, кто умеет зрить в корень, нисколько не удивился бы заштатности Дедова кабинета – он всегда обращал мало внимания на внешние формы, предпочитая им внутреннее содержание объекта своего пристального внимания, неважно, будь то человек, группа людей, целая организация, или общественный институт – вроде государства, – где уж тут интересоваться такой мелочью, как обстановка! Единственной дорогой вещью в кабинете был мастерсервер, контролирующий работу всех терминалов базы, связывающий моего босса со всем остальным миром, и умеющий делать всё, за исключением разве что педикюра, в котором Дед, не будучи сибаритом, не нуждался.

Чисто теоретически можно было также предположить, что где-то под потёртым синтетическим ковром, надо полагать, самым наидешёвейшем из всех, что можно купить на распродаже, у него припрятана раскладушка, а в стене – платяной шкаф и туалетная комната, ибо мало кому из нас доводилось увидеть Деда вне его кабинета, и я не припоминал, чтобы у него был домашний адрес. Общеизвестно было, что питается он либо в общей столовой базы, устроенной на манер довольно уютного просторного кафе-бара, где всё по-домашнему просто, и где никогда не бывает посторонних, либо прямо в кабинете, и на этот случай во-он в той стене имеется замаскированное окошко быстрой доставки, я это знал. И даже подумал было рискнуть, и заказать себе кофейку, пока он делает вид, что в упор меня не замечает, но решил судьбу не искушать.

Дед был мрачен. Дед был в очень дурном расположении духа. Правда, всякому известно, что он редко бывает в каком-то другом, но сегодня это было нечто предштормовое – впору запасаться зюйдвесткой и надевать спасательный жилет. Если бы он не был Дедом, бессменным руководителем Отдела с двадцатилетним стажем, моим непосредственным начальником и покровителем, а был бы кем-нибудь иным, то сегодня это был бы самый мрачный кто-нибудь иной на десять световых лет в округе.

-- Н-ну, рассказывай, -- промычал Дед наконец, прочитав документ и свернув голоэкран. Он сидел выпрямив сутулую спину, постукивая пальцами по столешнице, и смотрел на меня своими совиными глазами не мигая, как удав на кролика. Пожирал взглядом, а будь у него хоть полупроцентная гарантия успеха, то пожрал бы и не только взглядом – даже костей бы не оставил.

Рассказывай… А что рассказывать? Всё написано в моём отчёте, есть показания свидетелей, есть видеозапись, и даже результаты ментосканирования. Да и что такого особого произошло, чтобы такая большая шишка на ровном месте, как наш Дед – лично! – заинтересовалась результатами? Вот примерно так я у него и спросил, благоразумно умолчав о том, какой шишкой и на каком месте я его полагаю.

-- Что произошло-то? – с обманчивой вкрадчивостью переспросил Дед. Он откинулся на спинку кресла, сонно полуприкрыл глаза голыми веками, и нараспев заговорил не делая ударений, и не ставя запятых:

-- Нападение с применением паралитического оружия на мирное транспортное судно. Захват груза с неизвестной целью. Захват заложников из числа экипажа. Нанесение членам экипажа телесных повреждений средней тяжести, имеющих также психотравмирующие последствия. Нанесение материального ущерба частным лицам в размере двух миллионов универсальных энергетических кредитов…

-- Чего-о? -- взвился я, до этого покорно и согласно молчавший. -- Чиф, да это корыто и на пятьсот кредов не вытянет, даже если его изнутри побелить, а снаружи покрасить!..

-- Нанесение материального ущерба независимой негосударственной службе, в лице Отдела особых операций при Комитете по Этике и Культуре, -- непреклонно продолжал Дед, и я увял. Крыть тут нечем – маяк-то действительно взорвался! Но всё же, просто чтобы не молчать, я буркнул:

-- Я их предупреждал, чтобы к маяку не лезли!

-- И, наконец, -- вдохновенно закончил Дед, игнорируя реплику, -- преступная небрежность в обращении с опасным для жизни оборудованием, повлекшая за собой гибель разумного существа гуманоидного типа, вида хомо сапиенс! Человека, проще говоря… Я уже не говорю о нарушении процессуальных норм во время ареста, -- Дед, склонив голову к плечу, с садистской ласковостью взглянул на меня:

-- Ну что тебе стоило торпедировать их протонной боеголовкой, а? Сказал бы потом, что ракета от катера совершенно случайно, э-э-э… сама оторвалась? Вменили бы тебе убийство по неосторожности, лишили бы гражданских прав годика на три, и все дела. А теперь вот…

 

… Все патрульные катера были в разгоне, поэтому сигнал о захвате чужого участка диспетчер передал непосредственно мне – я как раз находился на базе Патруля в системе Тэты Улии. Почему я там находился – вопрос не принципиальный, важно то, что я был единственным представителем властных структур, в компетенцию которого хотя и не входило разрешение подобного рода правовых конфликтов, но, как говорится: «За неимением лучшего, король будет спать со своей женой…» В самом-то деле, не лететь же на разборку с космическими хулиганами самому диспетчеру – хрупкой чернокожей старушке под семьдесят, или дежурной смене из офицерской столовой, состоящей из молоденьких смешливых официанток и шеф-повара, который из-за своей комплекции не влезет ни в один спейсшип, и поэтому на базе ему, видимо, суждено умереть – от ожирения, гиподинамии, и тоски по родине. Ну, а что касается роты космических десантников, приписанной к гарнизону станции, так они там находятся не для того, чтобы в частном порядке решать проблемы, подпадающие под юрисдикцию Космического Патруля. Если бы даже их командир и согласился на такое вопиющее нарушение Боевого Устава, то ведь есть ещё и Комитет, который на это глаз закрывать не станет – и поделом. Этих зверей хлебом не корми – дай какое-нибудь кровопролитие совершить, так что – участвуй они в этом дельце – тогда уж точно без протонной боеголовки не обошлось бы…

Поэтому решение внезапно возникшей проблемы, и все хлопоты, связанные с более-менее благополучным её разрешением, легли на мои многострадальные, как теперь во благовремении выясняется, плечи. Мне пришлось разодолжиться на базе планетарным катером и отправиться к четвёртой планете, планете-гиганту Сагамор, на одном из спутников которой велись разработки месторождений трансурановых элементов. Промышленные масштабы применять было экономически нецелесообразно, поэтому Малый Краснокожий – так назывался спутник, -- был отдан на поток и разграбление «диким рудокопам». Они вели изыскания, столбили свои участки радиомаяками, и принимались за разработку недр.

Одним из таких старателей был старик Лонни Паркер. В тот день он прилетел на свой участок, чтобы забрать и рассортировать запасы руды добытые буровым комбайном, и отправить их на обогатительный комбинат. Однако, прибыв на своё законное место, он обнаружил, что нашлись некие доброхоты, пожелавшие освободить его от трудностей, связанных с погрузочными и перевозочными работами, а заодно и от львиной доли доходов. Когда старик обнаружил, что портер-автомат его комбайна грузит руду в трюм некоего летательного аппарата, в коем он без труда распознал каботажный грузовик класса «Першерон», принадлежащий его соседям и конкурентам, то движимый естественным чувством возмущения, он попытался с помощью разного рода ненормативных выражений объяснить соседям их неправоту, однако те, внимательно выслушав его сентенции относительно неправомерности их присутствия в данной точке координат, от намерений своих отнюдь не отказались, и даже попробовали применить к Паркеру некоторые формы физического воздействия, в просторечии именуемые трендюлями, а в среде юридически грамотных людей – побоями.

Старик сражался храбро, но безуспешно, и с бесславной поспешностью покинул театр военных действий. Скафандр защитил его от физических повреждений, но ущерб моральный терзал его сердце, когда он отсиживался от преследователей, запершись в своём раздолбанном катере. Хотелось бы верить, что именно стремление к справедливости и соблюдению этической законности, а не низменные страх, обида или алчность побудили его вызвать помощь с базы Патруля.

Когда помощь (в моём лице) была явлена ему, погрузка уже закончилась. Моё присутствие как представителя власти, и требование сдаться вызвали у нарушителей правопорядка искреннее и недоумённое возмущение, вследствие чего имел место факт перестрелки. Троих, вооружённых допотопными «Молниями», очень неуклюжими и энергоёмкими, я парализовал из станнера, остальных же загнал в их собственный корабль и принудил к принятию позы, общеизвестной под названием «мордой в пол». И если бы необходимость срочно явиться пред грозные очи чифа (читай – Деда) не заставила меня покинуть негостеприимный уголок вселенной, то всё прошло бы на должном уровне: до прибытия подкрепления продержал бы их под прицелом, и сдал Патрулю, но когда Дед тебя вызывает кодом «Три нуля», то спорить не резон. И мне пришлось немедленно отбыть восвояси, закрепив в носовой части корабля преступников атомный маяк, по сигналам которого их должен был найти первый же освободившийся патрульный катер.

Мне следовало парализовать их всех, тогда всё прошло бы без осложнений, однако паралич, вызываемый выстрелом из станнера, вещь куда более болезненная, и менее приятная чем тяжёлое сотрясение мозга, поэтому, движимый чувством естественной гуманности, я понадеялся на благоразумие этих асоциальных элементов – и зря! Я честно предупредил их, что попытка отключить маяк в моё отсутствие может вызвать необратимую ядерную реакцию в микрореакторе, и поэтому самое приемлемое для них сейчас – сидеть и ждать, когда прибудет катер Патруля и доставит их на базу для выяснения степени их вины, и назначения соответствующего тяжести проступка наказания. Однако, стоило лишь моему катеру отбыть, как один из «диких шахтёров», не будучи твёрдо уверенным в правдивости моих слов, попытался отключить маяк. В результате, когда их обнаружил Патруль, флибустьерский экипаж насчитывал на одного человека меньше, а в носовой части судна зияла пробоина столь серьёзных размеров, что использование данного транспортного средства по прежнему назначению, то бишь для космических грузоперевозок в пределах звёздной системы, было невозможно. Вот, пожалуй, и всё. Дело обычное. Вроде бы…

 

-- Чиф, давайте по порядку, а то у меня от этих формулировок голова кругом идёт! – совершенно искренне взмолился я.

-- Давай, -- с извращённым удовольствием кивнул Дед. – Ментозапись, уж так и быть, не будем просматривать, остановимся на ключевых моментах, в устном изложении. Итак, как всё происходило после твоей посадки?

-- Ну, вышел я, значит, из шлюза…

-- Ты вылетел из шлюза, с кувырком через голову! И вместо стандартной формулы ареста заорал: «Стоять, суки, руки за голову!» – было так?

-- Ну… было, -- понуро кивнул я. Что было – то было, факт, но… Но так бывало и раньше, отчего же сегодня реакция начальства какая-то… бурноватая?

-- Вот тебе уже и нарушение процессуальных норм… Вместо команды: «Всем бросить оружие!» -- что ты там проорал? – «Всех намочу»?

-- Замочу, -- шмыгнул я носом. -- Жаргонизм такой.

-- О твоих жаргонизмах речь пойдёт не сейчас и не здесь, -- в голосе Деда послышались нотки личной амбиции. – И так почти – да что там почти! – весь личный состав Отдела именует меня, своего начальника, старым муд… рецом, с твоей, между прочим, подачи! Ладно, дальше что было?

-- Дальше, -- я поднял взгляд к потолку, вспоминая, -- дальше я тех троих, у кого пистолеты были, подстрелил из станнера… -- я помолчал, дожидаясь очередного комментария, но не дождался. Что ж, по крайней мере перестрелку я провёл безупречно… – Ну, а остальных заставил подобрать уби… э-э-э, парализованных, и препроводил внутрь их транспортного средства.

-- Пинками препроводил, -- подчеркнул Дед. -- Ты бы хоть усилитель мышечных реакций выключил, идиот! Скаф-то у тебя боевой, ты же им все кости попереломал!

-- Ну, так уж и все, -- позволил себе осторожно усомниться я. -- Ну пнул… пару раз… одного-другого…

-- Когда уже на пол уложил…

-- Расслабляющий удар, называется. Так учили, чтобы стремления к сопротивлению не возникало…

Дед стиснул зубы и промолчал. Я тоже заткнулся, потому что почувствовал – ещё один неверный шаг, и я на себе испытаю всю эффективность расслабляющего удара, и очень вероятно – не одного. Н-ну, ладно! Если крыть нечем, будем крыть матом. Лучшая защита – это нападение, а лучшее нападение, это нападение из-за угла.

-- Ладно, чиф, добивайте, что там у нас ещё? – храбро кинулся я в контратаку. – Захват заложников? Пор-рядок! – я тоже начал заводиться, искусственно взвинчивая себя; ведь, собственно, на самом деле я не сделал ничего плохого, кроме хорошего, а меня, похоже, собрались поставить в угол, на горох… – Я, наверное, выкуп с них хотел получить! Кило руды и канистру сжиженного аргона. Что там ещё? Захват груза? В-великол-лепно! Я его на чёрном рынке хотел сбагрить – по триста кредов за мешок… В чём ещё мне признаться? В порче имущества? Р-ради Бога! Готов признать, что старая галоша, которую эти нищеброды по недоразумению называют космическим судном, куплена ими непосредственно со стапелей «Спейсшип Инкорпорейтед», в качестве космической яхты – только в таком случае она может стоить два миллиона, да и то не всякий сумасшедший миллиардер пойдёт на такие траты – но допустим. Что там у нас ещё завалялось? Порча казённого имущества? Ну, это фигня! Как только краденную руду по спекулятивной цене загоню, да выкуп за заложников получу – сразу за всё и рассчитаюсь!

-- Не паясничай! – попытался строго осадить меня Дед. – По твоей вине погиб человек!..

-- Я тут недавно инспектору Февалю боевой вибронож подарил, а он им в этот же вечер себе три пальца отпластал, так тоже я виноват?! – огрызнулся я.

-- Мне не докладывали! Когда? Откуда ты взял вибронож? – встрепенулся Дед, сразу оживившись, и моментально забыв про мой дерзкий тон.

-- Украл, по своему обыкновению… – обиженно пробурчал я.

-- Я серьёзно спрашиваю! – возвысил голос Дед. – С этой всей твоей чепухой Трибунал Комитета разобрался ещё вчера, признал этичность твоих действий в данном конкретном случае… как всегда. Сделал мне втык под ребро за слабую правовую подготовку сотрудников. А вот кража боевого оружия, требующего психодоступа, равно как и передача его в чужие руки…

-- Да это я соврал, -- примирительно сказал я.

-- Как – соврал? – опешил Дед.

-- Ну, для примера.

-- А если я тебя – для примера! – на год дисквалифицирую, это как будет?! – заорал Дед, не сдержавшись. Н-да. Переборщил-то я самую малость, но для бедного старого чифа, кажется, и этого стало довольно – что-то он сегодня нервен не по обстановке…

-- Посижу в диспетчерах, отдохну годик, -- пробормотал я. Почему-то все – и на патрульных базах, и в нашем Отделе, привыкли считать, что работа у диспетчеров – не бей лежачего. Общепринятое заблуждение, навроде того, что казначеи и баталёры космических баз всегда плуты и воры, хотя это и неправда. Все знают, что диспетчер – это призвание, что в диспетчеры кого попало не берут, и без веских оснований не увольняют, это работа на всю жизнь, а вот поди ж ты…

-- Знаешь, -- с невыразимой усталостью сказал Дед. – Самое неприятное в этой истории не то, на что обратил внимание Комитет, и даже не гибель этого подонка, а то что ради таких вот случаев отвлекаются от основной работы очень занятые люди, у которых и так дел выше космоса, а тут ещё с такими как ты разбирайся!

В принципе, вся эта история не стоила и выеденного яйца. В принципе, я догадывался, что так всё и будет.

Комитет по Этике и Культуре соберёт внеочередную коллегию Трибунала. Трибунал посмотрит-посмотрит, да и плюнет. Ну крикнул я «Хенде хох!» вместо «Руки вверх!»; ну сломал пару рёбер (ну, ещё ключицу и коленную чашечку, но об этом -- молчок); ну установил гипермаяк с «защитой от дурака», а дурак как раз на неё и налез… Все во всём виноваты сами. Они крали – их остановили. Они сопротивлялись представителю органов власти – их слегка побили. Они пытались скрыться с места преступления – в результате погиб человек. Никто их за шкирку не тащил руду воровать, никто им пистолеты в руки не вкладывал, никто их под угрозой смерти не заставлял обезвреживать гипермаяк с нестабильным энергетическим контуром.

