Журнальный мир

Который уж год подряд новый роман Пелевина появляется в августе. Издательство за месяц интриговало читательниц сакраментальной датой — 27 августа 2020 года, скрывая за завесой тайны название романа. И вот 27 августа «солнце» Виктора Олеговича осветило прилавки и Дома книги, и «Буквоеда», и даже «Книжной лавки писателей» в Петербурге, не говоря уже о многочисленных его лучах в интернете. «Пухленькое» такое солнце, аж на тридцати семи печатных листах (вместо обычных для его романов восемнадцати-двадцати п. л.). Так на то оно и солнце, звезда (!), а не какая-то планетка Маленького принца. Похоже, режим самоизоляции в период пандемии не позволял автору далеко отходить от компьютера. Но для любителей творчества В. Пелевина (я полагаю, что в большинстве своем это все-таки женщины) чем больше полос, тем лучше: дольше продлится удовольствие от встречи с любимым писателем, такой редкой встречи — «один раз в год сады цветут, слова любви…» Да, героинями романов В. Пелевина частенько становятся женщины, причем автор настолько ими покорен, что не только поднимает на недосягаемую высоту, но порой даже обожествляет. Правда, к сожалению, его богини зачастую из животного мира. Но все же богини! А что на этот раз?

1.

Саша Орлова предстает перед читателями в день своего тридцатилетия. Тридцатилетняя женщина XXI века — это отнюдь не угасающая в начале романа бальзаковская Жюли с ненавистным мужем и нелюбимым из-за этого ребенком. Свое тридцатилетие Саша решает встретить пробегом на мотоцикле, «разогнаться на трассе к Домодедово. Промчать, так сказать, по символической взлетной. Отличный повод задуматься, «что же со мной происходит» — и почему вместо прямой, как стрела, взлетной полосы в свои тридцать лет Саша Орлова едет в пробке по кольцу, лавируя между не особо симпатичными мужскими харями» (стр. 8–10).

По сравнению с Татьяной, героиней романа В. Пелевина 2018 года («Тайные виды на гору Фудзи») в возрасте «второй свежести», ставшей в конце романа «Матерью мира», Саша предусмотрительно задумывается о будущем пораньше. «Тридцатник для девушки — это все-таки круто. Скажем так: ты не то чтобы прямо полностью "выпадаешь из педофильского поля охоты" (…), но некоторые симптомы наблюдаются. Думаю, их чувствует любая. Особенно, как было подмечено, в патриархальной стране третьего мира, где девочек с детства учат осознавать свою товарную ценность (потому что другой у них просто нет) и бессознательно конкурировать с подругами за воображаемого самца даже на женской зоне» (стр. 10).

Вот и начинается создание образа России как страны третьего мира под главенством патриархии, в котором девочки должны осознавать с раннего детства свою «товарную ценность» и конкурировать с себе подобными за «самца». Самцы, по мнению автора, «постоянно принимают женские молочные железы за гири в спортзале» (стр. 14), а мужчина (оказывается, в патриархии бывают и мужчины! — Т. Л.) «способен на вежливость и заботу только на своем гормональном пике — стоит ему пару раз стравить давление, и в нем неизбежно просыпается свинья. Воспитанный самец просто лучше и дольше маскирует свою хрюшу, но это симпатичное животное всегда на месте» (стр. 16).

Правда, героиня романа, оглядываясь на свой опыт, констатирует, что к этому возрасту женщина становится уже умной: «Один сильно взрослый человек сказал мне в свое время интересную вещь: мужчина платит не за секс. Мужчина платит за то, чтобы после секса женщина быстро оделась и ушла. Вынесем шовинизм за скобки этой тестостероновой мудрости и получим, увы, голую правду. Ты для него то остро необходимая дырочка, то слегка обременительная дурочка, своего рода сумка с кирпичами, к которой его привязывает порядочность или привычка» (стр. 16–17). Но и своим наклонностям Саша Орлова пытается дать объективную оценку: «Я, к сожалению, не лесбиянка. Вернее, не полная лесбиянка. Вернее, как сказал Веничка Ерофеев, полная, но не окончательная» (стр.15).