А вот если бы я их там всех парализовал, а не только тех троих, у кого в руках было оружие, или того хуже – перестрелял их всех, вот тогда мне пришлось бы побегать, доказывая всем и каждому, что сделал я это исходя из рациональных побуждений, а не из оголтелого садизма! И Деда пожурили бы не за «слабую правовую подготовку сотрудников», что в переводе означало: «Вы что, ребята, занятых людей от дела отрываете, сами что ли разобраться не могли?» Не-ет, его тогда долбанули бы из главного калибра, с формулировкой «за некомпетентность», что, в свою очередь, в вольном переводе означало бы: «Что же это ты, сукин сын, психов и маньяков на работу берёшь?» Вот тогда полетели бы головы и у психологов, за то что дают психодоступ к боевому оружию кому попало, а не кому положено. Впрочем, боевым оружием я в этот раз не пользовался, а станнер… что ж, и кухонным ножом можно таких дел натворить – мама не горюй! – кухонный нож даже опаснее. А после станнера поболят головы – тоже, конечно, не мёд, но, в конце концов, они на Малый Краснокожий и не за мёдом пришли. Так что, граждане уголовнички, пардону просим, что мало дали, а в остальном-прочем Трибунал признал этичность моих действий, следовательно – одобрил, а стало быть и огород городить не из-за чего.

-- Ладно, -- по-прежнему устало подвёл итог Дед. -- Будем считать, что воспитательная беседа проведена на должном уровне, что ты теперь правово подготовлен под завязку, что правосознание из тебя прямо так гейзерами и бьёт. А теперь имею честь официально сообщить Вам, господин Татаринов, -- Дед не стал вставать, а только немного приоткрыл веки, чтобы подчеркнуть торжественность момента, -- что официальное разбирательство по Вашему делу малой коллегией Трибунала Комитета по Этике и Культуре Федерации Терры окончено. Ваши действия признаны Трибуналом этически обоснованными и отвечающими общему моральному состоянию Вашей личности, с чем Вас и поздравляю!

Я, соблюдая требования субординации, вскочил с неудобного своего насеста, вытянулся в струнку, и щёлкнув каблуками, деревянно произнёс:

-- Благодарю Вас, господин Дед! Разрешите быть свободным?

А вы думали – у него это прозвище, что ли? Нет, фамилия такая.

Дед опять откинулся на спинку кресла, устало потёр ладонями глаза, а потом облокотился на стол.

-- Нет, ты погоди. Присядь пока, Лёша, -- он покосился на часы. -- Время ещё есть, кофе будешь?

-- Если можно, -- осторожно ответил я. Что-то непонятно приветлив вдруг стал наш Дед -- не к добру это…

-- Эличка, нам два кофе, пожалуйста, -- буркнул он в селектор своим обычным брюзгливым тоном. – Тебе как всегда? – обратился он ко мне.

-- Ага, -- ещё сильнее насторожился я.

-- Один – чёрный, без сахара, с корицей, -- селектор квакнул невнятно, но явно недовольно – секретарша Деда с гораздо большим удовольствием напоила бы меня настоем цикуты, сдобренным для верности хорошей порцией стрихнина; потом пискнул зуммер, и в окошке быстрой доставки появились две фарфоровых чашки, дымящиеся крепчайшим запахом замечательного турецкого кофе – с ума сойти!

-- Подай, будь добр, -- кивнул мне Дед, но я и без этого уже сорвался со стула, несколько даже поспешно, -- уж больно непонятно, страшновато мне стало от такого Дедова хлебосольства. Вежливо разговаривает, кофе угощает… А может, Трибунал меня не оправдал? Может, за мной сейчас исполнители придут? А этот кофе – нечто вроде последнего желания?

-- Не ёрзай, попей кофейку, -- злокозненно усмехнулся Дед, окончательно утвердив меня в правильности моих подозрений.

-- Понимаешь, Лёша… – «Тебя приказано расстрелять!» -- мысленно докончил я за него. -- Тебя… –«Ну, вот…» -- … Выбрали для одного важного поручения.

-- Кто… выбрал? – я нервно сглотнул. Чашка в моей руке, оказывается, неимоверно жгла пальцы, а я и не заметил.

-- Ну, я… и ещё один человек. То есть, -- Дед замялся, -- он тебя не выбирал, только поинтересовался – нет ли у меня на примете нужного человека… А я, естественно, выбрал тебя.

-- Почему – естественно?

-- Потому, что ты – по ряду причин – единственный, кто подходит для этого дела.

-- Почему – «единственный», для какого «этого дела» и что это за «ряд причин»? – за развязностью тона я попытался скрыть вдруг охватившее меня напряжение. Бывает, понимаете, иногда такое чувство… Вроде и не виноват ни в чём, и всё везде в порядке, а внутри так вдруг всё заноет, так засвербит, и чувствуешь – беде быть! Так и в этот раз.

-- Ну, -- Дед слабо улыбнулся – неслыханно! – Если требуется вмешательство третьего порядка, но при этом агент должен выйти сухим из воды, то я посылаю тебя, ты ведь не станешь этого отрицать?

Нет, этого отрицать я не стал. Хм-м… Вмешательство третьего порядка. Это, знаете, такая обтекаемая формулировка из статьи девятнадцатой «Боевого Устава Федеральных Служб Особого Назначения», коей статьёй определяются допустимые пределы ведения боевых и полицейских акций на территории противника, и подразумевает эта формулировка нанесение максимального урона, как физического и морального, так и материального, и экономического. И вот тут Дед прав – так уж как-то всегда получается, что куда бы меня ни направило родимое начальство, пусть даже по самому пустяковому делу – оно может находиться в полной уверенности, что все вышеуказанные виды урона будут нанесены в полной мере…

Когда в прошлом квартале возникла необходимость в доставке на космическую базу Комитета таких наисекретнейших документов, что иначе, как с курьером и пересылать запрещено, и для этой простой миссии выбрали меня, я и там ухитрился напакостить. Шёл, заблудившись, по жилому коридору, в котором располагались каюты техперсонала, искал дорогу в административный сектор, и вдруг слышу – из-за двери женщина кричит не своим голосом, и доносятся звуки ударов. Выбил пинком дверь, вижу – голый мужик избивает почём зря голую же женщину. Картина поражала своей наглядной натуральностью, и я тогда здорово погорячился, и сломал ему три ребра. А женщина (как потом оказалось – местный инструктор по силовой подготовке десанта) вдруг набросилась на меня, сломала мне переносицу, вывихнула правую руку, отбила печень, и на десерт, сугубо из женского садизма, исцарапала всё лицо – на всё про всё ей понадобилось секунд пять-шесть (немного утешает лишь одно – я был так ошеломлён в этот момент, что совсем не защищался), а восстанавливался я потом больше недели. Н-да…

Потом, конечно, всё прояснилось: оказывается, это у них сексуальные игры такие, и все на базе об этом знали, как и о том, что мешать им в их странных развлечениях – Боже упаси! А им самим даже в кайф, когда они знают, что их кто-то слышит… что называется: всяк дом не без чудака… Короче, местный судья признал мой (и её тоже) поступок этически оправданным, а над моей исцарапанной и опухшей рожей неделю ржал весь Отдел.

Раньше я частенько задумывался над тем, какие силы постоянно влекут меня в пучину неприятностей, втравливая в такие истории, какие с любым другим человеком случаются раз в жизни, и вспоминаются потом до самой старости как самый яркий эпизод судьбы; потом я и думать об этом забыл, тем паче, что мне вдруг однажды пришло в голову, – а не сам ли Дед, с его фантастическим чутьём на неприятности, посылает меня именно туда, где вскоре обязательно возникают «очаги напряжённости»? И не потому ли все мои неприятности оканчиваются не Трибуналом, а всего лишь лёгкой выволочкой в его кабинете, что все мои проблемы – это его оперативные разработки?

Конечно, возможно, и обратное, и всё происходит не специально, а по тому великому сценарию, что до начала времён написан для каждого из нас Всевышним, а от следствия и суда меня спасает моё варварское происхождение. Да и Трибунал по поводу моих проступков, наверное, уже и не собирают… Расскажет референт Председателю очередную байку о похождениях бравого агента Алексея Татаринова, тот похихикает в кофейную чашку, да и выдаст резолюцию: «Дурак, но – наш! Пусть дальше работает!» -- и всё.

-- Это первая причина, -- продолжал Дед. -- Вторая причина – твоё первоначальное воспитание. Ты и сейчас, став приемлемым и, честно сказать, весьма полезным членом общества, в поступках своих руководствуешься эмоциями. Проще говоря – сначала стреляешь, а потом думаешь…

Ещё бы! Там, где я был до службы в Отделе, по-другому просто не бывает. Только зазевайся – моментально в котлету превратишься… Впрочем, со мной так и случилось.

-- Ну, а главную причину, если ты не против, я назову чуть позже… если к тому времени она тебя ещё будет интересовать. Сейчас подойдёт один человек – ты его наверняка узнаешь – он тебе растолкует суть вопроса. Сам я, пожалуй, не рискну. Боюсь неправильно интерпретировать произошедшие события.

Ну всё, это конец. Я лихорадочно размышлял: то, что мне сейчас сказано, не должен узнать никто. Если, не дай Бог, в Отделе узнают, что Дед признался в том, что он может что-нибудь неправильно интерпретировать – хана Отделу! Сразу начнётся брожение умов… с последующей ферментацией. Дед никогда не ошибается, это же аксиома, догма… И вдруг такое… Д-да-а! Кстати, а что за человек? И только я хотел задать этот вопрос вслух, как на столе Деда ожил селектор:

-- Владислав Львович, к вам посетитель, -- это из приёмной доложила секретарша Эля, миловидная фарфоровая куколка с глазами наёмного убийцы. Элеонора – так её имя звучало полностью, и клянусь чем угодно – не было никакого иного имени, подходившего ей больше этого. Имя «Элеонора» целиком и полностью отражало характерные особенности своей хозяйки: высокомерие, холодность, и элегантность, вкупе с генеральным зацикливанием на собственном «я», каким-то особенно извращённым образом переплетавшимся в её ледяном сознании с «я» Дедовым. Элей, а тем паче – Элечкой, во всём Отделе, кажется, смели её называть только двое: Дед, и я. Дед – не знаю почему, -- наверное, потому что действительно её не боялся, а я – из особого пофигизма, из желания доказать окружающим, что даже такую реку желчи я способен переплыть даже не запыхавшись… Впрочем, если учесть, что фамилия её была – Бздышек, то, пожалуй, я на её месте тоже едва ли славился бы особой любовью к окружающим… Большинство людей, в основном – русских, просто не в силах сдержать естественный эмоциональный порыв, услышав эту фамилию, и я, к сожалению, был среди их числа…

Мне неизвестна причина её собачьей преданности Деду (а она благоговеет перед ним, как древний египтянин перед крокодилом), но она наверняка по утрам и вечерам, стоя на своих идеально красивых коленях молится на его портрет, а уж любой его приказ, даже выраженный в форме деликатной просьбы, для неё закон. Не сомневаюсь, что если бы сейчас Дед своим брюзгливым голосом скомандовал в селектор: «Прикончите его!», -- то через минуту из приёмной уже выносили бы медленно остывающее тело несостоявшегося посетителя. Но Дед скомандовал: «Пропустить немедленно!», -- и посетитель, счастливо избегнувший такой незавидной доли, шагнул в раскрытую дверь, и у меня сразу засосало под ложечкой от дурного предчувствия. На пороге, опираясь на элегантную золочёную трость, весь облитый шёлком костюма и лучами славы, стоял Его Высочество принц Амори Тернзеллинг, герцог Дортлендский, граф Стерлинг, маркиз Шельтро, единственный брат и прямой наследник Его Величества Вильяма Второго, милостью Божьей короля Неверленда!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

 

Неверленд. Это чудесное слово, которое десятки лет повторяли в горячечных снах сотни честолюбцев самого различного плана, от первостатейного богача, купающего лошадей и любовниц в бассейне с шампанским, до распоследнего прогоревшего в пух и прах маргинала, купающегося раз в неделю в душе общественного приюта социальной реабилитации.

Это волшебная планета, где идут золотые дожди и алмазные снега, рай мира сего, где человек вовек не взалкает, и не возжаждет вовек; где бурные молочные реки неистово бьются в кисельные берега, где ручьи текут молоком и мёдом, где фонтаны источают нектар и амброзию, где лев возлежит рядом с агнцем, а богоподобные обитатели сей райской обители одеваются исключительно в порфиру и виссон, и питаются отнюдь не акридами и диким мёдом.

Неверленд. Этим словом бредили демократы и диктаторы, анархисты и коммунисты (ну, эти, конечно, втайне); им бредили миллионы развращённых богатством, и изнасилованных бытом куриц-мамаш, и миллионы их глупых, жадных до богатства и славы цыпочек-дочек; им бредили бедные писатели, художники, актёры, поэты и музыканты, не имевшие за душой ничего, кроме таланта, либо бесталанности; но им же бредили и богатые их собратья, достигшие и славы, и успеха, и имевшие обыкновение лечить частые творческие мигрени розовым энгорианским с устрицами, и протягивать для рукопожатия два пальца.

Попасть на Неверленд означало – попасть в обойму. Если ты с Неверленда – перед тобой открыты все двери. Лучшие дома Галактического Союза – не исключая и некоторые негуманоидные расы – и Федерации Терры сочли бы за великую честь породниться с самым захудалым представителем самого захудалого аристократического семейства этой планеты. Беда была в том, что захудалых родов на Неверленде испокон не водилось. Это была планета настоящих аристократов, любой из которых – только спроси – мог без запинки перечислить чуть ли не пятьдесят поколений своих благородных предков, и это – как минимум! Поговаривали, что король Вильям Второй, глава ныне правящего Дома Тернзеллингов, насчитывал и все сто.

Впрочем, поговаривали много о чём… Этот заповедник аристократии постоянно был предметом обсуждений в программах новостей, недостоверных слухов, достоверно глупых сплетен, пикантных анекдотов, и их скабрезных собратьев. Их любили и ненавидели, их желали и боялись, но ими неизменно восхищались и гордились, как гордился бы работяга-садовник выращенным и взлелеянным им великолепной красоты кустом призовых роз, который принёс ему известность и солидную прибыль. «Работать мы можем сами, а украшают нас пусть они!» – такова была позиция большинства человеческого населения галактики по отношению к аристократам Неверленда. Это была планета-мечта, а мечты, пусть и недостижимые, так сладко волнуют сердца людей!

Неверленд не просто сияла ярким камнем в короне цивилизации, она задавала тон! Она диктовала стиль поведения, она была законодательницей мод, будь то мода на одежду, на искусство, или на новый мясной соус. Всё, что исходило с Неверленда, безоговорочно принималось светом, полусветом, и простыми смертными, и в этом заключался секрет её силы.

Любая демократия основывается на голосах избирателей – избиратели же очень внимательно прислушивались к ветрам, дующим с аристократического Олимпа. Любому диктатору, как и всякому нездоровому человеку, терзаемому комплексом неполноценности в связи со своей нелегитимностью, лестно обратить на себя внимание аристократической верхушки, приобщиться, так сказать, к богопомазанному источнику власти – законнейшему из законных. Любая олигархия счастлива иметь такую рекламную вывеску, и готова платить за это дорогую цену.

Таким образом, Неверленд имела вполне реальные возможности в большой политике, и уж использовала она их на всю катушку! Кроме всего прочего, аристократические дома Неверленда занимали прочную позицию в экономике, выдавая на гора аж целых три процента в год от мирового валового продукта, а это очень немало! Дом Тернзеллингов, во главе с нынешним королём, к примеру, владел контрольным пакетом акций корпорации «Медиа», уже более ста лет занимавшей первое место в десятке самых влиятельных трансгалактических корпораций, и имел интересы в самых различных сферах бизнеса. И вот, второй по значимости представитель этой славной династии явился в кабинет Деда, как простой смертный, и мне только оставалось поражаться будничным словам секретарши Эли: «К вам посетитель»!

 

-- Добрый день, господа! – принц отвесил нам с Дедом изящный полупоклон.

-- Рад вас приветствовать, Ваше Высочество, -- Дед неторопливо поднялся с кресла, благожелательно рассматривая гостя своим совиным взглядом. Я тоже встал. Принц был высоким, крепким на вид седовласым мужчиной лет пятидесяти, с уверенными манерами и прямым взглядом. Правда, сейчас в его взгляде мелькали искорки затаённого беспокойства, но он умело держал себя в руках – порода, что тут скажешь.

-- Прошу садиться, господа. Позвольте предложить вам что-нибудь выпить, Ваше Высочество? – Дед был сама любезность.

-- Я, право… – затруднился принц, беспомощно оглядывая голые стены, видимо, недоумевая, где здесь можно спрятать выпивку.