В первом приближении на этих страницах уже очерчен круг проблем, которые будут обсуждаться в первой части романа «Маски Каракаллы», то есть взаимоотношения мужчин и женщин, независимо от того, в масках они или без оных, в том числе и животрепещущий в наши дни вопрос о свободе выбора пола. Попутно Пелевин коснется ряда проблем современной России, например, семьи. Родители Саши весьма благополучны: у отца, «макаронного короля», вторая семья, у матери тоже, причем отец обеспечивает и свою первую жену и «дает достаточно» на Сашу, чтобы она могла не работать: говоря на языке финансистов — а Пелевину и этот язык доступен — «не актив, а обязательство» (стр. 26). Отец не только выполняет свое «обязательство», но даже инициативно навещает дочь в день тридцатилетия и вручает ей деньги на путешествие, чтобы отвлечь ее от пустых занятий, поскольку ее засосало «в какое-то мелкое болото» — она создает декорации или, например, говорит, что может сшить отцу пальтишко, неотличимое от пальто Чичваркина. И Пелевин мимоходом напоминает эпизод из истории России XXI века: «Приедешь в таком к партийному руководству на блины, а через неделю мирно переедешь с семьей в Лондон». Об уголовном деле против Чичваркина, возбужденном СК, автор умалчивает, вероятно, считая, что это современникам известно, а будущие историки Росси прочитают между строк.

Саша прошла к тридцати годам «метания» по всевозможным духовным практикам — «йогу, трансерфинг, майндфулнес, суфийский танец, дзогчен и что-то еще кратчайшее и окончательнейшее из тибетской давки» (стр. 35) — и констатирует, что она «…действительно, не верит ни во что. Наша духовная подписка подразумевает, конечно, существование вечных истин, но мудро оставляет их в тумане. (…) Я не верю, а подписана вместе со всеми продвинутыми молодыми индивидуумами. На что? На продвинутость. (…) Вот, например, насчет того, что наш мир — это симуляция. Я и правда склоняюсь к такой мысли» (стр. 69).

Видимо, поэтому она — творческая личность — работает над декорациями к балету «Кот Шредингера и бабочка Чжуан-Цзы в зарослях Травы забвения». Для непосвященных: Эрвин Шредингер — физик-теоретик, один их создателей квантовой теории, придумавший мысленный эксперимент с котом в металлическом ящике, в соответствии с которым кот может быть одновременно и живым, и мертвым, аналогично дуализму ядра атома, одновременно распавшемуся и не распавшемуся. Но если физику-теоретику очевидно, что законы микромира нельзя переносить в макромир, то для Пелевина с его необузданной фантазией при бесконечно широком кругозоре законов не существует. Его герои и героини могут перемещаться не только во времени и пространстве, спускаться или подниматься по лестницам, висящим в воздухе, перемещаться без машины времени в древние века, превращаться то в одного, то в другого персонажа из истории древнего мира, танцевать перед божеством и даже… разрушать мир и создавать его заново. Все это неоднократно демонстрируется на страницах романа, причем весьма увлекательно.

Что же касается бабочки Чжуан-Цзы, то китайскому мудрецу приснилось, что это он превратился в нее, а, пробудившись ото сна, мудрец не может решить для себя вопрос, «кто же кому приснился, бабочке мудрец, или мудрецу бабочка?». Ответ на этот вопрос волновал В. Пелевина и в предыдущих романах. Остается только пожалеть, что, придумав столь остроумное сатирическое название, Виктор Олегович не вставил в роман либретто балета. А интересно было бы познакомиться. Может быть, это намек на роман будущего года? Qui vivra verra¹.

Но вернемся к семье Саши. «Макаронный король» считает все размышления о жизни пустым времяпрепровождением: «Жизнь — это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс. А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота. (…) Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить» (стр. 29). Отец твердо стоит на финансово-материалистической основе, а дочь воспринимает мир как симуляцию. Два поколения — опять неистощимая проблема отцов и детей. Неожиданный, кстати, вывод для Пелевина, во многих романах которого герои постоянно размышляют о жизни и ищут истину только в духовном мире. Автор, разоблачавший мало-помалу и христианство, разочаровавшийся в буддизме, возвращается из мира виртуального в мир реальный? Посмотрим, что он сообщит нам дальше, не на следующих страницах, а в романе 2021 года.

Несколько слов об окружении «поумневшей» к «тридцатнику» Саши. Она трезво оценивает своего бойфренда Антошу: «…во время долгой галлюциногенной сессии он произнес замечательную фразу: “Мне вообще не важно, чем заниматься, лишь бы с кровати не вставать..”» (стр. 29). Тем не менее, он чем-то занимается иногда: то пишет музыку, то роман, состоящий из одних газетных заголовков, или переписывает на современный лад сказку про царевну лягушку — правда, у Антоши она не царевна, а просто квакушка. Надо воздать должное Виктору Пелевину-сатирику — издевается он над современными деятелями культуры от души. В лучших традициях постмодернизма от имени Антоши он излагает сказку, назвав ее «Сказкой острова Шикотан»:

Но лягушка отпрыгнет под лавку,

Запылает кострами фэйсбук,

И психолог напишет ей справку,

Что она настрадалась от мук.