-- Какой напиток вы предпочитаете в это время дня? – по-воландовски изысканно осведомился Дед.

-- Виски со льдом, если вас не затруднит, -- любезно сообщил принц, мостясь на неудобном стуле, специально сконструированном так, чтобы посетители не засиживались.

-- Эля, два виски со льдом, «Голд Бей», сиреневая марка, будьте любезны, -- проскрипел Дед в интерком, и, кинув на меня взгляд, недовольно добавил, -- и рюмку «Северной Стольной», высшей очистки… пожалуйста.

-- В это время дня я предпочитаю армянский коньяк, -- бесцеремонно влез я. Строго говоря, ничего подобного в это время дня я не предпочитал (хотя и люблю армянский коньяк), но безнаказанно поиздеваться над Дедом – такого случая я упустить не мог!

-- Рюмку армянского коньяку вместо водки, пожалуйста, -- процедил Дед, одним единственным взглядом уничтожив всю мою карьеру на пять лет вперёд. Поду-умаешь! Пять лет назад меня впервые произвели в специальные агенты. С тех пор, с занудной регулярностью и поистине стоическим долготерпением, меня производили ещё шесть раз, и всё – в специальные агенты. Не было в Отделе специалиста с большим количеством разжалований, -- если бы здесь додумались до советских методов пропаганды, то моё фото никогда не покидало бы стенд с шапкой «Они позорят наш коллектив!», и я сильно подозреваю, что будь у нас некое подобие Галереи Славы, моему имени там не бывать ни под каким видом, как Тому Сойеру в раю, так что по поводу своей карьеры я иллюзий не питал и до этого…

Принц приязненно взглянул на меня, но от комментариев воздержался – воспитание, чёрт побери! Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке – двойственное положение, в которое он попал, уверенности не прибавляло. С одной стороны – он, представитель правящей династии на очень влиятельной планете, с другой стороны – неизвестно кто, готовый разрешить проблему, которая неподвластна ему, принцу крови. И Дед ему не очень нравится, несмотря на безупречные внешне манеры. Умные люди вообще мало кого приводят в восторг, умные и некрасивые – тем паче, а уж обладающие при всём том определённым могуществом, о котором никто не подозревает – просто пугают…

Принц не был напуган, но его смущало то, что он никак не может выбрать правильную линию поведения – и то, что это отлично видно собеседникам. И вот – витает в воздухе некая напряжённость… Вроде той, как если бы актёры какого-нибудь театра, договорившись саботировать пьесу, дружно сговорились крикнуть во время премьеры хором: «Режиссёр дурак!», -- но вот время пришло, а они всё продолжают играть, уже как бы и через силу, делая друг другу страшные глаза; и никто не решается крикнуть первым – всяк ждёт, что на секунду, на долю секунды, но кто-нибудь из партнёров крикнет раньше, кто-нибудь – но не он.

-- Ваше Высочество, -- прервал наконец затянувшееся молчание Дед. – Из той информации, какую я имел честь получить в нашей с вами предварительной беседе, я осмелился сделать вывод, что в нашем распоряжении имеется ничтожно мало времени. Поэтому давайте оставим церемонии, и приступим к обсуждению.

-- Да, пожалуй, -- облегчённо сказал принц, отставляя бокал.

-- Господин Татаринов, -- продолжал Дед, -- любезно согласился принять посильное участие в решении вашей проблемы. Будем очень обязаны, если вы вновь изложите суть вашего дела.

-- С какой долей информации успел ознакомиться господин Татаринов? – принц вопросительно взглянул на меня. Я в ответ только пожал плечами, нарушая всю куртуазность поведения. Тягостное чувство назревающей проблемы не проходило, и я был смущён тем, что со мной, кажется, намеревались сыграть втёмную. Не люблю. Не впервые мне, но… не люблю.

-- Ни с какой, -- прямолинейно ответил Дед. – Прерогатива ознакомить его полностью ваша.

-- Н-ну, что же… -- принц, забывшись, покусал губу. – Смею полагать, что господину Татаринову известно, что информация эта строго конфиденциальна, что она затрагивает не только мои личные интересы…

-- Безусловно, -- не очень вежливо перебил его Дед. – Господин Татаринов в высшей степени надёжный человек! – я во все глаза вылупился на Деда, и по его ответному взгляду понял, что он показывает мне под столом кулак.

Кроме того, -- добавил Дед с некоторым неуловимым сожалением в голосе, -- он на данный момент единственный, я подчёркиваю – единственный! – кто подходит для выполнения этого задания, поскольку время заключило нас в чрезвычайно жёсткие рамки, так что, по крайней мере мне, да и вам тоже, не приходится стоять перед проблемой выбора.

-- Н-ну, что же, -- задумчиво повторил принц. – Господин Татаринов, -- неожиданно обратился он ко мне. -- У вас есть дети?

-- Нет, -- скромно ответил я, -- я не женат…

-- А у меня, знаете ли, есть.

Знаете ли! Конечно знаю! А кто не знает? Сын, Ален Дортленд, граф Рессвейн, виконт Денако, блестящий молодой человек, как принято говорить в тех кругах, к которым я никогда не буду приближен. Школьный медалист, коллежский медалист, университетский медалист, отличный специалист в области социального управления, что немаловажно, если учесть, что перед ним маячит реальная перспектива в будущем унаследовать трон Неверленда. Богач, конечно, невероятный. Не женат. Девки за ним табуном.

И дочь, Маргарет Дортленд, графиня Солтри. Мечта целого поколения мальчишек, взрослевших одновременно с ней. Леди Рика, как её официально неофициально называют все, кто с ней знаком, и все, кто не знаком, и все, кто просто видел её на голофото и по 3-м ТВ. И не то, чтобы красавица, не то, чтобы отличница, не комсомолка, не активистка, но каждый, кто хоть раз видел – даже и не её саму – а её изображение, навсегда проникался её обаянием.

-- … Мою девочку! -- голос принца явственно дрогнул. Ой, я же прошлёпал часть беседы! «В высшей степени надёжный человек»! Что он там говорил?

-- Моя служба безопасности очень быстро выяснила, где её содержат похитители…

Так, уже лучше. Значит, это похищение. Банальная, в общем, вещь, чего было огород городить, спрашивается? Похищения с целью получения выкупа родственников известных богачей и влиятельных лиц хоть и нечастое, но вполне закономерное явление. Ну, уплати, сколько тебе скажут, небось не разоришься. А если заедают амбиции, так натрави своих волкодавов, и дело в шляпе, благо – возможности позволяют, особый отряд спецназа гвардии Его Величества известен на всю галактику – да они похитителей в звёздную пыль сотрут, и отвечать ни перед кем не будут. Комитет не жалует террористов, и взыскивать за их уничтожение ни с кого не станет.

-- Но, к сожалению…

-- Ваше Высочество, -- мягко перебил рассказ Дед. -- Я с уважением отношусь к вашей скорби, но поверьте мне как специалисту -- это временное явление. Я готов признать, что не могу в полной мере оценить тяжесть вашей утраты, но, тем не менее -- простите великодушно -- я не готов признать, что это является веским основанием для сокрытия основной части информации.

-- Что вы имеете в виду? -- холодно вопросил Его Высочество, выпрямившись настолько, насколько это позволяла чрезвычайно неудобная конструкция стула.

-- Я имею в виду то, что послужило причиной этого прискорбного, э-э-э… инцидента, -- голос Деда тоже заметно похолодел. -- Господин Татаринов вправе знать, какие трудности его ожидают…

-- Тогда почему вы сами не ввели его в курс дела, если вам всё известно и без меня? -- запальчиво начал принц, но Дед не дал ему закончить.

-- Я вполне допускаю, что такое возможно в сфере вашего привычного вращения, -- ледяно отчеканил он, -- но я, как и любой другой сотрудник нашего отдела, никогда не сделаю чьим-то достоянием то, что заинтересованные лица желали бы сохранить в тайне -- это противоречит нашим моральным принципам и общепринятым этическим нормам!

-- Но что, если я всё же пожелаю сохранить эту информацию в секрете? -- вызывающе спросил принц.

-- Господин Татаринов уже принял к сведению факт утайки информации. Если вам угодно, можете вести переговоры непосредственно с ним. Коль скоро он пожелает удовлетвориться вашими объяснениями, то вся ответственность за его жизнь будет лежать на нём. Но не допускаете ли вы, что, не имея полного понимания ситуации, он может попросту провалить свою миссию, поставив этим самым под угрозу и жизнь вашей дочери?

Я вертел головой, следя за перепалкой, и ровным счётом ничего не понимая. Особенно меня доставал их «высокий штиль». Не то, чтобы я был совсем уж тупым, и не понимал значения произносимых слов, нет… От меня ускользало значение самих фраз. «С точки зрения экстраполяции ситуации прогнозируется, что подразумевается, что вы имеете в виду то, что я вам сейчас введу…» Ходят вокруг да около – так да этак, то да потому… Понял я только, что принц не хочет до конца раскрывать карты, во всяком случае – мне, а Деду это не нравится, да, честно признаться, и самому мне тоже.

-- Ну хорошо, -- неожиданно сдался принц. Он как-то вдруг ссутулился, поник, даже, вроде, в размерах уменьшился. Трудно, всё-таки, быть аристократом. Принцип дзю до – «принцип ветви, сгибающейся под снегом и сбрасывающей его с себя» -- для них неприемлем. Он больше подходит для купцов, для политиков, да для кого угодно, только не для них! Они исповедуют принцип «каменной стены», и стоят, пока есть силы, пока не рухнут. Благородно и глупо. Только что перед нами был человек, полный достоинства, внутреннего благородства, а теперь, когда последний бастион пал… Прогибаться перед непреодолимыми обстоятельствами они не умеют, вот что. Они, аристократы, конечно способны и лицемерить, и лгать, и пускать пыль в глаза – они ведь тоже люди. Вот только в некоторых вещах они очень негибкие… Короче, он всё рассказал.

 

-- Когда нашей Маргарет исполнилось десять лет, с нами связались представители Правящего Улья К”Рет"гов… Интересы корпорации «Медиа» включали в себя тогда, равно как и сейчас, их жизненное пространство…

Он так и сказал – жизненное пространство. Не территорию. Интересы корпораций не знают границ, они экстерриториальны, они вторгаются в саму жизнь…

-- Их предложение было недвусмысленно, и, на наш взгляд, не допускало двояких толкований… Они предложили заключить брачный союз между Маргарет и их Ульем… Условия оказались очень выгодными, и мы дали своё согласие…

Да, уж. К"Рет"ги – народец зажиточный, что и говорить! Те полтора десятка звёздных систем, которые они заселяют – сущий кладезь природных ресурсов, сотрудничество с ними сулит солидные барыши, особенно если твоя родственница является де-юро членом Правящего Улья, с чисто теоретической вероятностью стать в будущем Маткой.

-- Нам и в голову не приходило, что они могут потребовать фактического выполнения брачных обязательств! Не было оснований. – Его Высочество сидел на неудобном стуле ссутулившись, как ворон на насесте, и ровным тоном говорил, не сбиваясь, не перескакивая с одного на другое, а в глазах… В глазах не было ни боли отца, ни беспокойства за похищенную дочь, как будто вся тяжесть проблемы ещё не полностью дошла до его сознания, и он пока ещё пытается анализировать, не понимая, что самое бы время – действовать. Впрочем, он, собственно, уже действует…

-- Не было оснований… И раньше заключались брачные союзы между людьми и инсектами!.. И никогда не возникало подобных прецедентов.

Ага, только раньше игра свеч не стоила, а теперь…

Курс ксенологии для оперативников в нашем отделе преподают в сильно урезанном виде, да и так он не слишком-то походит на увлекательное фантастическое произведение школы старых земных мастеров, но, так или иначе, курс я прослушал, и даже худо-бедно сдал на положительный балл, и кажется, мои знания теперь мне могут пригодиться вполне реально – я мало-помалу начал понимать, что к чему. Слишком уж лаком кусочек – трудно насекомым устоять, чтобы не попробовать… Они и не устояли. Дочь принца для инсектов психологически – почти Матка, -- это неважно, что она никогда и ничего не будет решать в большой политике – для них это как раз нормально, -- важен прецедент, а уж решать за неё будет коллективный разум Правящего Улья. Это понимал даже я – и видел, по выражению Дедова лица, что я всё понимаю правильно.

Если следовать логике мышления инсектов, то, затребовав от брачных партнёров – обычно это бывает соседний Улей – и получив в своё полное распоряжение матку, они первым делом оплодотворяют её, и таким образом становятся с соседями не только брачными, но и генетическими партнёрами, и получают доступ к их ресурсам, и широкий путь к расширению сферы деятельности. Вот только в этот раз роль «матки» они предназначили человеческой женщине, члену влиятельнейшего галактического клана… и это скверно. Очень скверно. Завязывался пошловатый сюжетец, до костей измусоленный земными фантастами ещё в середине двадцатого столетия, и даже сам пересказ этой истории где-нибудь на Земле не вызвал бы даже у последнего неуча ничего, кроме саркастической ухмылки. Но здесь не Земля, вернее – не совсем Земля. И инсекты очень пунктуальны в выполнении любых договоров…

Неужели эти идиоты-аристократы не могли предугадать банальнейшей развязки? Даже мне и то всё ясно без комментариев, а уж они-то всех собак сожрали на политических договорах! Любой нью-йоркский подросток, начитавшийся Берроуза, следуя проторенными путями американских комиксов и голливудских ужастиков, мог на пальцах выдать им весь расклад… Впрочем, о Берроузе здесь никто ничего не знает, о Нью-Йорке – слыхом не слыхивал, а у здешних комиксов совершенно иные приоритеты, да и Голливуда тут никогда не было…

Ульи – это всего лишь наиболее приемлемое, семантически подходящее определение… С таким же успехом их можно было бы назвать и «гнёздами», хотя внешне они, строго говоря, больше всего напоминают термитники. Гигантские термитники-небосрёбы, под завязку набитые гигантскими мыслящими насекомыми… Это не земные пчёлы, это разумные существа, и, как всякие разумные и высокоцивилизованные существа они стремятся к политическому доминированию, либо паритету, по возможности бесконфликтному, в данном конкретном случае – с нами, с людьми, с человечеством. И для них это вполне приемлемый, и даже довольно изящный политический ход. Радуются, должно быть, что так «по-человечески» смогли ущучить людей!

К"Рет"ги всегда лояльно относились к людям. Им нравятся наши технологии, в силу особенностей общественного развития недоступные и непонятные цивилизации инсектов. Сами они развивались по иному пути, на лоне, так сказать, природы, не замутняя свои коллективные мозги изобретением промышленности, севооборота, и философских концепций, но им на беду на их насекомых горизонтах замаячили люди, и К"Рет"ги потеряли покой. Сама идея о том, что можно использовать технику вместо рабского труда гамма-особей привела их в восторг! Грузовые платформы и гравилифты, подъёмные краны и станки, монтажные и строительные роботы, и целые технологические линии; даже пневмотранспорт и примитивные ленточные транспортёры нашли себе применение в их мирах – всё пошло в ход. Они пачками и тоннами закупали у человечества всё, что могло облегчить физический труд рабочих особей, и увеличить его производительность в десятки раз, расплачиваясь баснословно выгодными для людей концессиями на разработку природных ресурсов, благо – в самом начале сами они и не предполагали, что их можно разрабатывать! И в конце концов пришли к тому, к чему должны были прийти -- к пониманию всей сложности возникшей проблемы. Нельзя сказать «а», и не сказать «б». Экономический рост неизбежно ведёт к улучшению благосостояния, и, как следствие, к расширению культурной сферы. Когда они стали меньше работать, и при этом получать больше, чем необходимо для примитивного функционирования, у них высвободилось время для того, чтобы досуже поразмышлять о дальнейшем культурном и экономическом развитии с точки зрения перспективы. А перспективы вставали перед ними прямо радужные. Сотрудничество с человечеством приносило реально зримые плоды: за каких-то ничтожных четыреста лет инсекты превратились – из высокоорганизованных разумных – в цивилизованных, высокоразвитых технологически существ. Если проводить человеческие аналогии, то они из родоплеменных отношений эпохи позднего неолита шагнули сразу в капитализм времён первоначального накопления капитала, и намеревались шагать дальше. Этот феномен заинтересовал многих в галактике, и экономистов, и социологов – Чужих и людей, но прежде всего он заинтересовал самих К"Рет"гов – тут было над чем подумать. Вот они подумали-подумали, да и решили, что человечество для них весьма и весьма полезно, сотрудничество с ним – дар Божий, а стало быть нужно получше разобраться в устройстве человеческого общества, в самом мышлении людей. К"Рет"ги накинулись на человеческую философию, как собаки на кость, они вгрызались в историю и врубались в социологию до тех пор, пока им вдруг не показалось, что они великолепно стали понимать людей, и тогда они вдохновенно, с каким-то извращённым наслаждением, погрузились в водоворот политических интриг. И, разумеется, не обошлось без разного рода непониманий, ошибок – серьёзных и курьёзных, перегибов… Но вот этот их перегиб был немножко слишком сильным, тут они, конечно, дали маху!

Доминантные альфа-особи К"Рет"гов откладывают яйца непосредственно в материнскую полость Матки. Там и происходит оплодотворение, а уж кто получится из созревших и отложенных Маткой в инкубатор яиц – зависит от её сезонных гормональных изменений. Это могут быть либо альфа-особи – основные носители генофонда, либо боевые бета-особи, либо рабочие…

Так, ну а теперь пора сделать первые выводы. И что мне теперь известно? Что К"Рет"ги потребовали выполнения условий, и что Дом Тернзеллингов, разумеется, отказал им. Тогда следующий их шаг вполне разумен, и, с их точки зрения, морально оправдан. Похищение Матки для Ульев К"Рет"гов – вполне обычное дело. У них случается, что по форс-мажорным причинам действующая матка погибает, а новая ещё не готова к воспроизводству, и тогда происходит нападение на соседний Улей… Ч-чёрт, о чём я думаю? Я что – ксенолог? Я – агент Отдела особых операций при Комитете по Этике и Культуре Федерации Терры! Похищен человек, женщина, похищена негуманоидами… да плевать, хоть бы и гуманоидами… да хоть моим родным братом! Мои действия? Пр-равильно – надо уяснить получше, какого лешего именно мне, а не антитеррористическим спецгруппам выпала завидная доля спасать принцессу от чудовища, да ещё и инопланетного. Моя специфика несколько иная…

-- Прошу прощения, -- я со стуком отставил опустевшую рюмку. -- Могу я поинтересоваться?

-- Разумеется, -- с готовностью ответил принц.

-- Ваше Высочество, проясните, пожалуйста, следующие моменты. Где была во время похищения ваша собственная служба безопасности – раз! Какого чёрта она делает сейчас – два! И почему я должен выполнять их работу – три!

Не то, чтобы я не был согласен на это задание, но мне до жути хотелось узнать – чем это так хорош я один, что меня предпочли целой сотне волкодавов из лейб-гвардии Тайной службы Его Величества? А то, может, разогнать их всех, да посадить на это место меня одного? И расходы на содержание сразу уменьшатся…

Принц раскрыл было рот, но Дед, довольно бестактно вылез вперёд:

-- Позвольте, Ваше Высочество. Сынок, -- проникновенно обратился он ко мне, -- ты чего из себя дурака корчишь? Понимаешь же, какая каша завариться может?

Ещё бы я не понимал! Отлично я всё понял, как только вспомнил слова принца, сказанные в самом начале беседы, и сопоставил их с тем, что знал об инсектах. Они потребовали фактического выполнений договорных условий, а это… Это же… Нет, о таком даже думать страшно! И если они это сделают, и если об этом узнают люди – а они непременно узнают – то это будет война, потому что ни один человек не простит ни одному Чужаку притязаний такого рода!

-- Понимаю, -- кивнул я согласно. -- Я только не понимаю, почему нельзя взять пару спецрот с плазмотронами наголо, загрузить их в броневики, провести через частный портал и раздолбать там всё кругом в пух и прах? Политический и этический мотивы налицо -- освобождение Матки (породистое лицо его высочества болезненно скривилось), инсекты поймут, дело для них обычное, да и Комитет эти действия одобрит!

Принц беспомощно взглянул на мрачного Деда. Дед помрачнел ещё сильнее и нехотя сказал:

-- Потому, что К"Рет"ги не вовсе дураки. Они это тоже великолепно понимают. Вот поэтому они и спрятали её там, куда нам ходу нет, где они могут выполнить задуманное без помех! Сынок, они скрывают её на Терре-Дубль.

-- Ой-ё…

Это всё, что я мог ответить.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 

Терра-Дубль. Запретный мир, так они здесь её называют. Земля. Наша с вами Земля, третья планета звезды по имени Солнце. Единственная планета-дубль, только-только начинающая выбираться из «мерзости запустения», и вообще – единственная планета-дубль из всех известных.

Это трудно понять, и ещё труднее объяснить, но я попытаюсь.

Существует теория, определяющая существование неопределённого количества Вселенных, подобных нашей, но в доступных нам измерениях никак с ней не связанных. Согласно этой теории вселенные могут развиваться параллельно нашей, и перпендикулярно нашей, и даже задом-наперёд-совсем-наоборот, и вообще как угодно. О физических величинах сих загадочных мест можно гадать, о социальном развитии их обществ, буде таковые существуют, можно предполагать, и вообще можно думать о них что угодно, главное – что фактических, реальных подтверждений этой теории не существует, а существуют только математические выкладки.

Но нет правил без исключений, и таковое исключение, подтверждающее правило – наша Земля, являющаяся единственным открытым за всю историю галактики – их галактики – параллельным миром. Открытым, и почти сразу – закрытым, потому что с этим миром было не всё в порядке…

В пятнадцатом веке здесь, на Терре, впервые произвели удачный опыт по пересадке сердца человеку, а у нас на Земле вовсю полыхали костры, на которых корчились ни в чём не повинные живые люди; в восемнадцатом веке здешняя Российская Империя произвела запуск в космическое пространство первого транспланетного корабля с экипажем, за неполные полгода достигшего Плутона и вернувшегося обратно, а у нас на Земле государь Пётр Великий только-только заложил воронежскую верфь; в начале двадцатого века здесь уже вовсю использовали масс-конвертеры, а у нас на Земле, где-нибудь в Орловской губернии, полумалограмотный электрик ввинтил первую «лампочку Ильича»…

Огромная и прекрасная, лениво вращающаяся в лучах Солнца, покрытая белыми шапками облаков и голубыми покрывалами океанов; грязная, задохнувшаяся от смога и глобального потепления, изъязвленная войнами и невежеством; взрастившая великих поэтов, музыкантов и учёных, и погрязшая в сетях политиканов, фанатиков, и шарлатанов; безмерно богатая и умирающая от голода, рождающая и пожирающая собственных детей, наша планета пугает обитателей параллельной галактики, в особенности же жителей своей сестры-близняшки, Терры, просто до желудочных колик.

Вот теперь передо мною многое прояснилось. Посещение Земли, Терры-Дубль, находится под строгим запретом Комитета по Этике и Культуре. Они мотивируют это тем, что Земля находится (с оговоркой «пока») в доконтактном (читай – в варварском) состоянии. Земляне веками отставали в своём технологическом и культурном развитии, и только в двадцатом веке был совершён просто грандиозный научный прорыв в сфере технологий, ещё больше напугавший здешних боссов по контактам, поскольку культурный уровень по-прежнему остаётся неудовлетворительным.

Очень непросто понять – почему так, но с этим трудно спорить. В так называемых странах третьего мира, экономически неблагополучных, люди живут по принципу курятника – клюй ближнего, сри на нижнего, -- сидят друг у друга на головах, и рвут друг другу глотки за кусок хлеба. В более развитых странах режут друг друга уже не за хлеб, не за место у кормушки, а за более сладкий кус – за священное право сыпать в кормушку отруби. А те страны, которые худо-бедно разрешили внутренние проблемы, сразу начинают соваться в проблемы внешние, чтобы, не дай Бог, не быть задвинутыми в самый угол мировой арены, либо, достигнув сытости и благополучия, почиют на лаврах, и сладко засыпают, как гомеровские лотофаги, мало чем интересуясь, плюя на всё и вся.

Да, технологии совершили неслыханный прыжок в будущее, но желания большинства людей так и не перешагнули тот заветный рубеж, за которым чувственные наслаждения уступают место тому, ради чего человек ещё в Эдеме затеял эту афёру с пожиранием яблока, – с наслаждением, получаемым в результате акта творения, от чистого творчества.

Люди, стремящиеся к этому, безусловно были, есть, и будут, но их десятки на тысячи, тысячи на миллионы, миллионы на миллиарды. Они, к сожалению, не являются абсолютным большинством. Подавляющее же большинство людей, покамест, по-настоящему способно – и то сиюминутно! – почувствовать радость лишь от одного из многих актов творения, -- от полового акта, в результате которого творятся дети. Да, пожалуй, ещё акт сотворения самогона.

Я, разумеется утрирую, и сильно, но каждый, кто способен думать ( я даже не говорю – мыслить, просто нормально размышлять, не более) не может не согласиться, что при небывалом росте технического прогресса современный земной человек по-прежнему остаётся хомо барбариа – человеком диким, человеком невежественным, человеком пещерным. В основе человеческих отношений сотрудничество занимает лишь второе место, на первом же по-прежнему стоит конкуренция, и пока так будет – не видать Земле контакта.

Конечно, постановление Комитета соблюдается, в большинстве своём, только людьми, в смысле – собственно человечеством. На Земле имеются «блуждающие» порталы, связанные, кроме Терры, с некоторыми другими мирами, в основном, как это ни странно – тоже доконтактными, и как объяснишь предразумному псевдонеандертальцу с Грольснера, что его появление на Земле порождает массу сенсационных повествований о пресловутом «снежном человеке»? Несси, Огопого и иже с ними – из того же кордебалета. Но это всё неразумные, или предразумные. А как объяснить тем же Тииннам? Разумным, даже гуманоидным, тонкокостным, с зеленоватой и голубоватой кожей, с огромными безразличными глазами -- знакомое описание? Или описать ещё их транспортные средства? Те, что походят на те самые пресловутые летающие предметы сервировки. И как им объяснить, что на Терру-Дубль хода нет? Им: «Нельзя!» -- а они: «А почему?» -- Им: «Доконтактное состояние!» -- А они: «Мы осторожненько!» Силой противодействовать неэтично, да и просто невозможно… И никаких шкурных интересов у них нет – они «люди науки», как сумасшедший профессор из комиксов, ничего, кроме чисто академических знаний их не интересует в принципе, и плевать им со своих эмпирических высот на все запреты. Они гора-аздо более древняя и мудрая цивилизация, они про науку уже забыли больше, чем мы за ближайшие пятьсот лет узнаем, и всё равно продолжают всевозможные исследования. Когда я о них думаю, всегда вспоминаю анекдот про российских дорожных строителей. «А когда достроите – что делать будете? – Обратно пойдём, там уже ремонт начинать пора!» Примерно так и Тиинны. Кстати, это именно им я обязан тем, что веду сейчас своё повествование, а не гнию растерзанным куском плоти, удобряя собой каменистую почву так называемой республики Ичкерия, на бывшей территории бывшего Советского Союза своей бывшей планеты – матушки-Земли, но об этом чуть попозже.

Значит, что у нас в пассиве? Земля, закрытая планета, на которую здешнему социально ответственному члену общества хода нет. (Инсектам, кстати, тоже, но спор об этом, если и возникнет, то не сегодня и не здесь). Тиинны, даже если их слёзно будет молить, став на колени, весь Совет Федерации, помогать не станут, не из принципов невмешательства, не из политических соображений (плевали они и на политику тож) -- просто не поймут, на кой фиг всё это надо, коль скоро это никак не соотносится с научными изысканиями. А больше никого из «знакомых», кто мог бы аккуратно и незаметно изъять графиню Солтри из лап инсектов у человечества Терры нет…

Проявить военную активность, устроить в небесах над базой насекомых лазерное шоу с использованием боевых гравилётов, плазмо-, психо-, грави-, и прочего – «-тронного» оружия, – всё это «на глазах» многочисленных орбитальных спутников, среди коих, нелишне учесть, имеются и боевые! – это всё равно, что расписаться перед человечеством Земли в своём существовании как таковом. Ни под каким видом на Земле не должно остаться и признаков артефактов, подтверждающих существование иной, более развитой цивилизации! И это даже если не брать в расчёт возможность провокации глобального конфликта между двумя ядерными супердержавами, к коему выяснению отношений вскоре не замедлят присоединиться и другие ядерные страны, помельче.

Послать солдат, вооружённых по образцу Терры-Дубль, тоже абсолютно невозможно. То есть, нашего, земного оружия здесь, ну просто – завались! Разных эпох, разных стран, разных марок – бери хоть танк, хоть самолёт, и вперёд, на врага. Но… Во-первых, никто из здешних не владеет в полной мере навыками обращения с тамошним оружием, поскольку здесь оно морально устарело лет, этак, четыреста назад. Во-вторых, здесь уже давно исповедуются принципы полного невмешательства в историческое развитие доконтактных цивилизаций, и даже такое простейшее действие, как неспешное передвижение пешком по пустынной ночной улице вполне может быть расценено Комитетом как попытка влияния на целостность исторической последовательности, так-то! Даже визуальное наблюдение (наблюдают, а как же, иначе откуда у них образцы именно земного вооружения?), в последние годы ведётся записывающими автоматами, дабы не было у эмоционально несбалансированных наблюдателей искушения сотворить в частном порядке какую-нибудь справедливость.

Земля предоставлена самой себе целиком и полностью. Сможет выжить, а тем паче выйти на контакт сама – честь ей и слава! Примут с распростёртыми объятиями, прижмут блудного сына к суровой отцовской груди, соберут пир, с непременным по такому случаю закланием упитанного тельца… А пока – нельзя!

Были, конечно, этому и свои основания. Вспомнить, к примеру, какую весёлую жизнь в своё время устроили своим благодетелям переселённые сюда индейцы майя, когда полные благих намерений деятели из Института Соционики, напуганные грозной тенью испанской конкисты, потребовали – и добились (на свою голову) – срочной эвакуации на Терру целой общественной формации.

В целом грандиозная миграция прошла более чем успешно, дикари последовали за своими «богами» в другой мир с радостью и охотой, оставив на память неблагодарным потомкам лишь следы своей жизнедеятельности, -- то есть, конечно же культурной, а не физиологической… А вот когда пришло время социально адаптироваться, принимать новое мышление и духовно расти над собой, вот тут они и показали своим, к тому времени уже абсолютно развенчанным богам, где у томагавка обух, и почём фунт ливера на базаре!

Вообще за всю историю Терры произошло не один и не два подобного рода прецедентов: и вездесущие архаровцы из орд Тамерлана забегали на огонёк, да и раздували этот огонёк до совершенно непотребного состояния, губя посевы и стада, и беря в полон совершенно потерявшихся от ужаса фермеров; и неугомонные греки во главе с Одиссеем (который, оказывается, на самом деле существовал!), заблудившись однажды, всё никак не могли выбраться назад, и пакостили в прибрежных рыбацких посёлках не хуже викингов, пока их, отличающихся, кстати, большой мобильностью и тактической оперативностью – так что сразу и словишь – не выдворили, наконец, на историческую родину; и не стоит после этого удивляться чудесам, описанным в «Одиссее» -- сказка о циклопе Полифеме, например, здорово поблекла в моих глазах с тех пор, как мне довелось увидеть андроида-козопаса на острове Лектон – был у него вместо двух глаз (а на хрена ему два?) один инфравизор для ночного наблюдения, и рост в три метра для лучшего обзора местности, вот и вся легенда; и знаменитый Норфолкский стрелковый пехотный полк, бесследно исчезнувший во время горной пурги там, на Земле, и появившийся в полном составе уже тут, и устроивший двум мирным скотоводческим посёлкам кровавую баню во имя чести британской короны; всё это случалось не раз, пока наконец не была разработана и внедрена доктрина защиты, и с тех пор даже самые ярые психи-глобалисты изрядно подостыли в своём, сколь неуёмном, столь и неумном хотении воссоединиться на паритетных началах со своими «младшими братьями» с матушки Земли, и здорово поумерили пыл. Потому что нельзя…

Так – нельзя, этак – не полагается, вот так – ни-ни, а уж вот таким образом – вообще ни в коем случае! Куда ни кинь – всюду клин. Но на то он и клин, чтобы его клином вышибали, на то и правила, чтобы были исключения! Поэтому смотрим, что там у нас имеется в активе? Молодой человек, мы к вам обращаемся! И вот, под негромкие аплодисменты заинтересованных лиц, на сцену, робко оглядываясь, выходит Алексей Иванович Татаринов, сын собственных родителей, бывший сержант спецназа армии Российской Федерации и уроженец Земли, которому, чуть ли не единственному в этом мире, не заповедано – и даже официально разрешено! – ступать на землю своих предков. Объяснять – почему надеюсь, не надо?