И попросит юриста лягушка

Все мое на нее записать,

Потому что я мял ее брюшко,

Регулярно мешая ей спать (стр. 76–77).

Полагаю, что благодаря СМИ прототипы «лягушки» в наши дни общеизвестны, причем не только в Америке, но — увы! — и в России. Трудно не согласиться с Антошей, что он на этот раз создал нечто «вполне гениальное», во всяком случае, как частенько у Пелевина, весьма и весьма остроумное. Более того, Саша позаимствовала у Антоши и манеру письма. Каждый рассказ она заканчивает текстовым эмодзи². Например, приняв требование отца о путешествии «незнамо куда», она резюмирует:

«Эмодзи_привлекательной_блондинки_с_толстым_мешком_золота_
в_руке_презрительно_разглядыващей_небольшой_затасканный_
земной_шар.png» (стр. 84).

В отличие от В. Пелевина художественный редактор романа А. Дурасов не смог передать все многообразие смыслов этого и других многочисленных текстовых эмодзи соответствующими смайлами.

Ориентируясь на всевозможные знаки, посылаемые Саше богами (во время предыдущей поездки на Аруначалу³ ей удалось установить контакт с Шивой), она начинает свое путешествие со Стамбула. Айя-София. Кто бы сомневался! Чтобы Пелевин обошел вниманием решение Эрдогана от 10.07.2020 г. о превращении музея православия в действующую мечеть! Интересно узнать, как он это мог предвидеть, — в это время роман должен был уже печататься в типографии. Тоже Шива послал знак?

Именно в Айя-Софии героиня романа знакомится с русской женщиной Софьей (Со), вышедшей замуж за американца, и ее семьей. Они путешествуют по миру на собственной яхте «Аврора» (АUrora), в названии которой подчеркнут символ золота из таблицы Менделеева. Вот с этой встречи и развивается фантастическо-детективный сюжет, в котором будет все: и знакомство с очередным бойфрендом, Фрэнком, американским историком, пытающимся перевоплотиться в убитого римского императора Каракаллу; и ритуальное убийство Фрэнка; и мистическая история черного камня — создателя мира; и культ Элагабала⁴; и превращение Саши под маской солнца в Вария Авита со сменой пола; и появление Алексея — «шестнадцатого референта по идеологии у кого-то», из-за событий на Украине невыездного никуда, кроме Турции, и заехавшего отдохнуть в Стамбул после конференции по Евразии… В этом красочном информационном калейдоскопе, написанном в лучших традициях детективного жанра, умело переплетены события древнего мира с современностью. Пелевин старается не упустить ни одной детали и дать оценку всему происходящему в мире: история, политика, культура.

«Современная американская культура — это корпоративный хамелеон, для которого не то, что нет ничего святого, для него святым на пятнадцать минут может стать что угодно» (стр. 114). Эти слова произносит американка, дочь Со — Сара. «Вся наша (российская — Т. Л.) история — это такой обгорелый подвал с трупами, геноцид нонстоп, на который время от времени приходит помочиться какой-нибудь маркиз де Кюстин⁵ (…) Россией со времен Орды правят организаторы и бенефициары этих трупоподвалов. И больше всего они хотят с маркизом де Кюстином дружить. (…) даже слово «slave», раб, происходит от латинского «славянин». (…) Мы были неграми до того, как это стало модно — славянские рабы котировались в Западной Европе так же высоко как сегодня русские жены. (…) Современный американский негр (Пелевин не боится быть «неполиткорректным» — Т. Л.».) — это высокопривилегированное существо по сравнению с белым русским» (стр. 313–314).

Алексей цитирует якобы американское определение политкорректности: «… это фашизм, выдающий себя за хорошие манеры» (стр. 316), но думается мне, что это афоризм самого Виктора Олеговича.

Нельзя не подчеркнуть место, выделенное Пелевиным для советника по идеологии — оно шестнадцатое! Еще бы! В 13-й статье Конституции РФ 1993 года прямо говорится: «1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Что же касается поправки к Конституции РФ 2020 года — «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога…», — то нужно констатировать, что таких высот не достигал по сравнению с депутатами Государственной Думы даже взлет фантазии В. О. Пелевина.