 

Мозг человека устроен так, что зачастую приходит к выводу, минуя большинство логических построений. Интуиция называется. Поэтому, пока я произносил вслух историческую фразу: «Ой-ё!» -- всё пересказанное мной выше пронеслось в моей голове со скоростью спейсшипа класса «Клипер», то есть – если и медленнее скорости света, то ненамного! Я хотел было сначала подивиться хитромудрости нашего Деда, который даже Великую Китайскую стену ухитрится обойти, а не то, что запрет какого-то там Комитета, но потом передумал. Изворотливость Деда стала притчей во языцех задолго до того, как я пришёл на службу в Отдел, а вот как теперь буду изворачиваться я – вот главный вопрос на повестке дня. Ибо я не изощрён в тактике боя настолько, чтобы в одиночку штурмовать, возможно, очень укреплённую базу. А придётся… Потому что все известные порталы, ведущие на мою загноблённую родину тщательно охраняются Независимыми Воинскими Формированиями, не подчиняющимися ни Богу, ни чёрту, ни Папе Римскому, тем паче что вот этого последнего в здешнем мире и вовсе не существовало никогда. У Деда хватит влияния, чтобы протащить сквозь заслон меня одного, хоть и подозрительно вооружённого до коренных зубов, но чтобы целый отряд… Возможно, если они вместе с принцем надавят где надо, кому надо, туда, куда надо, то и получится, но на это уйдёт уйма времени, а время, это как раз то, чего у нас нет! Так что, как пить дать, идти мне одному, и шансов у меня, по моим расчётам, столько же, сколько у снеговика в Сахаре. Так и хотелось сказать это им в лицо, с бесшабашной отчаянностью обречённого, и поглядеть, что из этого выйдет, но… Не такой уж наш Дед дурак, чтобы отправлять агента на заведомо невыполнимое задание… разве что надоел я ему хуже горькой редьки, и вот он нашёл способ избавиться от меня «законным» путём. Но в таком случае ему достаточно было просто и буднично, в суровой и деловой манере полководца Жукова заявить мне: «Сынок, нам нужен свой человек в аду. Интересы дела требуют твоего присутствия там. Поди сейчас в свою комнату, и застрелись… нет-нет, здесь не надо – ковёр запачкаешь!» Всё. Этого было бы вполне достаточно, ибо Деду я, как и все его сотрудники, доверяю бесконечно, и среди нас нет ни одного, кто не исполнил бы даже такой его приказ.

Значит, всё же есть шанс? Если я погибну, и не вытащу заложницу, то ему тут тоже, наверное, мало не покажется… Значит, надо попробовать. Хотя, если начистоту, то я сейчас с большим удовольствием попробовал бы придушить Деда! Или хотя бы сказать напоследок – всё равно ведь теперь: «Что ж ты делаешь, гад?» Хотя злился я вовсе не потому, что так уж дрожал за свою драгоценную шкуру, и не за то, что (по-моему) Дед посылал меня на верную гибель, а оттого, что он не оставил мне выбора.

Поймите меня правильно: я не герой, никогда им не был и становиться не желал ни за какие коврижки, тем более – посмертно! Если у меня есть выбор, то я всегда за чистое небо без ракет, и за мир во всём мире. Но выбор есть всегда… Смерть или бесчестие, со щитом или на щите, умереть сражаясь или жить рабом. Банальные громкие слова, которые мы привыкли произносить с саркастической усмешкой, и которые за века повторения так и не потеряли своей остроты, потому, что они правдивы…

Что же касается меня, то я видел перед собой следующие варианты. Первый – я решительно достаю свой лучевик, и стреляюсь, прямо не сходя с места, чтобы не мучиться. Второй – я отказываюсь, и наживаю себе двух могущественных врагов. Одним из них будет Дед – он никогда не прощает разумного малодушия. Человек может проявить животную, инстинктивную трусость перед лицом внезапно возникшей опасности, и сбежать, считает он. Но если человек сбежит, заранее хладнокровно всё обдумав, Дед такого не простит никогда. Ещё один такой человек, это… Принц? При чём здесь принц? Плевал я на принца – я говорю о себе! Потому что я могу сбежать от Деда, и от принца, и от всего человечества; но не укажет ли мне кто-нибудь, в какую сторону нужно направить лыжи, чтобы сбежать от самого себя? Вот и получается, что выбор мой очевиден, а значит его как бы и вовсе не было! Поэтому придётся мне пойти, и всех там победить, независимо от того, желаю я этого, или нет.

-- Ну, вот и славно! – сказал внимательно наблюдавший за мною из под полуопущенных век Дед. – Я вижу, ты уже понял, что надо делать. Всю ответственность за проведение операции я беру на себя – вот приказ, -- а все заботы по её подготовке и проведению возлагаю на тебя – всё поровну, по справедливости (вот гад!). – В арсенале получишь всё, что тебе покажется необходимым – в разумных пределах, -- с нажимом добавил он. – Я лично проконтролирую… потом (в этом месте у меня здорово отлегло от сердца – когда Дед говорит вот так, это значит, что ваши шансы просто умопомрачительны, и в расход вам ещё рановато). Вопросы, пожелания, предложения?

-- Координаты поиска, характеристика местности, метеоусловия, условия выброски и отхода, оптимальное время, -- пробурчал я.

-- Всю информацию получишь, как только экипируешься. Пока только скажу, что база находится в южноамериканских джунглях – делай выводы сам. Со специалистом по вооружениям не заедайся – он толковый мужик. Учитывай его рекомендации при выборе оружия (ага, щас!), не вздумай прихватить чего лишнего (ну, это мы поглядим!), и… будь осторожен (да пош-шёл ты!).

-- Когда начинать?

-- Вчера, -- ёмко ответил Дед. По-онятненько.

-- Разрешите идти? – официально спросил я, поднимая затёкшее тело с пыточного орудия, по простоте души принимаемого Дедом за стул.

-- Иди, сынок, -- Дед тоже поднялся, и – невиданное дело! – протянул мне руку. Я секунду тупо смотрел на неё, пока не понял, что это мне не для поцелуя, а для рукопожатия. Хотел плюнуть ему в ладонь, но субординация помешала – пожал. Затем мне пришлось пожать милостиво протянутую мне руку Его Высочества, принца Амори, а потом я «удалился, внутренне кипя», как сказано было бы обо мне которой-нибудь из сестёр Бронте!

 

-- …Шлем боевой тактический, модель вторая – один…

-- Не положено… – тягуче отвечал похожий на снулого леща каптёр. Это в личном деле его должность громко именуется «специалист по вооружениям», а на самом деле – как он был каптёр, так и остался!

-- Что значит – не положено? – неискренне возмутился я. – Я что, на прогулку иду?

-- Не положено, -- уныло тянул своё каптёр. – Есть список разрешённого на сегодняшнее число, заверен лично Владиславом Львовичем. В означенном списке ШБТ-2 отсутствует…

-- Л-ладно. Огласите весь список, пожалуйста! – каптёр остроты не понял – где ему, замороженному! – и затянул, как на экзамене:

-- Пистолет-пулемёт Шпагина, пистолет «Тульский, Токарева», ручной пулемёт Дегтярёва, пистолет-пулемёт Судаева, гранаты Ф-1, пулемёт «Максим» станковый, пулемёт Льюиса ручной…

-- Постой-постой, -- точка кипения моего терпения достигла экстремума. – А винтовки Мосина в этом списке нет, случайно, или револьвера Нагана?

-- Не случайно, есть.

-- Ты, старый пер…ец, что, серьёзно? Ты думаешь, я на Великую Отечественную собираюсь?

-- Ничего я не думаю, -- тускло, без выражения, сказал «специалист по вооружениям». – И не знаю я, какая-такая отечественная. Вы попросили огласить…

-- Отставить оглашение! – рявкнул я, в надежде, что старый мухомор подпрыгнет от неожиданности. Нет, не подпрыгнул. – Выведите на дисплей.

-- Так бы сразу и говорили, -- протянул каптёр и стукнул скрюченным пальцем по виртуальной сенс-клавише.

-- Та-ак, -- я впился глазами в строчки – мама дорогая! Это сколько ж всего прочитать придётся! Я так и до завтра не обмундируюсь! Вот уж не думал, что люди всего за один век столько напридумывали смертоносных игрушек! – Отставить список, -- буркнул я, и поднял глаза, полагая увидеть во взгляде каптёра искру злорадства, но увидел только служебное рвение и мозговую пустоту.

-- Начнём… пожалуй, -- сказал я. Каптёр лёгким движением плеча обозначил боевую готовность.

-- Автомат Калашникова модернизированный «АКМ», с подствольным гранатомётом – один, -- возражения не последовало, хорошо, и я зачастил, -- нож разведчика специальный «НРС» -- один, автоматические пистолеты Стечкина «АПС» -- два, найдите приспособленные под приборы бесшумной беспламенной стрельбы. Есть? А-атлично, -- я входил в раж, радуясь, как ребёнок, попавший ночью в магазин игрушек. – Так-с, значит ПББС к Стечкиным – два, патроны, естественно, по четыре, нет – по шесть магазинов, костюм камуфляжный, облегчённого типа, для тропиков – один, халат маскировочный … ну, я потом сам подберу, давай пока все… кроме зимнего; бронежилет высшей степени защиты – тут я задумался, -- один. Прибор ночного видения, просто на всякий пожарный… Гранаты РГД-5 – десять, нет, лучше – пятнадцать…

-- Имеется разрешение на РГН, -- прошелестел кладовщик с неожиданно проскользнувшими в голосе вкрадчивыми интонациями беса-искусителя. Этакий Мефистофель от милитаризма…

-- Да ты что? – обрадовался я. – Тогда – их. Пятнадцать. – РГН, именуемое в просторечии «яблочком», размерами меньше и легче РГДешек, а взрывной силой обладают такой же, если не большей. Единственный их недостаток в том, что чеку обратно вставить уже нельзя. Выдернул – бросай, обратного хода нет!

-- Давай сбрую мне подберём, каску, ремень, ботинки, бинокль полевой, аптечку – пропыхтел я, переоблачаясь прямо на месте, и пойдём пристреляем всё это – я сгрёб со стола всё своё боевое добро, -- где здесь тир?

-- Прошу сюда, -- вновь тускло ответил каптёр. Я шагнул в невысокую стальную дверь, открывшуюся в боковой стене, и за спиной услышал его невыразительный голос:

-- Пули усилены бронебойными сердечниками… При использовании гранат прошу учитывать, что их ВВ отлично от стандартного. По личному распоряжению Владислава Львовича они заполнены высокобризантным гелевым наполнителем. Будьте очень осторожны…

 

Сэр Гай Трелони, начальник охраны Его Высочества, широкоплечий русоволосый мужчина лет сорока-сорока пяти, которому Дед предоставил для инструктажа одну из гостевых комнат базы, внимательно оглядывал меня с головы до ног, и в его глазах я читал как минимум недоверие. Так, наверное, разглядывал бы маршал Жуков роту каких-нибудь ландскнехтов, явившихся на Сталинградскую битву вооружёнными алебардами и луками, окольчуженными, в латах и шишаках. Пожалуй, с его точки зрения, действительно было отчего прийти в унылое состояние духа, – моё снаряжение в его глазах отнюдь не выглядело чем-то, что годится для штурма объекта, укреплённого сильнее детской песочницы.

Одетый в камуфляжный костюм облегчённого образца (правда – как и бронежилет – из наноткани, которая, в принципе, на Земле уже изобретена, только стоит чертовски дорого, с титановыми вставками где можно, и где нельзя, в широкополой панаме с сеткой накомарника на полях (многослойный шлем-каску из высокомолекулярного прессованного полиэтилена я пока пристегнул к бедру), с биноклем на груди и автоматом за спиной, с дурацким ПНВ, сдвинутым на затылок, увешанный гранатами и пистолетами, я выглядел, наверное, довольно курьёзно, и, пожалуй, готов был с ним согласиться. Безусловно, боевой скафандр космодесантника, напичканный электроникой как маленький космический корабль, снабжённый средствами слежения, приборами наведения, реактивной турбиной, усилителем мышечных реакций, и прочими полезными вещами, не говоря уже о вооружении; скафандр, в котором человек в воде не тонет, в огне не горит, в Арктике не мёрзнет, в космосе не задыхается, и, будучи снаряженным в который, становится равным единице бронетехники класса лёгкого разведывательного танка, с той лишь разницей, что танку летать не дано, а десантнику – пожалуйста! – такой костюмчик для того дела, что мне предстояло, был бы куда как более уместен, это верно. Жаль только, что специфика задания не оставляла мне надежды даже на банальный тактический шлем, что уже выяснилось в беседе с оружейником. Впрочем – может оно и к лучшему; попади случайно такой шлем в лапы наших земных умников, и очередная досрочная научно-техническая революция планете обеспечена. Свой резон в этом безусловно имелся, поэтому приходилось играть теми картами, которые были мне сданы, и то, что я от этого не в восторге настолько, что могу, пожалуй, и в лоб дать, сэр Гай тоже понял по моему ответному взгляду. Понял, и принял, и, воздержавшись от комментариев по поводу моего бравого вида, сразу перешёл к делу.

Достав из внутреннего кармана плоскую серую коробку портативного голографического проектора, он активировал включение, и принялся комментировать:

-- К сожалению, у нас нет возможности предоставить для изучения само похищение – видеозапись не велась. Ситуация же, в целом, такова: тринадцатого сентября по терранскому календарю графиня Солтри была приглашена в качестве почётной гостьи на открытие нового орбитального лифта близ Сан-Кристиана, в Объединённой Брасилии… сейчас дам координаты…

-- Не надо, продолжайте, -- остановил его я, вглядываясь в изображение на голоэкране. Там было изображено место трагедии в том виде, в котором всё было, когда прискакала кавалерия – четыре убитых телохранителя в тех нелепых позах, которые придаёт человеческим телам только внезапная и мгновенная смерть. Вокруг них суетились криминалисты, врачи, полицейские следователи, прокурорские чины рангом помельче, репортёры; рядом, отдельной плотненькой группкой, чинно надуваясь, стояли местные и приезжие шишки. С видом значительным и причастным они негромко переговаривались между собой, важно кивая и указуя на что-то руководящими дланями, однако по лицам было заметно, что они, вообще говоря, плохо понимают, кого тут, собственно, убили, и почему, собственно, основное внимание репортёров сосредоточено не на них, а на этих безвестных покойниках. За их спинами виден был обязательный для любого постоянно действующего портала оборонный периметр, утыканный боевыми лазерными и плазмотронными установками, за которым поднимался, похожий на невиданную полосатую лысину, небольшой чёрно-серебристый купол частного портала, которым, видимо, воспользовалась для своего несчастливого путешествия леди Дортленд.

-- Журналистов зря пустили, -- посетовал я.

-- Это не имеет большого значения, -- досадливо отмахнулся Трелони. – Они просто не успевают за событиями. Через пять-шесть часов либо всё вернётся на круги своя, и тогда они и пикнуть не посмеют, либо…

-- Либо не вернётся, и тогда уже будет неважно, -- согласился я. – Что там у нас ещё?

-- Переброска осуществлялась с Неверленда, через транзитные частные порталы на Казеде и Тарме. В четырнадцать ноль два леди Дортленд покинула портал «Сан-Кристиан» на Терре – это зафиксировано следящей аппаратурой, и подтверждено дежурными администратором и оператором – и больше её никто не видел…

-- Когда была обнаружена… э-э-э… пропажа?

-- Через двадцать три минуты, когда командир охраны не вышел на связь с терранским диспетчером в контрольное время. Место там… уединённое, на них никто не наткнулся до нашего появления.

-- Ага… Из чего были убиты? – походя поинтересовался я, не обнаружив на телах видимых следов насилия – ни ран, ни синяков, ни характерных ожогов, оставляемых лучевиком – вообще ничего.

-- Из игольников, -- неохотно ответил сэр Гай. – Иглы снабжены полисинтетическим ядом из группы неоцианидов… Все убиты выстрелом в глазное яблоко.

-- Так, хорошо… То есть, извините, очень плохо! – поспешно поправился я, поймав на себе его свирепый взгляд. Да уж, ему было отчего рассвирепеть! Четыре профессиональных телохранителя расстреляны, словно мишени в тире, даже не успев обнажить оружия, а ведь обращение с игольником требует определённого мастерства, каковое среди дилетантов в массовом порядке не наличествует, и это значит, что на тропу войны вышли профессионалы, как минимум равные квалифицированным бойцам королевской лейб-гвардии. Но вот – кто? Таких о-очень немного! И подавляющее большинство этих немногих имеет, благодаря своему искусству, гораздо больше, чем просто кусок хлеба с самым лучшим маслом, и толстенным слоем икры, и либо предложенный куш был настолько велик, чтобы полностью затмить их разум, либо это были фанатики, и они преследовали никому неизвестные личные цели, но они всё же пошли на этот дикий, внешне ничем не обоснованный, риск… Впрочем, это меня не касается – совмещать концы с началами будут профессиональные следователи, не мне чета. А моя прямая задача – вытащить из лап похитителей леди Маргарет Дортленд, иначе в скором времени этот мир может измениться, причём не обязательно в лучшую сторону…

-- А как вы определили местонахождение графини? – попытался я исправить положение.

-- Это как раз было очень просто. Здравый смысл, плюс оперативно-розыскные мероприятия, -- проговорил сэр Гай, медленно оттаивая от моей бестактности.

-- Ну, ну, -- поторопил его я.

-- На месте похищения не было обнаружено никаких следов транспортного средства, и диспетчерские службы подтвердили что в этом районе никто не взлетал и не садился. Отсюда мы сделали вывод, что похитители воспользовались порталом. В радиусе трёхсот миль нет ни одного такого, каким можно было бы воспользоваться, но в пятнадцати милях от этого места имеется слабоохраняемый мерцающий портал, соединяющий Терру с Террой-Дубль, причём периодичность мерцания в это время года довольно частая. Предположив, что преступники могли уйти через него, мы через Его Высочество обратились за помощью к Владиславу Львовичу, и он по своим каналам поднял данные всех следящих модулей, находящихся в это время в Запретном мире. Авторегистратор модуля за номером семнадцать дробь два, ответственный за наблюдение юго-восточного сектора квадрата четыре координатной сетки Земли, дал положительные результаты.

-- Но как им удалось пробиться сквозь охрану портала? – удивился я, и тут же устыдился своего удивления. Гвардейцы Маргарет Дортленд были очень крутыми мужиками, за две секунды – всё из тех же игольников – поражающие пять из пяти мишеней. Беда была в том, что появился кто-то, кто не дал им этих двух секунд, с издевательской виртуозностью, словно дробину белке в глаз, всадив им в мозг стальные ядовитые иглы. Взвод охраны портала, щенки из НВФ, умеющие только картинно носить оружие, этому волку были не соперники.

-- Они вырезали всех, как цыплят, -- подтвердил мою догадку сэр Гай. – Более того, они сделали это просто для страховки, чтобы не оставлять свидетелей – анатомы утверждают, что мозги всех четырнадцати охранников были пропитаны неопентоталом, словно губки. Им можно было просто приказать, и они забыли бы всё, даже собственные имена. Но, кажется, наши друзья, -- тут он зло оскалился, -- уже давно готовили базу, шастая через этот портал в Запретный мир, как к себе домой, и поэтому решили перестраховаться!

На экране картина с места преступления сменилась другой, и я с неожиданным замиранием сердца увидел зелёный ковёр джунглей, расстилающийся далеко внизу, сквозь который, несмотря на всю его приятность для взора, ни хрена не проглядывалось, – зелёное море волнующейся листвы, и всё.

-- Наблюдение велось с высоты пятьдесят тысяч метров, -- пояснил Трелони. – К сожалению, визуального изображения нет – слишком густой покров растительности…

Вот тут пришла очередь обидеться мне! Назвать мои родные (пусть я там и не был никогда, но ведь земные же!) джунгли банальным растительным покровом – да как у него язык повернулся, у свиньи неуважительной!

-- …Было зарегистрировано несанкционированное проникновение, -- меж тем казённым голосом вещал мой нетактичный собеседник, не обратив никакого внимания на вспышку моих амбиций. – Судя по спектральному изображению, переданному с тепловизора, и данным биоточного локатора, шесть гуманоидных существ типа хомо сапиенс, и одно негуманоидное…

-- А это точно они?

-- В тело графини Солтри имплантирован маяк, – поджав губы, ответил сэр Гай. – Его сигналы тоже были зарегистрированы. Это они.

-- Вот как, -- протянул я, на несколько секунд отвлекшись – при словах «тело графини Солтри» мне вдруг абсолютно неожиданно – как-то само по себе – представилось это самое тело, совершенно без ничего, во всех приятных подробностях, и я едва смог подавить внезапно возникшую сладкую боль в паху – всё же я, как и всё остальное мужское население галактики, дышал к этой олимпийской богине довольно неровно, факт. И тут вдруг мне представляется совершенно нереальная возможность не просто увидеться с ней, а ещё и блеснуть при этом немеркнущим ореолом рыцаря-спасителя без страха (ну, не то, чтобы совсем без страха) и упрёка! Вот если совсем честно – не для протокола – то скорее всего, именно это и сыграло главную роль в моём решении отправиться на Землю в качестве мишени для метких стрелков из игольных пистолетов. А иначе, кто знает, согласился бы я на этот самоубийственный прожект?

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

 

Земная Бразилия, которая по Киплингу суть страна длиннохвостых ягуаров и броненосных черепах, это вовсе не то, что Брасилия на Терре. Бразилия на Земле, это всего лишь самая крупная страна на материке, а кроме неё там обретаются и Перу, и Чили, и Суринам с Гвианой и Гайаной, и Колумбия с Венесуэлой и Эквадором впридачу, и Аргентина, и прочие Парагваи с Уругваями. Терранская же Объединённая Брасилия занимает площадь почти всей Южной Америки, за исключением полутора сотни тысяч квадратных миль на тридцать седьмой параллели, принадлежащих Священной Республике Майя, которую революционные братья-индейцы, отличающиеся завидным упорством и последовательностью, в своё время так-таки отстояли. Город Сан-Кристиан в Объединённой Брасилии расположился в центральной части Восточной Кордильеры, примерно там, где на Земле находится Богота. Вам это ни о чём не говорит? А вот мне это название очень, очень напоминает Колумбию. Потому что именно в Колумбию я и попал, пройдя через открывшийся в положенный срок мерцающий портал близ Сан-Кристиана.

Я не знаю, что привлекло внимание террористов именно к нему: то ли то, что в период с августа по октябрь он открывался на несколько минут семь раз в сутки, а то ли лёгкость, с которой им удалось промыть мозги и привлечь к сотрудничеству охрану портала – всё же это был очень маленький портал, с игрушечным, три на три на три метра, куполом, и такой же игрушечной охраной из тринадцати человек, плюс обязательный, но в данном случае совершенно ненужный контролёр-администратор; а возможно и то, что в Колумбии, сколько я себя помню, в джунглях всегда водилась масса всякого подозрительного люда: партизаны из вооружённой оппозиции, наркодельцы, бандиты, и прочая воинственная шваль, с которой можно было договориться насчёт временного укрытия… В любом случае, это было одно из самых удобных мест, чтобы быстро и надёжно укрыться на Земле, и они этим воспользовались. Так или иначе, я не верю, что это была случайность, продиктованная вдохновением злого гения – уж больно всё гладко прошло: и психотропная вербовка взвода охраны, и оперативность акции, и то, что они пользовались именно мерцающим порталом, через который нельзя попасть назад без электронного указателя и специальных расчётных таблиц, простым смертным недоступным – всё указывало на тщательную подготовку. Однако сейчас это не имело ровным счётом никакого практического значения – я был здесь, и я намеревался действовать… Только пока не знал, с чего начать. Поэтому я просто лежал, разглядывая базу в бинокль, и размышлял.

База мне не нравилась. И в профессиональном смысле, и просто по-человечески. Я нисколько не удивился бы, если бы мне пришлось атаковать хорошо укреплённый лагерь боевиков, больше напоминающий небольшой военный гарнизон, ну, знаете, из тех, что показывают в своих фильмах американцы – огромный беломраморный дворец, броневики, патрулирующие территорию, снайперы на крыше, и на каждый квадратный метр по два охранника с собаками. Этого я ждал, и к этому был готов, но то, что я увидел, в корне не вязалось с моими представлениями о могуществе наркокартелей, и здорово подточило моё к ним уважение, как к профессионалам.

Метрах в трёхстах от невысокого холма, на котором я обосновал свой наблюдательный пункт, находился тщательно очищенный от растительности пятачок земли в два-три гектара, и на его поверхности располагались в неживописном беспорядке следующие признаки цивилизации: два обширных, крытых пальмовыми листьями, неухоженных барака (вероятно – для рабочих, которых пока что-то не видно), нечто вроде гасиенды – двухэтажный беленный дом с балюстрадой, увитой бугенвилеей, и ещё чем-то, названия чего я не знал, но это всё ботаника. Ещё там была здоровенная вертолётная площадка, судя по величине которой можно было сказать, что база когда-то давно знавала времена и получше; сейчас же там сиротливо притулилось всего два вертолёта, причём один из них явно был списан с американских военных складов. Налево от площадки три открытых армейских джипа и маленький древний бензовозик, переделанный ещё из тех «Фордов», на которых контрабандисты-бутлегеры возили в США из Канады некогда запрещённый виски. И, наконец, помещение (вернее его видимая часть), заинтересовавшее меня куда более, чем боеспособность вероятного противника. Это был то ли погреб, то ли подвал – нечто вроде бункера в земле, со входом из литого бетона, на два метра выступающим над поверхностью. Запись показаний авторегистратора следящего модуля утверждала, что шесть гуманоидных существ хомо сапиенс, и один негуманоид на территории базы обосновались именно там. Что это был за подвал, я себе голову ломать не стал, просто принял к сведению, что мне надо туда, и исходя из этого стал планировать дальнейшие ходы. И вот с планировкой у меня застопорилось, ну хоть ты плачь!

По двору гуляли куры и охранники, причём первые, по ряду причин (хотя бы по размеру и агрессивности), мне казались куда опаснее вторых. Вот босоногая плосколицая женщина весьма солидных габаритов вышла из-за барака с дымящейся кастрюлей в руках и направилась к гасиенде. Один из охранников, наверное, матримониально озабоченный, попытался было преградить ей дорогу, однако был отброшен мощным плечом суровой колумбийской фемины метра на полтора в сторону, и попыток своих не возобновлял. Остальные немного поржали над незадачливым Казановой, и опять поскучнели. Десять человек насчитал я по периметру, ещё пятеро резались в карты под тростниковым навесом, со всех сторон обложенным мешками с песком – расчёт пулемёта и прикрытие, наверное. В двух джипах дрыхли водители, откинув назад вялые лица с открытыми ртами. Вооружённый вертолёт – это был видавший виды «Белл-Ирокез», густо размалёванный камуфляжными бесформенными кляксами – недавно приземлился, ветерок доносит до меня запах горячей смазки и железа; рядом со вторым, поменьше, возятся трое в испачканных штанах и чёрных майках. Один из них вдруг громко заругался, пнул второго по голени, тот огрызнулся, но всё же рысью направился к бараку, заглянул туда, огляделся и пошёл к бетонному бункеру, та-ак!

У дверей бункера он остановился, попытался переговорить о чём-то с истуканом-охранником, сунулся было внутрь, но был остановлен совершенно недвусмысленным жестом – чугуннорылый охранник вскинул М-16 и повёл стволом. Испанский я знаю довольно прилично, благодаря достижениям терранской педагогики, и моему единственному близкому приятелю по службе, специальному агенту Диего Рамиресу, но здесь это мало помогает – все здешние маргиналы говорят на каком-то диком диалекте с такими густыми вкраплениями жаргона, что я понимал едва одно слово из трёх, и то, в основном, ругательства на классическом испанском, в том виде, в каком он присутствует на матушке Земле. Вообще я так понял, что вертолётчик погнал механика найти водителя бензовоза. Тот попытался найти его в бункере, и вот результат. «Hijo de puta!» -- экспрессивно ругнулся механик и спешно ретировался. Больше ничего интересного не происходило, и я решил немного обдумать ситуацию. Чуток отполз назад, прилёг под деревом, присыпав себя палой листвой, и задумался.

Опыта штурма такого рода объектов у меня было – кот наплакал. Конечно, служба в спецназе армии России, а тем паче в Отделе, – это далеко не институт благородных девиц, и отличное знание теории тактики штурмовых операций, регулярные посещения учебных полигонов, штурмовых полос, и прочих милитаристских аттракционов давали мне определённую гарантию успеха, но… Там редко приходится работать в одиночку: в паре, в тройке, или группой – отделением, взводом, это да. Один не воин не только в поле, но и в любом месте, где против него собираются хотя бы трое. Обязательно должен быть кто-то, кто прикроет, поддержит огнём, проконтролирует «мёртвый» сектор обстрела. Это только в кино человек может прийти, всех победить, и невредимым вернуться назад, овеяв себя немеркнущей романтической славой героя-одиночки – в жизни так почти не бывает. Почти…

И всё-таки у меня был вполне реальный шанс, настолько реальный, что, если я не нарвусь на шальную пулю, которая, как известно – дура, то и в живых останусь, и графиню Солтри вытащу, и всё это, заметьте, сам-один!

Шанс этот заключался в давней технологической разработке терранских оружейников, инфразвуковом модуляторе, который – разумеется, совершенно случайно – якобы без присмотра валялся у Деда на столе, и который я перед отправкой спёр без зазрения совести, пока Дед тщательно делал вид, что ничего не замечает. Эта невзрачная серая коробочка, похожая на допотопный диктофон, вполне имеет право, наряду с револьвером Кольта, именоваться Великим Уравнителем Силы, ибо, когда она начинает излучать инфразвуки с частотой шесть-восемь герц, то, в окружности диаметром в полмили, все – и большие и малые, и сильные и слабые, и прямые и сутулые – все и все, без единого исключения! – становятся бессильными перед Великим Непонятным, заставляющим испытывать страшный душевный дискомфорт, дикий животный ужас, и безотчётное стремление бежать, скрыться, от непонятного «нечта», которое заставляет непреоборимо трепетать каждый нерв. Идеальная вещь для разгона демонстраций, если вам всё равно, сколько в конечном итоге народу погибнет в давке. Вот поэтому-то Дед, хитроумием превосходящий сто Одиссеев взятых вместе и помноженных на три, так спокойно отправил меня на, казалось бы, абсолютно невыполнимое в одиночку задание. Если я настрою эту штуку как надо, и ухитрюсь зашвырнуть её поближе к лагерю, то все мои враги дружной толпой ринуться спасаться непонятно от чего, убегут в лес, и ещё добрых полчаса будут там дрожать мелкой дрожью, шарахаясь от каждого куста, как та пуганая ворона. Мне останется просто дождаться, пока таймер не отключит систему, прийти, и забрать то, что им не принадлежит. В свете всего вышеизложенного возникают две проблемы. Первая: как добраться до базы через очищенное от зарослей трёхсотметровое пространство, на котором я буду как муха на зеркале? И вторая, более сложная: как успеть выскочить из зоны поражения, если эта сволочь работает всего с десятисекундным замедлением? Дед, конечно, славится своим хитромудрием, но, как говорится, и на старуху бывает проруха: он, должно быть, совсем позабыл, что без пресловутого ШБТ-2, который сквалыга оружейник – по его же приказу! – отказался мне выдать, я буду так же беззащитен перед инфразвуковым ударом, как и все мои враги…

Так. Стометровку я пробегаю за одиннадцать секунд, и это не предел… Правда, не по пересечённой местности, и не под обстрелом, который обязательно будет, как только меня приметит кто-нибудь на периметре… А здесь все триста метров… Значит – минута, если учесть то, что придётся бежать зигзагом… и на карачках. Затем я бросаю модулятор, и со страшной силой мчусь назад. Хватит мне десяти секунд, чтобы убежать на четверть мили? Вопрос, конечно, интересный… Возможно, расстояние ослабит воздействие инфразвука, и я не убегу так далеко, как остальные, и в себя приду раньше… В любом случае, это самый настоящий шанс, и я должен его использовать так или иначе, потому что без леди Рики я на Терру не вернусь, и баста!

-- Basta! -- послышалось вдруг невдалеке, словно эхо моих собственных мыслей. – Здесь мы передохнём! Я устал как койот бегать по джунглям, и всё потому, что нашему саро вдруг что-то примерещилось! – послышался шорох листвы, потом негромкое характерное журчание – из кустов с негодующим чириканьем вынеслась стайка маленьких смоляно-чёрных птичек с жёлтыми, как одуванчик, головками – трупиалов. Такие симпатяги – и такое жуткое название…

-- Саро сказал – он видал, как гоношатся птицы… – прогундосил второй голос. – Это верный признак, что там кто-то бродит… Его гость будет очень недоволен, если будут проблемы.

-- Интересно, что это за гость такой? – сказал третий голос.