Продолжая излагать взгляды Алексея о «банде упырей», которые, по его мнению, как и раньше коммунисты, захватили власть в России, перейдем к глобализму: «Есть примерно настолько же легитимная мировая элита — такие же дебило-упыри, которые неудержимо печатают бабки за кордоном — из десяти авианосных групп и сосут кровь у всей Земли (…) Главный источник мирового зла — корпоративные медиа и Голливуд. Фабрики, формирующие реальность. Там создают миф, в котором мы живем. Так что это не просто главный источник зла — это его единственный легитимный источник на планете. Ни у кого больше нет ни права, ни возможности назначать вещи добром или злом. Это даже важнее, чем печатать доллары» (стр. 319). Ни у кого? Неужели?! Вот у Виктора Олеговича Пелевина это право есть, за что его произведения всегда так интересно и так полезно читать, даже несмотря на его стремление превзойти Д. Быкова по объему этого романа.

Не забывает В. Пелевин в продолжение своего романа «Generation "П"» упомянуть и о поколении «милленипутов»: «Те, кто вырос, повзрослел и начал увядать при Путине» (стр. 321). Вот, например Антоша в романе из газетных заголовков с названием «Не кличь судьбину» так предвидит судьбу нашей страны: «Россия будет слабеть, блуждая в аравийских песках и европейских трибуналах, начнется кризис, а потом некая партия, первоначально организованная властями для политической клоунады (курсив мой — Т. Л.), сметет тирана со всей его кликой (имеются в виду сетевые опричники) и начнется золотой русский век». С наличием партии «политической клоунады» трудно не согласиться — боюсь, что она не единственная, — а вот что касается такого золотого века, то это, разумеется, утопия Антоши, увы!

2.

Вторая часть романа — «Solinvictus» — дала название и всему роману «Непобедимое солнце». После ритуального убийства Фрэнка, повторившего несколько веков спустя судьбу Каракаллы, Со и ее муж Тим, на яхте которых и находится похищенный ими магический черный камень, именно на Сашу возлагают задачу найти солтатора (soltator), который через танец должен войти в контакт с этим камнем и… Какие же цели ставит перед собой чета — интеллектуальная русская Со и разбогатевший американец Тим, — скрывающая на яхте похищенный магический черный камень и скрывающаяся под видом праздных богачей от исламистских преследователей, путешествующая по миру на яхте в сопровождении марихуанового аромата? Не намек ли это на «Союз — Аполлон» прошлого века? Или — две самые мощные ядерные державы объединились, чтобы… Впрочем, об этом пусть поразмышляет читатель, выяснив цели этой пары, статуи которых появляются у магического камня. А вот modus vivendi семьи и взгляды их окружения, несомненно, заслуживают внимания.

Во-первых, читатель узнает, что весьма продвинутые дети Со и Тима — это на самом деле не их дети, а охрана камня, а изменяющиеся их гости — это тоже замаскированные наемные охранники, спектр которых весьма широк. В салоне Со появляется первая в Америке архатка Кендра, «бодрая загорелая старушка с бильярдно выбритой головой и аккуратно подстриженной бородкой», и следует разъяснение, что «…перед общением с персоной неопределенного гендера в woke⁶-кругах принято узнавать их персональные местоимения». И надо отдать должное остроумию Пелевина при описании внешности Кендры: «(…) так мог бы выглядеть вставший на трансгендерный путь Троцкий» (стр. 397).

Обсуждается в салоне Со и вечная тема любви. Мезогин американец Винс считает, что красивые женщины — это всегда «циничные стервы». Саша встает на защиту женщин: «…востребованная красивая самка ведет себя с осаждающими ее самцами цинично и равнодушно именно потому, что она понимает свою роль в мужском мире. Она нужна только как утолитель похоти. (…) Еще научную базу подводят — мол, гормонально обусловленная женская стервозность. Извините, нет. Это гормонально обусловленная женская женственность». Со взглядами Саши соглашается даже Кендра: «Я только на женских гормонах поняла, какие мужики козлы и сволочи. Хотя уже много лет к этому времени была архатом» (стр. 419). Какой все-таки молодец Пелевин! Как глубоко он чувствует нежную женскую душу, вынося приговор так называемому сильному полу. Но, даже став архатом, Кендра интересуется политикой. В ответ на оригинальный подарок, сделанный ей Сашей (резиновый член и наручники), она присылает ей в письме карикатуру — Путин и Эрдоган обнимаются, но за спиной каждый держит по ножу. Да, Виктору Олеговичу проницательности не занимать!