-- Не знаю, да, наверно, никто не знает. Приходит ночью из леса, Сантьяго рассказывал. Пошепчется малость с саро, и в подвал – ну, в котором раньше был склад товара. Сегодня, под утро уже, припёр какую-то девку, а с ним какой-то мелкорослый дрищ в балахоне – никто и не разглядел, какой он из себя, да ещё четверо солдат, видать не из нашенских, походят на gringo… Настоящие animals – глаза, как у кугуара…

-- Интересно, какие дела у него с нашим саро? – опять полюбопытствовал третий. – Я слыхал: они как спознались, так саро с базы ни ногой! И с сеньором Вальхосом связывается только по радио…

-- Не твоё собачье дело! Тебя здесь держат не для того, чтоб ты вынюхивал! Только, видать, саро его уважает. Вон как взъярился, когда птиц увидал!

-- А мне плевать, -- донеслось из кустов. – Коли саро видал птиц, так сам пускай за ними и бегает! – все трое тихо засмеялись. Я слышал, как они садились, шурша листьями, как кто-то из них распечатывал пачку сигарет, и моё сердце тревожно билось. Нет худа без добра. По пути сюда я спугнул стаю птиц-носорогов, и они взмыли на верхушки деревьев, оглашая лес трубными криками. Я тогда мысленно обматерил себя последними словами, а теперь сам же был благодарен себе за свою неосторожность! Эти трое в кустах были моим билетиком на вечерний сеанс. Благодаря им можно со спокойной душой похерить план одиночной атаки. Как бы то ни было, но использовать инфразвуковой модулятор мне не очень улыбалось. Конечно, если его использовать, то верная победа, считай, уже в кармане, но… Попробуйте его действие на себе – сразу поймёте! Ну, в крайнем случае, никто не помешает мне им воспользоваться в любоё время, а вот с помощью моих новых друзей я, по крайней мере, без помех дойду до ограды, и никто меня не подстрелит. Я замер, вслушиваясь в тихую – вполголоса, беседу бандитов.

-- … Я её и в город на танцульки возил, платьев надарил чёртову уйму, и других разных гостинцев, и папаше её документик справил, что он налог на дом уплатил. А тут в деревне как раз этот хлыщ снова объявился, ну она меня и отшила. Сволочной они народ – бабы! – гундосый, похоже, рассказывал о своих любовных неудачах. Я осторожно повернулся на бок, доставая из набедренного кармана полевую аптечку, которую получил вполне официально, ибо не было в ней ничего такого, чего уже не придумали бы добрые люди на Земле – разве что качество лучше, выбор богаче, действие эффективней, а так – препараты как препараты. Только вот кроме всяких там тарена и промедола, да ещё различных допингов и стимуляторов, в шприц-тюбиках хранились кое-какие психотропные вещества, которыми хитроумные и человеколюбивые химики Отдела снабдили меня в дорогу, и которые, лучше всякого свежего дыхания, должны были облегчать понимание между мной, и моими клиентами, буде таковые состоятся.

-- Я бы на её месте тоже бы отшил бы, если бы ко мне стал бы клеиться такой набриолиненный педрилло как ты! – двое за кустами заржали, а один, наверное гундосый, обиженно засопел. Я убрал аптечку обратно, зажав в кулаке два шприц-тюбика, и ещё пару убрав в карман, вынул из кобуры пистолет Стечкина с уже навинченным глушителем, и медленно двинулся на голоса.

Бесшумно ходить по джунглям нужно уметь. Нужно родиться и вырасти в них, жить в них, быть их неизменной составляющей, каковой я, само собой, не был…

-- Слушайте! – трое за кустом замерли. Я мысленно проклял так не вовремя подвернувшийся под ноги сучок, мёртвой статуей замерев на месте, и глядя сквозь прорези листьев на их напряжённые фигуры и руки, замершие на ложах автоматов.

-- Показалось, -- облегчённо вздохнул гундосый.

-- Нет, иди посмотри, -- приказал тот, у кого голос погрубее. – А мы тебя отсюда прикроем.

Гундосый вздохнул ещё раз, но спорить не посмел, уныло поднялся, взял автомат наизготовку и пошёл прямо на меня, внимательно вглядываясь в буйные заросли за моей спиной. Те двое, что остались в кустах, следили, ловя стволами автоматов каждое движение. Я замер – даже не дышал. Изо всех сил я старался не глядеть на гундосого, чтобы, не дай Бог, не побеспокоить его взглядом. Он остановился в метре от дерева, за которым затаился я, с настороженной опаской повёл вправо-влево длинным унылым носом, и повернул назад, бурча под нос нечто невразумительное.

-- Никого здесь нет, -- крикнул он своим товарищам. – Наверно крыса зашуршала.

-- Сам ты крыса, -- донеслось из кустов, и те двое захохотали, будто сказано было невесть что остроумное.

Я подождал, пока они отвернутся и стал подкрадываться, удвоив осторожность. Камуфляжный маскхалат с нашитыми на него бурыми лоскутками и мочальными нитками скрывал меня на фоне трепещущей в полумраке листвы, и я, наконец, подобрался вплотную. Вся троица сидела плотным кружком, передавая из рук в руки толстую кручёную папиросу, сладко напахнувшую в мою сторону дымком знакомого дурмана. Там, на Земле, когда не удавалось раздобыть водки, после боя, да и просто так иногда мы расслаблялись, пуская по кругу «косячок»… Тот кто, как я полагал, командовал маленьким отрядом, сидел ко мне спиной и как раз затягивался. Я протянул руку с зажатым в ней шприц-тюбиком и вонзил иглу ему в шею. Бесцветная жидкость мгновенно всосалась, он покачнулся и замер в нелепой позе.

-- Хорхе, ты это чего? – встревожился его приятель. Хорхе молчал, бессмысленно вертя головой. Я просунул глушитель пистолета над его плечом и нажал на спуск. Звонко клацнул затвор, и не успел он вернуться в нормальное положение, как я уже валял по земле гундосого, беря его руку на излом. Миг – и он получил от меня свою дозу препарата, моментально став послушным, как ягнёнок.

Я выпрямился, тяжело дыша. Справиться с ними мне было нетрудно, но страх перед провалом сделал своё дело: надпочечники плеснули в кровь адреналином, и мне понадобилось некоторое время, чтобы справиться с сердцебиением. Немного успокоившись, я взглянул на своих новых «приятелей». Оба застыли в тех позах, в которых я их оставил. Хорхе сидел на земле, тупо глядя перед собой, гундосый валялся на земле, счастливо щурясь на солнышко, пробивающееся сквозь листву.

-- Слушайте меня, -- внятно проговорил я, и хлопнул в ладоши. Оба разом дёрнулись на звук, и уставились на меня расширенными зрачками. – Я ваш друг, Хорхе! – Хорхе послушно кивнул. – Сейчас мы пойдём к вашему саро – у меня к нему важное дело. Меня зовут, э-э… сеньор Леонсио. Ты понял?

-- Я понял, сеньор Леонсио, -- послушно пробубнил Хорхе.

-- Ты понял? – обратился я к гундосому.

-- Я понял, -- ровно ответствовал он.

Ну, что же, первую часть подготовительной программы можно считать оконченной, пора переходить ко второй. Вот только ещё одно – мне ведь, для пущего увеличения шансов, тоже полагается некий специальный укольчик… почти безвредный… минутку, граждане бандиты, одну минутку… Я отбросил пустой инъектор, и радостно улыбнулся окружающему миру. Давненько мне не доводилось чувствовать себя таким свежим, бодрым… таким сильным и ловким… а главное – таким быстрым! Химический синтетик с пятнадцатисложным названием, в среде штурмовиков и оперативников Отдела именуемый попросту «Гипер» вступил в свои права…

-- Ну что? – осторожно хлопнул я по плечу равнодушно замершего Хорхе. – Хорошо?

-- Хорошо! – послушно заухмылялся он.

-- Тогда поднимайтесь, и пошли… и перестаньте улыбаться! Ведите себя как подобает мужчинам!

Оба заторможенно поднялись, и пошли в сторону базы. Шли открыто, неторопливо – мне ещё приходилось специально себя сдерживать, потому что мои движения сейчас со стороны могли показаться суматошливым и резким дёрганьем марионетки, влекомой вдрызг пьяным кукловодом. Ничего удивительного – скорость моей реакции сейчас настолько возросла, что я мог поймать в полёте летучую мышь. К тому же все чувства мои так обострились, что, казалось, я слышу, как шевелятся под корой деревьев личинки древоточцев, и, хоть и не мог видеть, как машут крыльями москиты, но полёт их отмечал без труда. Краем глаза я видел, как ссорятся на ветке два крупных чёрных дятла с винно-красными хохолками, то и дело разражающиеся, по какому-то им одним известному поводу, диким жутковатым металлическим смехом. В кустах под деревом шевелилась высокая трава – там шуровал опоссум, пируя над какой-то тухлятиной, мне был виден лишь его противный голый крысиный хвост, да ещё время от времени проблёскивали две чёрных подозрительных бусинки глаз. Невдалеке перепархивали с места на место два красных ибиса – два гигантских алых цветка, расцветших здесь неведомо как, и теперь порхающих в сумраке под пологом зелёного лесного шатра, а на них с невыразимым презрением во взоре смотрела с ветви гигантская буро-зелёная игуана, вяло пошевеливающая длинным хлыстом бугорчатого хвоста. Весь мир теперь открыт был передо мной, и я едва удерживал себя от того, чтобы не бросить всё на свете, и не начать восхищённо разглядывать то, что при обычных условиях просто ускользает, выпадает из внимания. Никогда раньше я не был в джунглях, хотя очень много знал о них – из телевизора и книг – и всегда мечтал оказаться внутри этой жутковатой и манящей страны дождевых лесов, а теперь они лежали передо мною открытой книгой, а я… Мне пришлось сосредоточиться, и перенести внимание своего обострённого восприятия на более приземлённую почву – выполнение задания.

Можно, конечно, поинтересоваться – а какого чёрта я попёрся с ними сам? Ведь можно, ну ведь можно же было заслать в стан врага их одних, снабжённых модулятором, а потом просто прийти, и собрать сливки? Конечно, можно… Я и сам потом себя часто спрашивал: какого хрена? И сам же себе отвечал: ну, вот как-то так… Не подумал просто.

По пути я успел как следует проинструктировать своих временных союзников, делая вид, что веду с ними дружескую беседу, и когда мы приблизились к воротам, Хорхе окликнул охранника, несколько механически, но вполне по-свойски:

-- Эй Коко! Открывай ворота.

Тот кого звали Коко медленно приблизился, подозрительно рассматривая меня в упор.

-- Кто это такой, Хорхе? – спросил он, медленно цедя слова сквозь оттопыренную презрительно нижнюю губу.

-- Открывай, кому сказано, estupido bicho! – рявкнул Хорхе в ответ. – Не видишь, что ли – это сеньор Леонсио! Саро его ждёт!

-- Саро не говорил ничего о нём. И он приказал убивать любого, кого я не знаю… – задумчиво проговорил охранник.

У меня в аптечке хранилось столько препарата, что я мог сделать сговорчивыми всё население этой чёртовой базы, но лезть в неё сейчас было неразумно.

-- Я звонил полчаса назад, и сообщил о своём прибытии. Я человек того сеньора, что находится сейчас во-он там, -- я указал рукой на бункер. Я импровизировал напропалую – внимание скучающих охранников постепенно приковывалось к нам, и я уже всерьёз готов был активировать модулятор. Вот только при таком уровне восприятия, который подарила мне недавняя инъекция, это для меня может быть смертельно опасным – сердце может не выдержать адреналинового напора… У каждой палки два конца – ещё, чего доброго, не хватало здесь от страха помереть.

-- Д-да? – подозрительно протянул недоверчивый цербер. – Я сейчас узнаю, -- он потянул с пояса рацию. Допустить этого я никак не мог!

-- Подожди! – торопливо воскликнул я, хлопнув себя по лбу. – Совсем забыл! У меня же есть пропуск! – я торопливо полез в карман, и достал оттуда ещё одну порцию послушания. – На, держи!

-- Что это? – недоумённо спросил охранник, но руку к тюбику протянул… Зря.

-- Теперь ты меня узнал, -- произнёс я, когда его глаза вновь обрели фокус. – Немедленно громко извинись перед сеньором Леонсио и пропусти внутрь.

-- Извините меня, сеньор Леонсио! Теперь я вас узнал! – радостно гаркнул охранник, настежь распахивая ворота.

-- Pobrecito loco! – сочувственно прокомментировал его действия Хорхе. – Он не узнал самого сеньора Леонсио!

-- Хорошо, -- ответил я «дежурному по КПП», проходя внутрь. – Стой здесь, и если увидишь, как в меня кто-то целится – убей его! Понял?

-- Да, сеньор! – ухмыльнулся здоровяк во всё своё немалое лицо и обвёл подозрительным взглядом всех своих бывших соратников. Кажется, я уже догадываюсь, каким образом загадочному «гостю» удалось договориться с местным саро. Довольно бесхитростный способ, я бы сказал…

-- Хорхе! – скомандовал я строго. – Ступай в дом и застрели своего саро, а потом убей всех мужчин. Понял? – Хорхе радостно кивнул и рысцой побежал исполнять приказ.

-- Ты, -- я ткнул пальцем в гундосого, неторопливо направляясь к бункеру. – Немедленно приведи ко мне вертолётчика! – гундосый тоже исчез. Я, подражая ленивой разболтанной походке охранников, медленно шёл по двору. Некоторые из них косились на меня, но нездоровой активности не проявляли – я пришёл вместе с Хорхе, меня узнал привратник, этого было достаточно для людей, не считающих, что любопытство – не порок. Я беззаботно поглядывал кругом, встречаясь взглядами с людьми, небрежно им кивал, и, после секундной заминки, получал ответный кивок. Примерно на полпути к бункеру меня настиг гундосый, волоча за собой невысокого черноволосого крепыша.

-- Это вертолётчик, сеньор Леонсио! – весело отрапортовал он.

-- Это так? – спросил я строго. Крепыш ожёг меня презрительным взглядом, и коротко бросил:

-- Н-ну…

-- Привет! – я хлопнул его по плечу. Взгляд вертолётчика на миг затуманился, а потом вновь приобрёл ясность – особенную ясность. – Иди заводи, -- я указал на «Ирокез», -- и жди меня…

-- Он только что прилетел, там мало горючего, -- мрачно ответил парень. Ого! Как бы не пришлось дать ему ещё дозу – способность к критическому анализу не утрачена полностью.

-- На сколько хватит? – спросил я.

-- Минут на пять, -- не задумываясь ответил он. Зрачки его теперь окончательно расширились, и я вздохнул полегче – просто сопротивляемость хорошая. Ничего, недолго ему сопротивляться! Я взглянул на свой ручной таймер, сопряжённый с электронным указателем порталов – единственным артефактом, который, по личному распоряжению Деда, мне удалось выцарапать у скареды-каптёра. Сюда я пришёл тем же порталом, что и они – это почти двадцать миль к югу. А уходить отсюда я решил другим отнорочком – на координатной сетке указателя уже десять минут призывно мерцала зелёная точка блуждающего портала, ведущего на Новую Кадафию. Она была совсем рядом, на вертолёте – так вообще рукой подать, и если я очень поспешу, то, максимум через час, леди Рика окажется в отцовских объятиях… жаль, конечно, что не в моих, но… Но как удачно всё получается! Конечно, очень не хочется устраивать бойню, -- в конце концов можно было послать того же Хорхе, с заданием в нужный момент включить модулятор, только тогда пришлось бы уходить пешком, и с погоней на хвосте, потому что вертолёт водить я всё равно не умею…

-- Заводи и жди, -- коротко бросил я, и, не оглядываясь, быстро пошёл к бункеру. Всё, подготовительный период завершён, наступает момент истины, а я ещё жив! Это окрыляет. Я на ходу щёлкнул головками предохранителей и небрежно положил руки на открытые кобуры, висящие на ремне.

«Сей-час, сей-час», -- мерно повторял я в такт шагам. Вот – уже должно начаться, какого чёрта этот Хорхе застрял? В ответ в гасиенде приглушённо бабахнул выстрел, потом ещё, а потом раскатистые очереди стали почти непрерывными. Всё, пора! Я вплотную приблизился к охраннику у двери бункера – его, казалось, вовсе не заинтересовали выстрелы, хотя по нему вовсе непохоже, чтобы он был «под наркозом», однако на меня он отреагировал. Тускло-свинцовые глаза обрели осмысленное выражение, винтовка начала подниматься, но слишком медленно, слишком медленно! Странная у него реакция, вроде бы адекватная, но какая-то замедленная, голову ему, что ли, напекло? А-а, вспомнил – это «Гипер» так меня разогнал! Неважно. «Клик-клац!» -- послушно сказал затвор, мощная волна отдачи рванула руку вверх и влево, и охранник переломился пополам, роняя из безвольно разжавшихся ладоней М-16. В ту же секунду грохнул выстрел от ворот, затем второй – видимо, я стал объектом чьего-то подозрительного внимания, и привратник это немедленно пресёк!

А дальше всё смешалось в грохоте выстрелов, криках людей, визге рикошетов. Я пнул ногой железную, всю в рыжих пятнах ржавчины дверь, она не поддалась! Я ухватился за массивную, тоже железную ручку, потянул на себя – никакого эффекта. Ах ты ж, мать твою! «Цвирк-чпок-дзынь!» -- несколько пуль с искрами отрикошетили от бетонной стены, одна ударила в загудевшую дверь, пробив её насквозь. Я развернулся, паля навскидку из обоих пистолетов разом и валясь в пыль. Двое из тех, что под навесом, посунулись носами в циновки, остальные шустро шмыгнули за баррикаду из мешков, и оттуда открыли по мне ураганный огонь. Слева, на взлётной площадке, взревел драконьим голосом вертолёт, начиная раскручивать над собой стальные крылья лопастей. Что ж – это дело!

Я метнулся за угол бункера, отцепил одну из гранат, которыми мой комбинезон был увешан, как новогодняя ёлка игрушками, метнул её под навес, за мешки, где уже грозно шевелил хоботом крупнокалиберный пулемёт – старый добрый ДШК, в одно касание напрочь отрывающий человеку голову… «Высокобризантный гелевый наполнитель» шарахнул так, что мне, даже за углом, опалило волосы и в носу засвербило от гари! Ни фигашеньки себе!.. Я с ужасом поглядел на остальные гранаты. Да я же ходячий завод ракетного топлива! Если хоть в одну из них попадёт пуля, я превращусь в «Челленджер»! Ладно, это всё потом. Преодолев искушение немедленно избавиться от гранат, я рванулся к двери, всадил в замок четыре пули, потянул на себя – ага пошла рубаха рваться… Дверь, скрипя так пронзительно, что перекрывала даже стрельбу, соизволила открыться. Десять ступеней вниз, лампы в стальных сетках по потолку, ещё дверь… Рву на себя – не поддаётся, -- отвернувшись стреляю в замок, а потом – по наитию – в петли. Удар ногой, дверь падает вперёд, я падаю сверху – вовремя, у-ух! Надо мной проносится целый рой озлобленных пороховыми пинками пуль. Это не по мне, это, покамест, туда, где я только что стоял. Впереди длинный бетонный коридор, насквозь простреливаемый, тускло освещённый лампочками; в конце коридора ещё дверь, перед ней двое. Стоят вытянувшись, как на параде, выставили стволы с пляшущими на концах звёздочками вспышек – вот это уже по мне! – пули крошат бетон вокруг меня, высекая искры и истошно визжа над головой. Выбросив вперёд обе руки, выпускаю в каждого по остатку обойм – и наступает тишина. Такая, что даже не верится. Снаружи идёт война, хотя единственный противник, и виновник всего происходящего сейчас здесь, внутри, но паника – страшная вещь!

Я побежал вперёд, меняя на ходу обоймы пистолетов, – автомат и ПНВ пришлось оставить в лесу, как и бинокль – здесь они оказались бы не к месту. Дверь, перед которой мешками свалились охранники, оказалась совсем иной! Броневая, без единой щелочки, с электронным замком. Плохо! И как я не подумал, что СИ-4 может пригодиться? Облепил бы сейчас «пластиком» по периметру, рванул её, и вперёд! Может – «яблочком»? Воз-зможно, но… Куда спрятаться от взрыва? А, собственно, зачем нам прятаться? Зачем вообще это варварство – взрывы, СИ-4, «яблочки» разные? Задавленный боевым азартом интеллект тихонько шевельнулся, распрямляясь. Я склонился над кнопками замка, чуть ли не носом водя по ним. Та-ак. Шестая… четвёртая… девять, кажется, ч-чёрт, темно тут у них… Да, точно, девять. И – один! Эти четыре немного погрязнее, чуть потёртее остальных. Ну-с, я начну-с! Сколько там вариантов?.. Двадцать четыре, кажется, всего ничего, нам только день простоять, да ночь продержаться… Ладно, мы не математики, что нам какие-то проценты вероятности, раз, два, три – начали!

Один, четыре, шесть, девять… Красная пимпочка рядом с клавиатурой мигнула – и всё. Ла-адно, мы народец терпеливый… вот только времени у нас в обрез. Четыре, девять, один, шесть… Мимо!

Верной оказалась восьмая комбинация – я уже начал нервничать, поскольку не представлял, что там творится наверху. Может, они уже опомнились от паники и сейчас – вот прямо в данный момент – окружают бункер? Однако, это уже не имеет значения, всё, все вопросы – к секретарю, а я занят! Занят, говорю, потому что красный светодиод потух, вместо него загорелся зелёный, и толстенная бронированная дверь медленно поползла внутрь. Сезам, отворись!

Сезам отворился, и представшее моему взору зрелище сразу и навсегда отвратило меня от юношеской мечты о карьере гинеколога. За дверью находилась единственная комната, довольно большая, серые, грубо оштукатуренные стены которой освещались болезненно ярким светом люминесцентных ламп. Посередине комнаты стояло нечто, видом своим напоминающее гинекологическое кресло и, одновременно, какой-то невероятный пыточный станок, и на нём, в недвусмысленной позе лабораторной лягушки, приготовленной для вивисекции, была распластана с помощью ремней Её Светлость Маргарет Дортленд, графиня Солтри, а перед ней, изогнувшись в прихотливой и принуждённой, но не лишённой некоторого изящества позе испанского идальго, стояло существо, сородичей которого мне до сих пор доводилось видеть только на голопроекторе, во время занятий по ксенологии, да по 3-м ТВ, когда миловидные дикторши рассказывали об очередной дипломатической победе Терры… Это, несомненно, был К"Рет"г, самый настоящий, здоровенный – метра полтора в высоту – напоминающий огромного бескрылого шершня – с тонюсенькой талией в том месте, где жёлто-зелёное полосатое брюшко у насекомых соединяется с головогрудью – и из конца этого самого брюшка, выпяченного в сторону жертвы, медленно вылезала, сочась бесцветной, липкой даже на вид слизью, беловато-серая трубка яйцеклада. Инсект замер, весь дрожа от приближающегося пароксизма экстаза, а трубка всё вытягивалась и вытягивалась, уже почти достигнув своей цели, а я замер, как парализованный, не в силах отвести изумлённый взор от этого отвратительного, но, почему-то притягательного для меня зрелища! Я видел то, чего подсознательно боялся – фактическое выполнение условий брачного договора. Оплодотворение Матки альфа-особью Правящего Улья!

Нечто подобное мне доводилось видеть на картинах Бориса Валледжо. Гиперсексуальная обнажённая красавица и гротескное ужасное чудовище. Прекрасное и отвратительное в одном микроконтинууме…

Чудовище я убил первым. Следом за ним повалились на пол те двое, которых я вначале и не заметил, но один из них шевельнулся, направляя на меня ствол винтовки и ужасное очарование момента рассеялось. Не помню, когда я успел переключить пистолеты на автоматический огонь. Двоих охранников, присутствующих при, гм… церемонии, пули девятимиллиметрового Стечкина отбросили назад, и они сползли по стене на пол, оставляя на бугристой штукатурке широкие кровавые полосы… Останки инсекта корчились на полу в луже жёлто-розовой жидкости, среди переплетения белёсых кишков, выпавших из развороченного очередью брюха, головогрудь беспомощно сучила задранными вверх членистыми лапами, покрытыми редкими противными волосками, с острыми хитиновыми крюками по всей длине, оторванная голова валялась в стороне, и, судорожно дёргая антеннами усов, бессмысленно смотрела в потолок невыразительными фасеточными глазами. Я держал пистолет перед собой и, не обращая внимания на заклинивший в заднем положении затвор, продолжал бессмысленно жать на спуск.

По счастью, никого больше в помещении не было – настолько я уязвим был сейчас! Лёгкое движение, уловленное краем глаза отвлекло меня от созерцания умирающего чудовища. Я вскинул бесполезный пистолет, но это была всего лишь леди Рика. Распятая на жутком троне женщина, повернув голову с туго стянутыми в косу золотистыми волосами, молча глядела на меня, и в её, без сомнения одурманенном наркотиком мозге, шла какая-то работа – это я понял по лихорадочно «дышащим» зрачкам, то сужающимся, то расширяющимся, как будто она никак не могла решить, в каком фокусе меня следует рассматривать. Она слабо шевельнула губами, но я ничего не услышал. Однако её движения, пусть и неосознанные ею самой, как будто пробудили меня.

Я сбросил охватившее меня оцепенение, и приблизился к ней, доставая нож. Женщина отвернулась, и снова уставилась в потолок пустыми глазами с расширенными зрачками.

-- Сейчас, сейчас, -- шептал я – больше самому себе – торопливо кромсая ремни, стараясь не задеть при этом стиснутую ими нежную кожу. – Сейчас, -- я снял её с кресла и поставил на ноги, туда, где почище, куда не расползлась ещё расплёскиваемая шевелящимся в агонии телом насекомого лужа слизи, но ноги её подломились, и она едва не упала.

-- Сейчас, -- бормотал я, лихорадочно роясь в аптечке непослушными пальцами. Наконец, найдя нужный шприц-тюбик, я вколол ей анатоксин и огляделся, ища хоть какую-то одежду. Ничего похожего под рукой не было – возможно они раздели её ещё до того, как затащили сюда. Мой взгляд упал на небрежно брошенную в углу кучу тряпья, я поднял, встряхнул – это оказалось нечто вроде широкого плаща с огромным капюшоном, немного напоминающего инквизиторский балахон. Сойдёт, решил я, вытягивая из-под комбеза бронежилет и надевая его на леди Маргарет. Не хватало мне, чтобы её, уже освобождённую, настигла шальная пуля!

Слабое шевеление возле стены привлекло моё взбудораженное адреналином внимание. Один из застреленных мною людей медленно поднимал дрожащими руками винтовку. Руки не слушались его, ствол играл, ходил ходуном из стороны в сторону, но он упрямо вновь и вновь наводил его, не сводя с меня пылающих ненавистью глаз.

Ах ты мразь, ты ещё не навоевался? Так я тебя угомоню! Счёт времени шёл на секунды, потому что ствол уже был направлен мне в живот, а разряженные пистолеты всё равно были в кобурах, и ни достать, ни перезарядить их я всё равно не успевал. И я рванул к нему, выбив винтовку из слабеющих рук, и несколько раз глубоко, по самую рукоять, загнал нож в податливое человеческое тело, каждый раз конвульсивно содрогающееся от удара. Тёплые струйки крови цевками брызгали на руки, на рукава…

Как давно я этого не делал – я почти забыл, почти забыл, как это бывает, когда ты не хочешь, но иного выхода нет, и тогда, чтобы сохранить психику в целости, ты внушаешь себе – через силу, через боль и стыд – что тебе это нравится больше всего на свете, и вонзаешь, вонзаешь, вонзаешь, как будто принимаешь участие в некоем дико извращённом половом акте… Всё, теперь точно – всё… Мёртв.

Несколько секунд я ещё стоял над распростёртым у ног телом, бурно дыша и тихо скуля сквозь сведённые квазиэкстатической судорогой челюсти; мне понадобилось время, чтобы успокоиться – всё же я очень давно никого не убивал так, чтобы ощутить тепло тела, и уходящей из него жизни – все психотренинги давным-давно позабылись, потеряли силу, и мне вновь пришлось вспомнить, как нужно выравнивать дыхание, как абстрагироваться от происшедшего, но в конце концов я ухитрился взять себя в руки, тем более, что на них сейчас покоилась самая большая для меня драгоценность!

Оглядев напоследок ужасную комнату, я перекинул ещё не пришедшую в себя, но уже слабо шевелящуюся женщину через плечо, и шагнул вон. Что ещё я должен был сделать здесь? Ах да – никаких артефактов! И никаких останков. Не хватало ещё кому-то обнаружить в джунглях Колумбии мёртвое тело инопланетного существа! Я нажал кнопку закрытия двери, сорвал зубами чеку, и швырнул в уменьшающуюся щель гранату. А теперь – ходу, ноженьки резвые, ходу!

Едва я донёс свою драгоценную ношу до ступеней, как раздался взрыв, и какой! Бронированная дверь хотя и удержалась в раме стальных косяков, но выперла наружу, словно изогнувшись в агонии. Минутку, граждане! Что бы ни происходило сейчас там, наверху (хотя слышно было – постреливают, и вовсю ревёт вертолёт), я должен подстраховаться! Аккуратно опустив леди Рику на бетон ступеней, я перезарядил оба пистолета, один из них сунул в кобуру, и вышвырнул наружу пару гранат. Долбануло так, будто взорвался десяток бочек с нитроглицерином – жаром пахнуло в сырой подвал, стена пыли выросла перед выходом, и в эту стену я ввинтился, неся на плече беспомощно обвисшую женщину, паля из пистолета направо и налево, просто на всякий случай!

Ориентируясь по характерному цвирканью винтов готового ко взлёту геликоптера, я ринулся вперёд, инстинктивно пригибаясь. Серо-зелёная туша вертолёта выросла передо мной неожиданно. Я швырнул леди Рику внутрь, влетел сам и заорал пилоту: «Взлетаем!» Тот, ухмыляясь, согласно кивнул, и склонился над приборной доской, а я пристроился к бортовому пулемёту. Из-за пыли, поднятой винтами, ни о каком прицельном огне речи быть не могло, да и система была мне незнакома, но я всё же умудрился передёрнуть затвор и дать несколько очередей по мелькающим размытым теням – для пущей паники.

Сверху картина казалась более ясной, но ничуть не упорядоченной: внизу все стреляли во всех и каждый в каждого. Мой перевербованный «вратарь» Коко ничком валялся там, где до последнего стоял на боевом посту, и там, где его настигла злодейка-пуля. Кто-то, может даже Хорхе, мелькал в окнах второго этажа гасиенды и вслепую, короткими расчётливыми очередями бил наружу из «Калашникова». Ещё несколько окон, ощетинившись чёрными стволами винтовок, уверенно и зло харкали в пыльное марево частыми свинцовыми плевками, -- марево в ответ огрызалось оранжевыми всполохами, но кто стрелял, и в кого – было непонятно. Четверо залегли на веранде и палили по всему, что видели – несколько выстрелов они сделали и в вертолёт, -- я дал по ним очередь, и они разбежались. Какой-то псих дорвался-таки до чудом уцелевшего ДШК и теперь лупил из него в белый свет, как в копеечку, развалив попутно оба барака (а может, их разметало взрывной волной). Но самым неприятным было не это. Ещё один пилот, видимо, уцелевший в этой катавасии, сидел в кабине второго вертолёта, и лопасти над ним уже бешено вращались! Я дал по нему длинную очередь, но все до единой пули срикошетили от крутящегося винта, мелькнув, словно следы метеоров в ночном небе. Осознавая, что больше уже ничего поделать нельзя, я рукой указал «своему» пилоту курс, демонстративно постучал по таймеру, и поднял вверх три пальца, мол – три минуты лететь в заданном направлении. Пилот согласно кивнул, и резко повалил машину на борт, отчего мы с миледи едва не вывалились – то-то смеху было бы здешним компатриос-герильяс, гаучос, мучачос, и прочим кабальерос!

Второй вертолёт – маленький, хищно зализанный, опасно целеустремлённый – уже оторвался от взлётного поля, и только теперь я заметил у него в переднем стекле шарнирную пулемётную амбразуру. Плохо дело – у него-то горючки, наверное, под завязку, а нам ни сманеврировать, ни уйти, просто беда… Надо, надо что-то срочно делать с этим, пока он ещё окончательно не утвердился в вихре воздушных потоков…

Движимый отчаянным вдохновением, я метнул в сторону поднимающейся за нами винтокрылой стрекозы, одну за другой, аж целых четыре гранаты, с ужасом думая о том, что будет, если ударная волна настигнет и нас!

Нет, ничего, пронесло беду мимо – только тряхнуло так, что зубы клацнули… Огненная метель закружилась внизу в дикой шаманской пляске, подхватила бензовоз, ударила во взлетающий вертолёт, завертела его, потащила боком прямо в сторону гасиенды. Балюстраду смело винтом, словно циркулярной пилой, и дальше я ничего не видел – наша машина, поднимаясь над джунглями, уходила на юг.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ РОМАНА ИГОРЯ РЕШЕТОВА

ЧИТАЙТЕ В ОСЕННЕМ НОМЕРЕ №41 «ОГНИ НАД БИЕЙ»