Впрочем, и Саша хорошо понимает суть мировоззрений американцев: «…в современном прогрессивном американце русофобия — это одна из биологических жидкостей. Даже если он воук и трансгендер. Особенно если он воук и трансгендер, кстати. Потому что всем этим корпоративным анархистам и имперским сварщикам много лет объясняют по Си-эн-эн, что их фашизм — это не их фашизм, а коварно заброшенный к ним русский, а сами они белые и пушистые драг-квинз⁷» (стр. 611). О русофобии во всем окружающем мире нам, русским, приходится видеть и слышать по всем теле- и радиоканалам не то что ежедневно, а практически поминутно; хорошо, что поумневшая к тридцати годам Саша это понимает.

Из уст юного канадского еврея Левы из свиты Кендры, «нераскаянного тайного трамписта», читатель узнает и определение двоемыслия (Лева, оказывается, читал роман Дж. Оруэлла «1984»!) — небинарного мышления, и «политику идентичностей» в современной Америке: «Западная культура универсальна и обслуживает все человеческие потребности. Она порождает и карательные операции с дронов, и протест по их поводу. (…) Но самое трогательное, что бывает — это колониальная интеллигенция, внедряющая ритуалы и заклинания левых американских активистов среди работающих за доллары туземцев — и называющая это борьбой за прогресс…» И затем: «У цветных свои интересы, у геев и лесби свои, и так далее. Считается, это как бы что-то левое и прогрессивное, потому что черные, ЛГБТ, Демократическая партия. На самом деле это просто способ ввести в Америке кастовую систему — как в Древней Индии. Разделяй и властвуй. (…) Ты можешь не понимать, кто ты. Твоя подлинная идентичность известна только ребятам из Гугла. Ну, еще из Агентства национальной безопасности» (стр. 427-428). Как говорится, не в бровь, а в глаз — просто, открыто, популярно и, главное, — доступно для понимания широким народным массам. А вот ответ на вопрос, только ли в США этакое двоемыслие, — увы! — не только прозрачен, но скорее однозначен.

Не может Пелевин не поиздеваться и над животрепещущей проблемой — «какой лучше», — поскольку встреча с обрезанным Левой была первой в жизни Саши и давала теперь ей право принять участие в «Великом Транскультурном Дебате» (стр. 429). Не обходит вниманием В. Пелевин и последний остаток революционного духа — Кубу, где героиня встречается с лесбиянкой Наоми, которой (кстати, шлюхе) предназначено быть солтатором и решить извечный спор между Со и Тимом (читай — Софией и Христом) о том, что же все-таки сделать с миром — разрушить его или… Прочтите сами эти любопытные страницы в жанре хоррор. Только не пугайтесь: В. Пелевин со свойственным ему саркастическим видением мира все-таки не позволит читателю дрожать от страха на последних страницах романа, а заставит его улыбнуться, иронически закончив роман хэппи-эндом.

При этом Пелевин верен себе в неискоренимой любви к женщине: «Потому что Непобедимое Солнце нашего мира — вовсе не какой-то черный камень, который то ли был, то ли нет. Это женщина. (…) Мы все спасаем ваш мир. Спасаем его каждый день…» (стр. 699–700).

Вот только следующее утверждение настораживает: «И если время от времени мы начинаем светить не озверевшему патриархату, мы имеем на это полное и неоспоримое право». Виктор Олегович! Кто это «мы»? У вас действительно такие широкие взгляды? Или вы просто…

Под занавес — неизбывный вопрос о конце света:

«Существует, например, христианская легенда про Армагеддон, последнюю битву где-то на Ближнем Востоке. А у Путина есть духовник — и черт знает, что попы ему нашептывают. Хочется надеяться, что у них там нормальный бизнес — ну а вдруг они правда в бога верят? (Мои аплодисменты Виктору Олеговичу — Т. Л.) (…) Нам ведь всего не говорят. Только иногда намекают, что мы, значит, будем мучениками, а партнеры просто так подохнут. Дедушка старый. Ему все равно. И не в одном дедушке дело. Свои тараканы у турков, свои у американских евангелистов — они ведь тоже Израиль поддерживают не потому, что евреев любят, а потому, что у них в священной документации что-то такое сказано… А уж какие у евреев тараканы после двадцатого века, даже говорить не надо.

Как можно вообще подпускать к ядерной кнопке последователей авраамических религий, которые возлюбили Господа и в рай хотят?» (стр. 611-612).

Трудно не согласиться с автором относительно адептов авраамических религий: нельзя их подпускать к ядерной кнопке. А если это буддизм, синтоизм и т. д., тогда можно? Вопрос спорный.